Проклятый Лекарь. Том 2 (СИ) - Молотов Виктор - Страница 18

— Проблема в деталях, Пирогов. Всегда в деталях. Посмотрите внимательнее.

Я подошёл ближе.

И тут я увидел. Увидел то, на что не обратил внимания в кабинете МРТ. Уродливые, похожие на щупальца отростки, которые уходили от основного, чётко очерченного тела опухоли в сторону… в кавернозный синус.

Дьявольское сплетение артерий и нервов.

Внутренняя сонная артерия, несущая кровь к мозгу.

Глазодвигательный, отводящий, блоковый нервы — всё то, что управляло движением глаз. Одно неверное движение скальпеля в этой зоне, один задетый сосуд — и мозг графа превратится в кровавую кашу.

Сомов был прав. Это была не просто операция. Это была попытка разминировать бомбу с часовым механизмом, которая уже вросла в стенки порохового склада.

— Но в «Белом Покрове» есть нейрохирурги, — возразил я.

— Есть, — кивнул Сомов. — Хорошие хирурги. Для стандартных операций. Они могут удалить грыжу или клипировать аневризму. Но это? — он покачал головой. — Одно неверное движение — и граф либо умрёт от кровотечения прямо на столе, либо навсегда останется «овощем» с парализованными глазами. Наши на такое не возьмутся. Никто не поставит на кон свою лицензию и свободу.

— Тогда нужно искать того, кто возьмётся. В Империи должны быть такие специалисты.

— Такой человек есть, — Сомов откинулся в кресле, его взгляд был устремлён в потолок. — Один. Профессор Абросимов. Лучший нейрохирург страны, возможно, и всей Европы. Он оперирует то, за что другие не берутся в принципе. Его называют «золотыми руками Империи». Только он сможет провести такую операцию.

Надежда, яркая и острая, на мгновение пронзила пелену безнадёжности.

— Так в чём проблема? — развел руками я. — Деньги? Связи? Граф Ливенталь оплатит любой счёт, он подключит все свои ресурсы, чтобы попасть к нему!

Сомов поджал губы.

— Я уже связался с ним, Пирогов. Пока вы отвозили графа, я позвонил его личному ассистенту. Знаете, что мне ответили? Запись на плановые операции к Абросимову — на полгода вперёд. На экстренные — живая очередь из пациентов.

— Но это же граф Ливенталь, — нахмурился я. — Нужно найти «окно»!

— Нужно, — кивнул Сомов. — Его ассистент, сжалившись, сказал, что самое раннее «окно», если кто-то умрёт или откажется от операции в последний момент, может появиться через три недели. Но скорее всего — через месяц.

— Не подходит, — мотнул головой я. — К тому времени Ливенталь умрет.

— Вы правы, — кивнул мне Сомов. — Через две недели нам уже некого будет оперировать. Судя по скорости компрессии зрительных нервов и той нестабильности сердечного ритма, которую даёт тиреотоксикоз, граф просто не доживёт до этого «окна».

Слова повисли в воздухе.

Я нашёл его болезнь, дал ей имя, увидел её насквозь. Держал в руках карту спасения графа, но все дороги на ней вели в пропасть.

Проклятье, которое заставляло меня спасать жизни, издевательски смеялось мне в лицо. Оно дало мне знание, но отняло возможность. Изощрённая в своей жестокости ирония. Впрочем, как и всегда.

Нет.

Я смотрел на поникшего Сомова, на светящийся снимок, на свой собственный поставленный диагноз.

НЕТ.

Обречён — это слово для смертных. А я не из их числа. Должен быть выход. Всегда есть выход.

Нужно просто перестать играть по их правилам.

Идея пришла не как результат логических построений. Она вспыхнула в сознании, как молния в грозу — ослепительная, дерзкая и абсолютно безумная. План, который нарушал все мыслимые правила, этические нормы и, возможно, законы. План, который мог сработать.

Если очередь к хирургу нельзя обойти, значит, нужно сделать так, чтобы хирург сам пришёл к нам. Но как заставить легенду медицины обратить внимание на рядового, пусть и очень богатого пациента?

Есть несколько способов.

— Я что-нибудь придумаю, — сказал я, поднимаясь со стула. Мой голос прозвучал ровно и спокойно, контрастируя с тяжёлой атмосферой безнадёжности, царившей в кабинете.

