Проклятый Лекарь. Том 2 (СИ) - Молотов Виктор - Страница 33

Я выглянул в коридор, оценивая оставшуюся очередь. И тут же её увидел. В дальнем конце, на широкой банкетке, восседала тучная женщина в ярком, цветастом платье, похожая на расписной самовар.

Она обмахивалась веером, как императрица, и голос её гремел на весь коридор, перечисляя свои многочисленные недуги так, словно это были боевые награды.

Идеально. Она была не просто пациенткой. Она была оружием.

— Волков, — обратился я к нему с самой невинной и дружелюбной улыбкой. — Кажется, твоя очередь принимать. Работаем же в паре, как велел главврач.

— Что? — он дёрнулся, отрываясь от своего блокнота. — Но я же наблюдаю… я учусь…

— Следующий! — крикнул я в коридор, не давая ему опомниться, и указал прямо на Волкова. — Этот доктор вас примет.

Женщина в цветастом платье величественно поплыла к нашему кабинету.

Как только она зашла и, не дав Волкову вставить ни слова, начала красочно описывать свои двадцать семь различных недугов, начиная от «ломоты в мизинце левой ноги» и заканчивая «мигренью от дурных мыслей», я выскользнул в коридор.

— Внимание! — объявил я оставшимся страждущим громко и торжественно, как глашатай. — Доктор Волков — специалист по самым сложным, редким и запутанным случаям! Все, у кого действительно серьёзные и непонятные проблемы — к нему!

Очередь, уставшая от долгого ожидания у соседних кабинетов, радостно зашевелилась и, как единый организм, устремилась к двери кабинета номер три. Это было похоже на то, как стая голодных пираний бросается на кусок свежего мяса.

Я стоял в стороне и с глубоким, искренним наслаждением наблюдал, как волна страждущих захлёстывает кабинет, в котором заперся мой надзиратель.

Волков оказался в ловушке. Он не мог отказаться — приказ Морозова о «совместной работе» связывал его по рукам и ногам. Он не мог работать эффективно — поток сложных, скандальных и ипохондрических пациентов просто парализовал бы и более опытного врача.

Он хотел быть моей тенью? Что ж, теперь ему придётся немного поработать на благо пациентов.

Избавившись от Волкова, я первым делом достал планшет. Нужно было проверить свой самый «горячий» и рискованный актив — графа Акропольского.

Я открыл его электронную карту. Данные подтвердили мои опасения: «Статус: состояние тяжёлое, стабильное. Психомоторное возбуждение купировано. Находится в медикаментозной седации на фоне проводимой пульс-терапии. Сознание угнетено до уровня сопора. На внешние раздражители реагирует слабо».

Я на мгновение представил себе этот момент. Его разум, затуманенный психозом, всё сильнее проясняется.

Ужас от содеянного, шок от осознания своей болезни, благодарность за спасение из пучины безумия… Все эти эмоции, сконцентрированные в одном мощном всплеске, хлынули бы в мой Сосуд.

И это было бы катастрофой.

Сейчас мой Сосуд был заполнен на восемьдесят три процента.

Стабильный, комфортный, почти идеальный уровень. Благодарность Акропольского и его семьи легко добавила бы недостающие пятнадцать, а то и все двадцать процентов, снова заполнив его до краёв. Хоть и объём Сосуда увеличился в два раза, измерял я его содержимое всё ещё от одного до ста процентов.

И тогда всё началось бы сначала. Переполнение. Неконтролируемый выброс энергии.

Необходимость срочно «сбрасывать» излишки. Я снова стал бы уязвимым, загнанным в угол собственным проклятием.

Нет.

Акропольский был моим «золотым запасом», моим стратегическим резервом. Использовать его сейчас, чтобы просто долить бак до полного, было бы верхом расточительности.

Я мысленно пометил дело Акропольского как «высокодоходный, но высоковолатильный актив». Требовалось дождаться стабилизации. Этот фрукт должен был созревать медленно.

Пришлось переключиться на более предсказуемую инвестицию.

Палата Воронцовой встретила меня солнцем и улыбкой. После операции, которую провели хирурги, она восстанавливалась на удивление быстро. Она выглядела посвежевшей, в глазах появился здоровый блеск. Болезнь ушла, оставив после себя лишь лёгкую усталость.

