Коллекция Энни Мэддокс - Брандиш Шарлотта - Страница 11

Однако этим идиллическим планам осуществиться было не суждено. Дочитав письмо, она резко спрыгнула с подоконника и босиком, позабыв про домашние туфли, пробежала через узкую гостиную на крошечную кухню. Схватив блокнот и огрызок карандаша, предназначавшиеся для хозяйственных списков, девушка, сверяясь с текстом письма, принялась торопливо делать короткие записи. Затем прочла их несколько раз, задумчиво покусывая кончик каштановой прядки, и в следующий момент уже расстёгивала костяные пуговки пижамной куртки, чтобы переодеться в дорожный костюм.

Письмо от брата-близнеца Оливия вскрыла ровно без четверти восемь, а в начале девятого уже выходила из телефонной будки на пересечении Аберкорн-Плейс и Гамильтон-Террас, после чего направилась быстрыми шагами к подземке.

К этому часу второе письмо Филиппа Адамсона, адресатом которого являлась мисс Эппл из приюта «Сент-Леонардс», тоже было прочитано.

Эффект от этих писем был абсолютно противоположен друг другу. Единственное, что их объединяло – отправлены они были с одного почтамта, одной и той же рукой и в одно и то же время.

Мисс Гертруда Эппл весьма неизящно фыркнула и небрежно сунула письмо от беглого секретаря в ящик стола.

– Безобразие какое-то, – флегматично произнесла она, обращаясь к бюсту адмирала Нельсона. – Полнейшая недобросовестность и отсутствие каких-либо моральных…

В дверь постучали.

– Мы готовы, мисс Эппл, – торжественно объявила старшая гувернантка, заглянув в приёмную. – Все уже в сборе. И прибыл мистер Даус. Вы должны его помнить, в прошлом году мисс Бакстер присылала его за Айви Дин.

– Как Мэттью? Плакал? – понизив голос, спросила директриса, выходя в вестибюль.

– Совсем нет! – гордо возразила мисс Данбар. – Мэттью молодчина. Стойкий и мужественный, как и подобает будущему английскому моряку. Уверена, в Элмфилде с ним проблем не будет.

– Вот что-что, мисс Данбар, а проблемы Элмфилда интересуют меня в самую последнюю очередь… Мэттью! – тон директрисы изменился, как менялся всегда, когда она обращалась к кому-то из воспитанников. – Ну, ты меня удивил! Ты же говорил, нипочём не наденешь эту куртку, потому что она кусачая, как сто голодных блох!

Мэттью Перкинс, глазастый юный джентльмен семи лет от роду, стоявший посреди вестибюля, где собрался весь персонал приюта, обернулся.

– Мисс Эппл! – позабыв о клятве старому Чичу не реветь, не сиропиться и вообще вести себя по-мужски, Мэттью бросился к директрисе. Обхватив её руками, он уткнулся ей куда-то в бок, будто хотел спрятаться от своей участи, которая уже не казалась ему чем-то, что выгодно выделяет его среди прочих детей и гарантирует всеобщее сочувствие. Сейчас он с радостью поменялся бы местами даже с Энди Купером, этим гадким воришкой и сквернословом, которого Злюка Энни втайне от всех обзывала вонючкой и доводила этим до слёзной икоты. Поменялся бы даже с кем-нибудь из девчоночьей братии, лишь бы никогда не покидать мисс Эппл. Вот бы найти волшебника, который превратит его в фарфорового мальчика с такими же синими глазами, как у леди Аннабель, и тогда он навечно останется в гостиной Сент-Леонардса. Будет сидеть на каминной полке в бархатном костюмчике или нет, лучше в комнате самой мисс Эппл, на маленьком комодике, где стоят шипастые засушенные цветы и портрет усатого полковника в серебряной рамке.

Клятвы были окончательно позабыты. Вестибюль огласили хриплые рыдания, смягчённые плотным твидом костюма директрисы.

– Ну что ты, миленький. Тебе же там будет хорошо, вот увидишь. Знаешь, какая мисс Бакстер добрая? А сколько там интересного! И настоящий пони, и ослик, на котором возят уголь, и кролики, и мсье Жако… – перечисляя, мисс Эппл пыталась взглянуть мальчику в глаза, но ребёнок только сильнее стискивал её руками, пряча лицо. – Мсье Жако повторяет всё-всё, что ему скажут, представляешь? А ещё у него на макушке…

– Как Энди? – рыдания утихли, и хватка слегка ослабла.

