Кто такая Марта (СИ) - Началова Екатерина - Страница 47

— Где? — изменившимся голосом хриплю я. — ГДЕ?

— Давай присядем, девочка…

Старый маг бесконечно долго идет к скамейке, бесконечно долго садится на нее, медленно опускает руки на колени… Когда он начинает говорить, мне кажется, что часть волос у меня поседела от предчувствия катастрофы. Чуть пошатываясь, я стою, еще цепляясь за ускользающую надежду.

— Рейтор… — Кирел начинает говорить, периодически покусывая бледные губы. — С ним должно быть все хорошо. Он же вышел на несколько дней позже тебя… Значит и вернется позже.

— А Сокур?!

Кирел снова молчит.

— А СОКУР?! — громче повторяю вопрос, отчаянно жду ответа, но его нет.

Страх продирает меня насквозь.

— Его нет, — наконец, говорит Кирел.

— Как… нет?

Липкий пот как холодная жаба на затылке.

— Это произошло давно, Марта… — Кирел, наконец, поднимает на меня глаза. — Тогда был тысяча четыреста тридцать восьмой год… А сейчас… Тысяча пятьсот семьдесят…

— Нет! — вскрикиваю я. — Я не хочу это слышать. Не хочу это слышать и не желаю понимать!

Кричу на самого великого мага королевства, совсем не сдерживаясь. Вижу, как он клонит голову с редкими волосами, и от этого гнев только растет. Сжимаю кулаки. Я хочу убить его, растерзать. Гнев и страх ложатся в руки бордово-красным.

— Такого не должно быть! Не может! Перенеси его сюда!

Я даже не фиксирую, как в руке появляется искра, которая преобразуется в крупное огненное ядро. Оно злое, сильное, но послушное. Оно только ждет, чтобы его толкнули в цель. Мне неимоверно этого хочется.

— Ты можешь! Ты ведь можешь! — не помня себя, угрожаю. — И не ври, что не в силах! Ты все можешь!

— Ты так похожа на мать… — Кирел грустно улыбается.

— Леди Марта! Вы в своем уме?! — за спиной раздается визгливый вопль магистра Араринта. Я оглядываюсь, вижу, как вздымаются вверх широкие рукава белой мантии.

— Не вмешивайтесь, магистр, — твердо произносит Кирел и едва заметно поводит рукой. Магистр тут же исчезает или куда-то переносится, не знаю. Кирел стискивает собственные колени.

— Сконцентрируйся на формировании энергии в форму. После думай о направлении. А затем — рее гат, — подсказывает он. — Или ниа нот.

Я несколько секунд борюсь с собой, с желанием скомандовать «рее гат» и послать ядро в Кирела. А он смотрит на меня без страха, совсем без страха, только с нескончаемой нежностью. Руки слабеют, губы предательски дрожат…

— Ниа нот… — всхлипываю.

Ядро послушно сворачивается, возвращаясь в пальцы. Я стою, потрясенно глядя на собственные руки.

Так вот оно, каково иметь прямые нити? Так просто?

…такова цена?

Слезы неконтролируемо струятся по щекам. Горячие ручейки падают на грудь и впитываются в ткань платья. Оно темно-синее, следы незаметны…

Маг смотрит на меня с печалью.

— Ты так добра, девочка… Мне жаль… — голос Кирела так же тих и сочится сожалением. — Клянусь… Это не моя воля. И клянусь, что не могу перенести его сюда. Сокур остался на своем месте. Там, где и должен был остаться.

От сожаления Кирела не легче. Я отчаянно оглядываюсь вокруг. Ворота сада блестят, перстень тоже блестит в руке, солнце щедро светит золотом на небе, его лучи сияют со всех деревьев. Только Сокура нет. Его золотисто-рыжих глаз нет, улыбки нет… Кажется, нет совсем давно, ведь прошло… Сколько? Сто сорок лет…

Медные кудри были под моими пальцами только сегодня, его глаза сверкали передо мной только сегодня, он держал меня за руку мгновение назад.

Сто сорок лет?

Давай поговорим после озера?