— Доктор Пирогов! Как хорошо, что вы зашли. Чувствую себя прекрасно, почти как новенькая.

Я действовал как мастер, проверяющий свою работу. Осмотрел швы — заживали чисто, без малейших признаков воспаления. Дренаж можно будет убрать уже завтра. Но хирурги и без меня это отлично знают.

Её благодарность была иной.

Не взрыв, а ровный, тёплый поток. Не спекулятивный скачок, а стабильные дивиденды с надёжной инвестиции. Сосуд принял эту энергию с тихим, довольным гулом, пополнившись ещё на несколько процентов.

Теперь он заполнен на восемьдесят шесть процентов. И это была последняя благодарность от Воронцовой. Приятно.

Я закончил осмотр и уже собирался уходить, когда Воронцова меня остановила.

— Доктор, ещё одна минутку, простите, — сказала она немного виновато. — Мне тут звонила Лиза Золотова. Она снова легла в вашу клинику, в неврологию. У неё опять… приступ её ужасной мигрени. Она умоляла меня попросить вас заглянуть к ней, как только у вас будет время. Говорит, вы единственный врач, который по-настоящему её понимает.

Золотова. Ну конечно. Имя всплыло в памяти мгновенно. Моя первая по-настоящему богатая пациентка в этой клинике. Ходячая энциклопедия мнимых болезней.

Женщина, у которой болело всё, от кончиков волос до ногтей на ногах, но анализы при этом были как у имперского гвардейца.

— Я передам ей, что вы зайдёте? — с надеждой спросила Воронцова.

— Конечно, Марина Вячеславовна. Непременно загляну, как только закончу обход, — заверил я её с самой профессиональной улыбкой.

Работа лекаря империи, похоже, никогда не заканчивается. Придётся навестить старую знакомую и выслушать очередную лекцию о её уникальной, неповторимой и, разумеется, смертельной мигрени.

С точки зрения Живы, она была абсолютно низкодоходным активом. Её благодарность всегда была поверхностной, смешанной с капризами и новыми жалобами.

Но с точки зрения социального капитала… она была золотой жилой. Её муж был вхож в самые высокие кабинеты Империи. Поддерживать с ней хорошие отношения было не вопросом медицины, а вопросом политики. Ещё один щит, ещё одна фигура на моей доске.

Палата люкс в неврологическом отделении встретила меня запахом дорогих французских духов, отчаянно пытающихся перебить стерильный запах антисептика.

На столике у окна стоял букет роз размером с небольшое дерево, а на прикроватной тумбочке — не стакан с водой, а бутылка дорогой минералки из альпийских источников.

Золотова полулежала на кровати, обложенная подушками, как императрица на троне. Рядом с ней в кресле сидел мужчина лет пятидесяти — подтянутый, с умными, цепкими глазами и в костюме, который стоил больше, чем годовая зарплата ординатора в государственной клинике.

— Доктор Пирогов! Наконец-то! — защебетала Золотова, всплеснув руками. — Николай, милый, это тот самый чудо-доктор, о котором я тебе все уши прожужжала!

Мужчина встал и протянул мне руку.

— Николай Золотов. Очень приятно. Много слышал о вас от супруги. Говорит, вы единственный, кто по-настоящему понял её сложные недуги.

Рукопожатие было крепким, уверенным — рукопожатие человека, привыкшего заключать сделки, а не желать здоровья.

Его взгляд был не дружелюбным, а оценивающим.

Наконец-то. Разумное существо в этом царстве ипохондрии. Он не верил в «чудо-доктора». Он оценивал нового человека, в которого эмоционально верила его жена. В его глазах я был не целителем, а… новой дорогой игрушкой, которую следовало проверить на прочность.

— Интересно будет познакомиться с вами поближе, — добавил он, и это была не светская любезность, а приглашение к будущему, возможно, деловому разговору. — Но, к сожалению, сейчас я должен спешить на заседание правления. До свидания, доктор.

Он коротко поцеловал жену в лоб и вышел, оставив меня наедине с её «недугами».

Не успела за ним закрыться дверь, как Золотова начала свой спектакль. Она драматически закатывала глаза, прикладывала руку ко лбу и щебетала о своих новых, уникальных симптомах.