И тут я увидела чудовище (СИ) - Началова Екатерина - Страница 21

Вытирая слезы, я отмачивала в воде когти, и с ненавистью сдирала их, не обращая внимание на кровоточащие ногтевые пластины. Пусть я и недодракон, но регенерация у меня работала, к утру все должно будет зажить.

Ногти ломило от боли, но от нее становилось даже легче. Внутри ломило сильнее.

Ненавижу, ненавижу! Кого ненавижу? Всех. Себя. Что делать? Не знаю! Остаться? Уйти? Я подписала договор, и уже не могу!

Меня вдруг откровенно продрал страх, прошибая с размаху буквально до мозга костей. Что я наделала? Почему так легко доверилась ему, очень умному, коварному, жестокому? Зачем я ему, что он может со мной сделать? Я сама покинула дом, пошла наперекор родителям, своими руками разрушила свою жизнь ради... Из-за молнии и пары обмороков?

Дура!

Легкий стук в дверь заставил меня замереть.

— Леди. Можно войти? — вежливый голос принадлежал Ингренсу.

Вздрогнув, я повернула голову к двери.

— Нет, нельзя. Я не одета, устала, — я нашла в себе силы произнести это не на всхлипе, а твердо.

Отвернувшись, тут же вытерла плечом злую слезу.

— Разумеется, — кротко согласился вежливый голос, и закрытая дверь с размаху распахнулась. Вырванная с корнем декоративная серебряная щеколда пулей отлетела в сторону, захлебнувшись беспомощно-тонким звоном где-то в углу.

— Простите, леди. Но я воспользуюсь своим правом входить куда угодно, по какой угодно причине, — белая мужская фигура непринужденно прошла в комнату, целеустремленно направляясь ко мне.

Зажмурившись, я отвернулась, пытаясь совладать с глазами и треклятыми когтями.

— Леди... — терпеливо произнес мужской голос.

Да что ему нужно?! Я бы спросила, но говорить была не в силах.

— Кларисса.

Серебряный голос оказался совсем близко, весь Ингренс оказался совсем близко и неожиданно сел прямо на пол, одновременно перехватывая мои руки. Он совершенно точно намеревался заняться моими ногтями сам.

— Что вы делаете? Не надо, я сама. Не смотрите! — загоревшись негодованием щедро разбавленным стыдом, я дернулась, чуть не опрокидывая серебряный таз с теплой водой. Руки... Мои отвратительные руки с фальшивыми когтями и ошметками клея на кровящих пальцах. Их хотелось спрятать. Некоторое время мы почти боролись — я тянула руки на себя, Ингренс — к себе. Вода плескалась, волнуясь.

— Я помогу. Нет, позвольте я. Не тяните, я все равно не отпущу, — Ингренс был настойчив. — Леди, не вынуждайте меня применять силу. Смотрите, вы себя поранили. Так не годится. Кларисса, успокойтесь. Дайте пальчик, я все сделаю. Нет, я. Нет, не вы. Нет, я буду смотреть. Поймал. Все, не отдам.

От сопротивления и вплесков воды промок и мой подол и его штаны. В конце концов, Ингренс победил. Он захватил мои собственные руки и, уже аккуратно, бережно отмачивал каждый коготь, неторопливо расшевеливал, избавляясь от них по-одному, а затем складывал в два ровных ряда. Свои когти Дракон втянул до минимума.

В комнату вошел Агарт, молча поставил на столик тарелочку с воздушным десертом и, прикрыв дверь, неслышно удалился.

— Вы меня обманули, — безжизненно произнесла я, глядя на пепельные ресницы.

— Вы о договоре смотра? — Ингренс поднял брови, не глядя на меня. — Я на время скрыл информацию, которая могла вас насторожить. Так же поступили и вы.

Я прикусила губу.

— ...но это ничего не меняет, — не меняя непринужденного тона проговорил Ингренс. — Все наши договоренности в силе. Я лишь подстраховался, чтобы вас не могли забрать, чтобы общественность — и особенно Запад — знали, что я выбирал по традиции. Завтра состоится смотр, на котором вы получите от меня лишь скромную розу. Остальные леди радостно увезут с собой по несколько рулонов богатой ткани в качестве утешительного приза и благодарности. Ничего не изменилось.

— А мой отец? Если вы сделаете что-то с ним, я ни на что не согласна, даже если вы меня на клочки разорвете, я не...