Я падаю на колени, закрываю лицо руками и сжимаюсь в комок. Мне больно, так больно…

— Сок…

Глава 47. Дом

Несколько месяцев назад папа создал для меня прямой портал из школы домой. Портал не выглядит эффектным — это лишь квадратная каменная плита у дальней стены холла, одна из многих. Единственное, уголок плиты чуть треснут и, если приглядеться, можно заметить, что рисунок каменных жил подернут рябью. Стоит ступить на плиту обеими ногами, как я оказываюсь на крыльце дома. Кирел проводил меня до портала. Больше мы не говорили. Точнее, я молчала. А Кирел беспрерывно говорил, что все будет хорошо, что мне обязательно будет легче, стоит только пережить первое время. Мне кажется, что случилось нечто настолько непоправимое, что легче уже не будет.

Дом у нас большой, с красной крышей и таким широким крыльцом, что, если нам всем выстроиться вместе, то мы сможем без помех пройти в двери. С виду дом не выглядит богатым, но зато уютный и теплый. Мама выросла в аскетичных условиях, не любит нарочитой роскоши, зато ценит простор. Я вступаю на крыльцо, дергаю за кольцо металлическую ручку с головой быка, открываю одну из створок тяжелой двери и крадусь по дому как непрошенная гостья. Все знакомо, каждая мелочь известна, но кажется почему-то не такой, как раньше: иной.

Никто меня не искал, ведь я не пропадала. Верховный маг не объявлял о пропавшей рыжеволосой дочери, ее не искали все службы страны, о ней не знают трактирщики или дорожные плуты. Ни для кого, кроме меня, не существует моего почти месячного путешествия. Часть дней безжалостно вырезана, часть — даже не знаю, сколько точно — осталась в прошлом. В настоящем не прошло даже минуты. Озеро дало время, а затем поглотило его обратно, вернуло, как было, выпрямив и изменив только меня.

Гиблое, гиблое озеро…

Сразу с двери я ощущаю аромат свежей выпечки — наша кухарка готовит пирожки. Я ела их последние десять лет, обожаю эти пирожки…. Обожала, точнее. Сейчас я не хочу пирожков и могла бы с легкостью променять все пирожки мира за…

Одергиваю себя, чтобы не начинать торговаться, потому что торговаться не с кем. Порядок не принимает пирожки за плату.

Щипая себя за руку, чтобы не разреветься, иду по дому. Деревянный пол скрипуче поет старую знакомую песню. Но сейчас даже уши у меня другие и слышат они эту песню по-новому. Знакомо и незнакомо одновременно.

Мне странно. Кажется, что я все-таки куда-то переместилась — наверное, на границу между прошлым и настоящим. И вижу все оттуда.

А оттуда — все оказывается иначе. Не плохо, не хорошо — иначе.

Стены дома светлые, а в каждом углу стоят большие горшки с живыми растениями. Мама любит с ними возиться, поэтому папа нанес экземпляров со всех уголков света. У нас растут экзотические фиолетовые лианы с юга, раскидистая гордая амбирия с ярко-желтым чешуйчатым стволом, утонченные риерии, у которых цветы похожи на бабочек и даже колючий злой кактус, похожий на трезубец. Кактус охраняет вход в подвал, где я когда-то пела призрачному муравьеду. Стоит только зазеваться, как один из зубцов прихватывает своими колючками рукав, а если не повезет, то и кожу на руке.

Я оглядываю трезубец, как будто не видела его раньше. Что-то вместе со мной смотрит на него. Может взгляд Рейтора, может Тара, может Сокура — я немного перехватила взгляды каждого. Рейтор категорически не понимает, для чего такой кактус в принципе нужен и предлагает порезать на куски. Остатки скормить скоту — хоть какая-то польза. Таран чешет затылок и добродушно машет лапой — пусть живет. Сокур внутри меня от души смеется над трезубцем и предлагает использовать его в качестве вешалки.

Опять накатывают слезы, которые я глотаю.

— Марта, ты? — окликает меня мама откуда-то из зала. Мама слышит шаги всех и различает их издалека. Может определить даже папу, хотя он и ходит неслышно. Судя по голосу, мама занята.

— Я, — откликаюсь. Стараюсь сделать голос обычным, приподнять из пропасти безнадежности, чтобы мама ничего не заметила.

— Как прошли занятия в оранжерее?

— Как всегда… — откликаюсь.

Это все, что я могу сказать. И это правда.

Как прошли занятия, я припоминаю с трудом. Да, я же разрушила оранжерею, и магистр Араринт ругался… Но то было давно, практически в прошлой жизни. Мама не ведает, не может ведать, сколько дорог за прошедшие дни прошла ее дочь, сколько лиц встретила; не знает, что я успела поручиться за преступника и уйти за Денир. Она не может знать, поэтому спокойно занимается делами.