Сомов удивлённо приподнял бровь, отрывая взгляд от снимков.

— Придумаете? Пирогов, это не та ситуация, где можно что-то «придумать». Это не очередь в булочную, которую можно обойти с чёрного хода! Это стена! Вы не можете «придумать», как её обойти! Абросимов — единственный шанс графа.

— Именно поэтому я и собираюсь действовать, — ответил я, направляясь к двери. — Дайте мне время.

Я вышел из кабинета, оставляя Сомова наедине с его безнадёжностью. Он будет пытаться действовать по правилам, звонить, просить, умолять. Пустая трата времени. Я же пойду другим путём.

У каждого человека, даже у легенды, есть слабое место. Ахиллесова пята. И ключ к сердцу великого хирурга — это не деньги и не мольбы. Ключ к его сердцу — это его призраки.

Я развернулся и, не теряя ни минуты, направился обратно в палату к Ливенталю. Разговор с Сомовым закончился. Теперь начиналась моя игра, и первый ход в ней был за графом.

Граф Ливенталь встретил меня мрачным, тяжёлым взглядом человека, который уже смирился с участью, ожидая приговора. Он сидел в кровати, но поза его была не властной, а сдавленной и поникшей. Король на эшафоте.

— Ну что, доктор? — его голос был хриплым. — Каков вердикт?

Я молча присел на стул рядом с его кроватью, создавая официальную, почти протокольную дистанцию.

— Вам нужна операция. Срочная, — начал я, излагая факты без сочувствия. — Есть только один хирург в этой Империи, способный её провести с приемлемым шансом на успех. Легенда нейрохирургии, профессор Абросимов.

В глазах графа на мгновение вспыхнула надежда.

— Но есть проблема, — продолжил я, тут же гася этот огонёк. — У профессора Абросимова запись на плановые операции расписана на полгода вперёд. А экстренные случаи он берёт в порядке живой очереди. И эта очередь состоит из людей, которым нужна помощь в ближайшие часы, а не недели. Ближайшее «окно» — через месяц. А у вас в запасе — всего две недели.

— Месяц? — граф побледнел, его губы дрогнули. — Вы хотите сказать, мне нужно ждать месяц? Но вы же говорили…

— Что, по моим прогнозам, у нас есть максимум две недели, — закончил я за него, холодно и неотвратимо, как тиканье часов. — Именно так.

Ливенталь откинулся на подушки и закрыл глаза. Из его груди вырвался звук, похожий на горький, беззвучный смех.

— Меня кто-то проклял. Точно вам говорю. Иначе как это объяснить? Сначала дочь сбежала, потом эта опухоль, теперь это… Словно сама судьба ополчилась против меня.

Да что ты знаешь о настоящих проклятьях?

Для него это просто фигура речи, красивое слово для описания полосы неудач. Для меня же — ежедневная, физическая реальность, выжигающая мой сосуд изнутри.

Он жалуется на судьбу. Я же научился ломать её через колено.

— Всё дело в нервах, ваше сиятельство, — сказал я вслух единственную правду, которую он был способен сейчас воспринять. — Стресс запускает в организме каскад разрушительных реакций. Одна проблема тянет за собой другую.

— К чёрту нервы! — граф резко сел в кресле, его глаза вспыхнули яростью. Это была агония его старого «я», привыкшего решать проблемы силой. — Я не буду ждать! Я прикажу своим людям найти этого Абросимова! Его привезут сюда! Сегодня же! Пусть в кандалах, под дулом пистолета, но он, клянусь всеми богами, сделает эту операцию!

Я оставался абсолютно спокойным. Моё ледяное самообладание на фоне его ярости было лучшей демонстрацией силы.

— Что за варварские методы, ваше сиятельство? — я покачал головой. — Вы мыслите как полководец на поле боя, но здесь — больница. Представьте на секунду: руки хирурга, которого только что унизили, избили и притащили силой. Руки, которые держат скальпель в миллиметре от вашей сонной артерии. Вы действительно хотите, чтобы в этот момент они дрогнули от злости? Или от страха? Одна случайная ошибка, один неверный надрез — и меня можно будет поздравить с открытием собственного кладбища. Уверен, ваши наследники не будут этому счастливы.