И тут я увидела чудовище (СИ) - Началова Екатерина - Страница 12

Домой я вернулась ошеломленной. Растерянно выслушала маму, старательно восхитилась ее удачным приобретением и похвалила каждого павлина, которого она мне продемонстрировала. Прилагательные при этом я вставляла наугад, случайно употребив даже слово «аппетитный». Мама гордо соглашалась, не замечая моих оговорок. К закату вернулся довольный отец — он тоже получил свои несколько экстазов. Мама любовно обнимала золотых павлинов, папа детально обрисовывал как удачно продал довольно средний лес по хорошей цене, а я... Я смотрела на родителей будто бы немного сбоку, словно мое сознание раздвоившись, глядело и из глаз, и откуда-то от окна. Видела, как оцепенело сижу на кресле в сером платье и белом воротничке, который забыла снять, как похохатывает мать, улыбается отец. Их разговоры беспрепятственно пролетали через мои уши сквозь голову, не задерживаясь ни на минуту.

Не зная, что чувствовать, я плескалась сразу во всех чувствах.

Была жалость к себе. Она настойчиво ныла, охватывая тело плотным коконом с соленым привкусом и погружала в бесконечное «зачем», «почему я», «почему он» и «почему все так». Зачем я только встретила его? Я бы спокойно вышла замуж. Хрисанфр был мне абсолютно по душе... точнее по разуму. До Ингренса... Все из-за него... И наше бедственное положение, и мое...

Была злость. Резко вспыхивая, она искушала местью, желала крови, смерти и погасала так же быстро, как вспыхивала, впрыскивая в кровь причудливое жгуче-сладкое сочетание. Могу ли я жалеть, что встретила «того»? Действительно ли я хочу ему сопротивляться? Не в силах ответить на вопрос «нет», злость сникала, уступая место страху.

Его было больше всего.

Родители... А я? Что мне делать? Молчать? Признаться? А что потом? Что их ждет? А меня? Все варианты сопротивления отдавали металлическим привкусом — противиться воле короля невозможно без ущерба. Я обнаружила, что прикусила щеку до крови, уставившись на пустующую темную спинку второго кресла. Мне казалось, что Ингренс еще здесь, просто выпил еще магического зелья, молча вошел в дом и остался, невидимый для всех. Он смотрит на меня прямо сейчас. А я сижу на кресле под его взглядом и тону в черных колодцах зрачков.

Или уже утонула?

— Наша дочь все витает в облаках, — заметила мама.

— После вчерашнего — не удивительно, — заметил отец.

«Не удивительно», — мысленно согласилась.

— Клари, страницы надо иногда переворачивать, — смешливо напомнила мама.

«Да...» Я медленно перелистнула страницу. Буквы прыгали, бесконечно складываясь в «нет шансов», «нет надежды», а еще в «неизбежность» и «кровь».

Отец опустился на кресло, занимая место Ингренса... То есть свое, конечно, свое. Развернул «Вестник Запада», привычно углубился в чтение. Покусав губы, я крепче обняла «Слово о докторе», глядя на светлые взъерошенные волосы, виднеющиеся из-за новостных листков. Львиная шевелюра уже начала редеть... Мне захотелось услышать его голос.

— Как ты думаешь, может ли начаться война? — спросила. Голос получится глухим, почти без эмоций.

— Какая война? — отец на секунду поднял глаза.

— Между сторонниками и противниками короля, — равнодушно пояснила, старательно опустив взгляд в книгу. В глаза мгновенно бросилось слово «революция».

— С чего ты так решила? — буркнул.

— Ты сказал, что найденное тело — это намек. Думаешь, Зеленохвостые будут что-то делать? Или другие?

— Клари! — удивленно одернула меня мама. Она выложила на стол светло-желтые листки. — Да что у тебя на уме? Зачем говорить о таком? Лучше подумай о платье. Иди за стол, я принесла «Дамский угодник». Помоги мне выбрать фасон. Лучше с оборками или без? Это очень важно!

— Займись платьем, — согласился отец, углубляясь в чтение.

— И все же? — я не шелохнулась.

— Клари! — возмутилась мама.

— Это не женское дело, — донесся голос из-за газеты. Он явно хотел, чтобы его оставили в покое.