— Я не планирую рвать вас на клочки. И вашего отца не трону. Отпущу его уже завтра. Целым, — уточнил Ингренс. Он склонился над серебряным тазом, терпеливо расшевеливая очередной хорошо приклеенный коготь. Вода тихо всплескивала от движений. — Не беспокойтесь о его реакции. Такие характеры не способны долго сердиться. Вспыхивают бурно — гаснут быстро. Я посадил его под замок, чтобы он остыл и не натворил новых глупостей. Наша встреча прошла ожидаемо...

— Ожидаемо? — я невесело усмехнулась, немного успокаиваясь. Сейчас я бессильно сидела на краю кровати. Платье я больше поправить не пыталась, прическу — тоже. Даже спину не держала, и она уныло сгорбилась.

Ему все равно. Мне — тоже.

— Да, — спокойно подтвердил Ингренс, не поднимая на меня ресниц. В эту минуту он тщательно оттирал клей полотенцем с моего указательного пальца, забавно собирая губы в трубочку от усердия. — Ваш отец ненавидит меня и боится за вас. Страх, злость... Его реакция предсказуема, ведь вы для него — единственная дочь, самое дорогое сокровище. Я на его месте поступил бы жестче, а он так... Покричал. Худшее, что мог сделать — он сделал, что бы не говорил. Дайте ему время утихнуть. Все в порядке, Кларисса. Даже лучше, чем я планировал.

Он сделал паузу.

— ...особенно вы.

Я?

Подбородок предательски задрожал. И губы.

— Вы смеетесь надо мной?

— Не смеюсь, — Ингренс поднял на меня серьезные глаза. Расплавленное серебро его глаз обжигало то ли холодом, то ли огнем. Сколько не вглядывайся — даже не понять, что плещется там, но насмешки точно не было. — Благодарю, что так неожиданно, так решительно вступились за меня. Это стало для меня приятной, очень приятной неожиданностью.

Растерявшись, я только кивнула, вдруг осознавая, что у моих ног сидит то самое белое чудовище, король Лисагора, который как верный прислужник оттирает от клея мои ногти. Рукав белого камзола совсем промок, потемнел. Ингренс не озаботился тем, чтобы предварительно засучить рукава.

— Значит, вы писали отцу?

— Да, сначала я приглашал вас на смотр официально. В общем-то лорд Арсиний прав: я знал, что он отговорится чем угодно, но не отпустит вас.

— Зачем я вам на самом деле? — тихо спросила, глядя на ровную линию пробора.

— В мои миролюбивые мотивы больше не верите?

— Я уже не знаю во что верить...

— Тогда верьте себе, — Ингренс не помедлил с ответом. — Что вам говорит чутье?

— Что вы не говорите всей правды.

И этот ответ его не смутил.

— Никто не говорит всей правды, потому что это невозможно... — он отвечал, уже оттирая мизинец. — Если и есть такие — их ненавидят и считают самыми жестокими существами, что созданы Порядком. Я видел картину, где правда изображена с плетью. Я бы вручил ей кистень с железным крюком на конце. Это жестокая дама.

Я сжала челюсти, понимая, что собеседник уклоняется от ответа.

— Пусть. Хочу чтобы вы сказали всю жестокую правду.

— Всю не могу.

— Ваше Величество...

— Ингренс, — мягко поправил он, не отрываясь от работы.

— Ингренс... — я не удержала голос. — Пожалуйста... Скажите мне правду, я выдержу.

— Как угодно. На вас я женюсь, вашего отца отпущу, мира я добиваюсь, ваша маленькая слабость — очаровательна.

Все это Ингренс проговорил без запинки, продолжая оттирать клей.

Застигнутая врасплох, я заморгала, не зная, как реагировать. Я готовилась к другой жестокой правде... Напряженные челюсти от неожиданности разжались, рот сам собой открылся, а мысли опять перепутались.

Я смотрела, как Ингренс откладывает в сторону очередной костяной коготь и огорошенно молчала. Просто поверить было трудно, до ужаса хотелось переспросить, а потом переспросить еще раз. Смутившись, спросила про последнее.

— Вас это правда не... отвратило? — я шевельнула пальцами. Мои ногти всегда казались мне отвратительными, неполноценными.

В ответ Ингренс заломил бровь. Потянувшись к полотенцу, он промокнул мои руки не торопясь — палец за пальцем.

— В вашей семье своеобразные понятия о том, что может на меня пугающе действовать. Я скорее бы отшатнулся, если бы ваши когти оказались длиннее моих. Ноготки у вас милые. Такие... беззащитные, — он едва погладил мои коротко подстриженные ногти подушечкой пальца.