Тьма между нами - Маррс Джон - Страница 34

— Ты когда-нибудь любила папу? — спросила я.

— Возможно, по-своему. Хотя вряд ли знала его по-настоящему. Его интересовали только тотализаторы и другие женщины, а не семья. Не таких родителей вы заслужили…

Мама вздохнула и взяла нас за руки. Это было неожиданно. Я чувствовала, как сквозь ее ледяную кожу проступают узловатые вены.

— Учитесь на моих ошибках, девочки. Тебе повезло с Винсентом, Дженнифер. Живите счастливо. Мэгги, я искренне верю, что Алистер всегда будет поддерживать тебя. Он не подведет. И даст тебе все, чего ты не получила от нас с отцом.

Спустя несколько лет я узнала, что, помимо всего прочего, мама еще и совершенно не разбиралась в людях…

После того как ей поставили диагноз, она прожила всего четыре месяца. Если б обратилась к врачу сразу, как только обнаружила уплотнение в груди, лечение могло бы помочь. Но она промолчала, надеясь, что все само рассосется, и стесняясь идти в больницу. В ее поколении к раку относились как к непристойной болезни. Поэтому когда она наконец обратилась за помощью, было уже поздно.

Сегодня утром я тоже обнаружила у себя в груди шишку.

И очень испугалась: я видела, на что способна эта болезнь. От нее умерла не только моя мама, но и бабушка с тетей. Так что шансов выжить у меня практически нет. Мама была пленницей собственных предрассудков, я оказалась пленницей родной дочери.

Положение безвыходное. Между нами только-только наметилось потепление. Сколько оно продлится, трудно загадывать, но я пока не готова к новым конфронтациям. Новость про опухоль все усложнит. Хотя кто знает, как повернется жизнь: может, семейное проклятие неожиданно станет мои билетом на волю…

В течение всего ужина Мэгги действует мне на нервы. Не своими выходками — нет, сегодня она выбрала другую тактику. Она молчит, и это дико раздражает. В прошлый раз такое поведение закончилось пинком мне в лицо и… другими неприятностями. Правда, весь ход событий я не помню. Однако надеялась, что Мэгги сделала выводы и не станет повторять своих ошибок. Видимо, напрасно…

Она молчит и безучастно смотрит в стену. Я бросаю на нее взгляд. В проигрывателе снова крутится альбом хитов ABBA — он даже меня уже порядком бесит. Поначалу я запускала его, чтобы помучить Мэгги, потому что эти мелодии напоминают ей об отце (как и мне), а она ненавидит все, что с ним связано. Теперь, по прошествии двух лет, навязшие в зубах мелодии раздражают нас обеих.

Мне нужно узнать, что у нее на уме, ради собственной безопасности. Вдруг замечаю — забыв на секунду об осторожности, — как сильно она постарела за последнее время. Волосы и брови стали совсем седыми, а кремовый джемпер свисает с костлявых плеч, как простыня, делая ее похожей на мультяшного призрака. На мгновение я представляю себя Брюсом Уиллисом из «Шестого чувства», который ужинает со своей мертвой женой. А вдруг я окончательно сошла с ума, и она — лишь плод моего воображения? И даже спросить не у кого, так это или нет…

Я почти разделалась со своей порцией, а ее ужин остается нетронутым: Мэгги раскладывает бефстроганов и грибы по тарелке, словно фишки на рулеточном столе в казино. Когда ее вилка звякает о фарфор, мы обе вздрагиваем с непривычки: я больше не ставлю ей пластиковую посуду. Своеобразный символ молчаливого перемирия.

— С едой все в порядке? — многозначительно спрашиваю я, чтобы заполнить гнетущую пустоту.

— Да, все чудесно, — говорит она и одаривает меня своей фирменной улыбкой, делая вид, будто все хорошо, хотя на деле летит к чертям. Точно так же она улыбалась, когда исчез отец, — вроде как извиняясь и одновременно пытаясь скрыть что-то фатальное.

— Я купила свежий фарш вместо замороженного и сама приготовила соус, — продолжаю я. — Рецепт взяла из книги Джейми Оливера[22].

— Да, вкусно, — откликается Мэгги с той же кривоватой улыбкой.