– Ну, почти, – стремясь закрепить успех, мисс Эппл не стала возражать против нелестного для Энди Купера сравнения с попугаем.

– И мне разрешат покататься на пони? – Мэттью Перкинс, всхлипывая, всё ещё не поднимал головы, теперь уже от стыда за свою несдержанность.

– Обязательно, Мэттью, дружочек. И ты сможешь кормить ослика морковкой, и гладить кроликов, когда захочешь, и мы будем писать тебе письма, а летом…

– Ну, хватит, – вмешался мистер Бодкин, не выдержав такого позора перед работником Элмфилдского пансиона для туберкулёзников. – Это что ещё за настроения, номер одиннадцатый? Ты знаешь, как у нас на «Чичестере» называли тех, кто разводит сырость? – Достав белоснежный носовой платок, он вытер мальчику лицо и заставил хорошенько высморкаться. Потом убрал платок в задний карман брюк и вложил в руку Мэттью Перкинса круглый жетон с выбитыми на нём единицами. – Вот, передаю тебе на хранение. Отдашь, когда вернёшься. А до тех пор этот номер будет только твоим.

– А новенький? – как ни странно, но, получив от воспитателя свой жетон, Мэттью почти совсем успокоился, и в нём вспыхнула ревность. – Он же будет спать на моей кровати! И… и получит мою корзину для вещей! И моё место в мастерской!..

– Новенькому не видать твоего жетона как своих ушей. Он станет номером девятнадцатым, – пообещал мистер Бодкин и спросил, обращаясь к директрисе поверх головы мальчика: – Кстати, мисс Эппл, кто за ним поедет? Адамсон, я так понимаю, сошёл на берег, и на него мы можем больше не рассчитывать?

– Вы и поедете, мистер Бодкин, – сухо распорядилась директриса, проигнорировав вопрос о секретаре. – Сразу после сегодняшнего собрания. Там не могут больше ждать, а кроме вас ехать некому. Ну, вот, Мэттью, вот и умничка! – обрадовалась мисс Эппл, увидев, что ребёнка удалось отвлечь, и худшее миновало. – Давай-ка поторопимся, дружочек, чтобы ты не пропустил ланч и успел со всеми познакомиться. Путь неблизкий, да и не годится заставлять себя ждать в первый же день, верно?

Время объятий и утешений истекло. Пришла пора прощаться, и на Мэттью поспешно одёрнули куртку, пригладили ему волосы и подвели к представителю Элмфилда.

Мистер Даус был сотрудником опытным и всё понял без слов. Попрощавшись учтивым кивком, он одной рукой подхватил чемоданчик Мэттью, другой сгрёб ладошку мальчика, и уже через минуту две фигуры – высокая, угловатая, и низенькая, быстро-быстро перебиравшая ногами – скрылись за поворотом подъездной аллеи. Двери захлопнулись, и дрогнули пушистые макушки сухого ковыля и морской лаванды в напольных вазах по сторонам от входа. Двухгодичное пребывание в стенах Сент-Леонардса Мэттью Перкинса, непримиримого борца с дневным сном, любителя имбирных цукатов и большого умельца по части шалостей, подошло к концу. Приютская кошка, вопреки собственной воле неизменно участвовавшая в этих проделках, могла, наконец, вздохнуть спокойно.

Мэттью был уже третьим, чей результат туберкулиновой пробы дал доктору Гиллеспи основания отправить мальчика в Элмфилд. У всех троих заболевание проявилось пока в неактивной форме, но ни один ребёнок всё ещё не вернулся. Очередные проводы изранили мисс Эппл душу, поэтому, когда все, помолчав, стали расходиться, она сказала несколько резче, чем намеревалась изначально:

– Зайдите ко мне, мистер Бодкин. Прямо сейчас. Есть разговор, и я не намерена его больше откладывать.

Если бы мисс Эппл догадывалась, какие настроения бродят в умах и душах подчинённых, то поводов для огорчений у неё было бы больше, чем она полагала. Однако разгорающаяся с силой лесного пожара борьба с комитетом, а также слепая уверенность, что все сотрудники приюта разделяют её позицию в этой схватке, изрядно притупили бдительность директрисы. Впоследствии она не раз упрекала себя за резкость, проявленную к старшему гувернёру в то злополучное утро, но, как сказала бы миссис Мейси, у которой на каждое событие всегда находилась грубоватая поговорка: «Поздно стойло запирать, если лошадь увели».