— Я думаю, это касается жителей обоих полов, — не отстала.

— Вряд ли. Хватит, — бросил отец, давая понять, что не намеревает продолжать беседу. Замолчав, я опустила ресницы, чувствуя как под ногти вонзается ещё и обида. Сам король нашел время открыто со мной поговорить, а родной отец не пожелал даже попробовать.

«А Ингренс объяснил...»

Как белый туман одеялом покрывает вечерний лес, там и у меня внутри все скрылось под маревом странного ровного оцепенения и проявившаяся мысль некоторое время легким мячом стучала о стенки черепа, не вызывая отклика.

«Он мне все объяснил...»

Мысль завибрировала, вызывая странное щекочущее ощущение в груди. Я подумала ее сильнее.

«Он угрожал... Не знал, что я соглашусь и без угроз. Но сначала потратил время, силы, чтобы переубедить... Он сидел со мной битый час, рассказывая про коалиции, про ситуацию, себя. Ведь мог не пытаться? Мог... Тогда...»

Я моргнула, начиная оживать.

«Зачем он мне все объяснил? Зачем объясняют? Значит он...?»

На щеках начал расцветать румянец.

Мне привиделось, что невидимый Ингренс в комнате, усмехнулся и закатил глаза, всем видом сетуя на недогадливость некой наследницы.

«Значит, ты все же хотел, чтобы я согласилась добровольно, чудовище? Хотел же?!»

Он, конечно, не ответил.

Вытерев глаза, я вскочила с места, направляясь к маме, изучающей «Угодника», и от души обняла ее за спину. На меня вкусно пахнуло ванилью — мама обожала этот запах.

— Что там выбираешь? С оборками? Мне кажется без них будет элегантнее... Тебе так пойдут эти павлины!

На губах горел розовый огонек надежды.

Столица Лисагора, Ингренс

Аромат белых роз наполнял зачарованный сад так плотно, что если бы в сад внесли новый букет, его запах бы тут уже не поместился. Связанная жертва в белом платье, бессильно дергалась на белом алтаре, пока ее палач задумчиво говорил вслух:

— ...необычное ощущение. Позволите с вами поделиться? Когда я коснулся ее, мне показалось, что молния ударила. Можете себе представить? У вас было подобное?

В ответ женщина что-то промычала. Ингренс отвел затуманившийся взгляд от цветов, рассеянно глянул на жертву и чуть улыбнулся.

— Простите.

Он щелкнул застежкой, осторожно освобождая женщину от железного кляпа.

Получив свободу говорить, она мгновенно затараторила, возбужденно высыпая слова из щербатого рта:

— Было! Король милосердный, король великий, было! Он муку покупал у меня, только глянула, и все. Молния не била, врать не буду, но уж озноб продрал до кишок, ух как! Поняла, что он будет спутником моим, вот вам слово, так и стало! До сих пор люблю своего Сандричка до дрожи. Порядком клянусь, милостивейший!

Ингренс слушал с интересом.

— О, вы умеете любить? — он спокойно удивился. — Действительно чувствуете этот воспетый поэтами дар?

— Да! Да! С любовью ничто не сравнится! Ничто!

— Неужели... А у вашего избранника озноб был? Спрашивали? — Дракон пошевелил длинными, выпущенными когтями на правой руке. Сейчас они напоминали стилеты, всего четыре — большой палец он предпочитал не задействовать. Покосившись на опасно сверкающие грани женщина громко сглотнула и заговорила заунывнее, почти запела.

— Был, был, все было! И хочется невмоготу, чтобы еще было! Добрый, милосердный, отпустите ради любви, ради роз ваших, ради чувств светлых. Белых, точнее! Белых чувств!

Лицо Ингренса не изменилось. Отрицательно качнув головой, он посмотрел на просящую мягко, но без капли сострадания.

— Будь вы чисты, вас бы не оказалось здесь, дамиса Авига. Но вы намеренно отравили детей, а точнее... трёх детей соседей, двух, пяти и девяти лет. Помните? — Ингренс вспомнил обстоятельства прочитанного дела. — Угостили пирожками с ядом, а затем наблюдали... Зачем же вы так поступили?