Это последняя капля. Я кладу столовые приборы на тарелку и промокаю уголки рта салфеткой.

— Что случилось? Я же вижу, ты чем-то обеспокоена.

— Нет. Ничего подобного, — отвечает она, но в глаза не смотрит.

— Мам, — продолжаю я и тут же поправляюсь: — Мэгги. Давай не будем притворяться. Я не идиотка.

Она делает глубокий вдох и отодвигает тарелку.

— Нашла у себя уплотнение в груди.

— Уплотнение, — повторяю я озадаченно и пытаюсь понять по ее лицу, не врет ли она.

— Да. В левой.

— Большое?

— С горошину.

— Когда?

— Несколько дней назад.

— Почему сразу не сказала?

— Не хотела беспокоить.

Верить ей на слово не могу. Есть только один способ узнать наверняка.

— Покажи!

По-моему, она расстроена тем, что я не верю, но отступать я не собираюсь, как истинный диктатор. Мэгги стаскивает джемпер и остается сидеть с обнаженной грудью. Такой беззащитной я ее еще никогда не видела.

— Где? — спрашиваю я, подходя к ней ближе и протягивая руку.

Она показывает, и я сразу ощущаю уплотнение между большим и указательным пальцами.

— Черт, — вырывается у меня.

— Можно одеться?

Киваю и возвращаюсь на место. Мы обе молчим. Меня одолевает беспокойство, причем самое эгоистичное. Эта новость поставила меня в крайне затруднительное положение. Мой план заключался в том, чтобы держать Мэгги наверху либо двадцать один год, либо до самой смерти, в зависимости от того, какой срок выйдет раньше. Учитывая ее возраст, более вероятен второй исход, однако я никогда не думала, что он наступит так рано. И это застает меня врасплох.

Неожиданно чувствую укол совести: а вдруг ее болезнь — моя вина? Постоянный стресс из-за заключения вполне мог спровоцировать рак. Я тут же одергиваю себя: нет, маловероятно; от этой болезни умерло как минимум три поколения женщин в ее семье. Вот почему Мэгги с раннего возраста приучила меня регулярно проверяться. И, осознавая риск, я никогда не пропускаю маммографию. Но, собственно говоря, с чего я вообще предполагаю самое худшее? Фурункул, киста… уплотнения бывают не только при раке.

Хотя на деле истинная его сущность не имеет никакого значения. Уплотнение есть, оно реально, и я не знаю, что делать. Мне хочется связаться с Бобби, поделиться с ним, посоветоваться, но я даже этого не могу. Если открыть эту банку с червями, закрыть ее уже не получится. Да и вряд ли он поймет, почему я так поступила с матерью. К тому же нечестно делать его соучастником. Мэгги и так причинила ему достаточно зла.

Два года назад

В кафе играет ирландская музыка, тягучий дуэт флейты и скрипки. Я сижу одна за столиком и в тысячный раз перечитываю переписку с Бобби, словно надеясь разглядеть там скрытый смысл.

«Потому что ты моя сестра», — написал он. Найти альтернативное толкование этой фразы при всем желании невозможно.

Кладу телефон на стол экраном вниз и пытаюсь отвлечься. Планировка и сад остались прежними, а вот оформление, насколько я могу вспомнить, изменилось. Как-то раз мы приезжали сюда с Джоном; тогда здесь был модный рок-клуб, а не аляповатый ирландский паб, где даже «Гиннесс», который так усердно рекламируют, ненастоящий.

До встречи еще пятнадцать минут, а я уже места себе не нахожу от волнения. Делаю глоток лимонада и жалею, что не взяла чего-то покрепче, чтобы немного расслабиться. Нужно быть начеку.

«Потому что ты моя сестра».

От этих слов кружится голова. Переворачиваю телефон и вспоминаю свой ответ.

«Я — единственный ребенок».

«Отнюдь», — ответил Бобби.

«Послушай, я не знаю, что за игру ты затеял, но мне она не нравится».

«У меня есть доказательства. И я готов их предъявить… Пожалуйста, давай встретимся. Хочешь, приеду к тебе? Если и после этого не поверишь, я больше не потревожу».

В конце концов я согласилась.

«Встретимся завтра после работы», — и отправила ему адрес паба в центре города.