Убийство перед вечерней - Коулз преподобный Ричард - Страница 11

– Какие смелые мечты, Стелла.

– Это всего лишь набросок. Но идея, как видите, в том, чтобы расширить цветочную, и тогда вот здесь, – она ткнула пальцем, – освободится место для буфета.

– Для кухни?

– Нет, для буфета. Там будет прилавок, а позади него не кухня, не для готовки, а просто раковина и место для хранения чашек с блюдцами. И для подогрева.

– И туалет.

– Не думаю, что для него найдется место, ректор.

– А вы не думали о том, что если предлагать посетителям чай и кофе, то им тем более понадобится туалет?

Миссис Харпер явно пугал этот вопрос.

– Нет, думаю, нет. С каких это пор людям понадобилось ходить в туалет каждые пять минут? На прошлой неделе я была в зале совета графства…

Интересно, подумал Дэниел, что она там делала? Встречалась с архитектором?

– И там на все большое викторианское здание всего две уборные, одна для мужчин, одна для женщин, справа и слева от главного зала. Вот так-то. Нашим предкам этого с лихвой хватало. А то в этих новых зданиях уборные на каждом этаже.

– До чего мы дошли? – возгласила миссис Доллингер.

Дэниел задумался о том, как справлялись люди во времена «Дней эля». Как справлялись мужчины, он знал: закуток у стены за западной дверью церкви до сих пор использовался как импровизированная мужская уборная. Но вот что делали женщины?

– Так что понимаете, ректор, – миссис Харпер вернулась к формальному тону, – я правда не думаю, что такого рода удобства нужны в церкви. В конце концов, церковь – это особое, святое место…

– Или лавка флориста? – спросил Дэниел.

– Ректор, я, разумеется, не оспариваю вашего авторитета в вопросах Писания, – напыщенно отвечала миссис Харпер, – но что-то я не припомню, чтобы Господь наш изгонял из Храма людей с цветами и опрокидывал их столы.

Дэниел на мгновение отвлекся, пытаясь представить, что делали паломники в Иерусалимском Храме, тысячами стоявшие в очередях, чтобы совершить жертвоприношение, если им вдруг хотелось в туалет.

– И еще, Стелла. Это пожертвование – оно от кого?

– Жертвователь пожелал сохранить анонимность.

– От меня секретов быть не должно, поскольку я священник и возглавляю этот приход.

– Но жертвователь на этом настаивал.

– И я тоже настаиваю. Я ведь спрашиваю не из любопытства. Вы же не забыли, Стелла, что я отвечаю за эту церковь и этот приход, а потому должен знать все об источниках нашего дохода.

– Не беспокойтесь, ректор, мы не занимаемся отмыванием награбленных денег, – парировала миссис Харпер. Она была загнана в угол, и оттого в словах ее стало больше силы и больше яда.

– Я вас ни в чем таком и не подозревал, но этот вопрос не обсуждается. Мы не можем получать никаких средств, происхождение которых мне неизвестно.

Переговоры зашли в тупик. Тут подала голос Анна Доллингер:

– Интересно, а когда лорд де Флорес оплачивал строительство капеллы, кто-то спрашивал на это разрешения?

– Анна, это было в 1465 году. В то время финансовая ответственность настоятеля прихода еще не была четко определена.

Капелла де Флоресов располагалась в северной части трансепта. За железной решеткой находились изваяния предков Бернарда, похожие на фигуры из музея мадам Тюссо [52], только не восковые, а мраморные, – невидящими глазами глядели они на меняющийся мир.

– Так что вы сами видите, в нынешних условиях я никак не могу позволить, чтобы этот вопрос обсуждался на ближайшем заседании приходского совета, а значит, план не будет утвержден.

Стелла привыкла добиваться своего, выказывая негодование, – и использовала эту тактику столь успешно, что начала ею злоупотреблять. Всегда легко было заметить, когда она закипала: на щеках у нее появлялись красные пятна.

– Мы проведем общую встречу! – сказала миссис Харпер. – Проведем, в местном зале заседаний.

– Пожалуйста, Стелла, проводите. Очень рад буду ее посетить.

Одри и Тео ждали Дэниела на кухне.

– Что это задумала Стелла? – спросила Одри. – Ты ведь ничего про это не знал?

– Не знал. Но у них уже есть план. И довольно подробный.

– Какой план?

– Они хотят увеличить площадь цветочной и добавить к ней так называемый буфет. – Одри фыркнула. – Что-то вроде кухоньки. Мне вполне нравится эта идея. Но тем нужнее станет туалет, ведь правда?

– Разумеется. Но они ведь для того это и затеяли, чтобы помешать тебе его установить.

– Да, я понимаю.

– И, конечно, дело тут не только в туалете, дело… много в чем.

– И это я тоже понимаю.

– Но это все вопросы стратегии. А нам нужна тактика. Ты можешь им помешать?

– Думаю, что да. Я сказал Стелле, что не позволю поднимать этот вопрос на приходском совете, потому что она не обсудила его со всеми членами комитета. А еще она не сказала, от кого это таинственное пожертвование.

– Я тоже об этом подумал, – сказал Тео.

– Наверняка от нее самой, и наверняка там какие-то жалкие двадцать фунтов.

– Я не могу принять это пожертвование, пока не узнаю, от кого оно.

– Ну тогда ты, выходит, ее обыграл? – сказал Тео.

– Да, но я бы предпочел не злоупотреблять своей властью. Лучше постараться достичь взаимопонимания.

Одри поджала губы. Ее ужасно раздражала склонность сына в любой ситуации искать пути примирения. Когда она пыталась с ним спорить, он отвечал, что он прихожанам священник и пастырь, а не король и господин и что навязывание своей воли другим ему претит. Одри это не убеждало: разве апостол Павел, спросила она однажды в ответ, шел на компромисс с непокорной паствой в Коринфе, в Риме или… – тут она запнулась, не сумев вспомнить, где там еще роптали христиане, – наверное, в Галатии, если галаты были из Галатии? Если апостол Павел не боялся взять смутьянов за шкирку и ввести в Царствие Божие, то и Дэниел, считала Одри, не должен этого бояться.

– Дэниел, ты никогда ни в чем не убедишь ни Стеллу, ни ее приспешницу. Разве ты не понимаешь? Их надо просто приструнить.

– Она права, Дэн. Незачем вести честную игру с теми, кто сам не играет по-честному.

– Вот тебе и пример, Тео. Мы как раз должны играть по-честному даже с теми, кто сам нечестен.

– Подставлять другую щеку и все вот это? Если честно, мне это всегда казалось большой глупостью.

– Есть вещи похуже, чем выглядеть глупым.

Одри фыркнула.

Они ели в кухне ланканширское жаркое, в которое, как и полагается по традиции, добавили бараньи почки и шею. Одри в разговоре не участвовала: должно быть, решил Дэниел, втайне готовила разгром цветочной гильдии.

Тео хотелось поговорить о прошедшем собрании.

– Она ведь застала тебя врасплох. Такое часто случается?

– Нет, не часто. Я такого не припомню.

– И вела себя так вежливо, по всем правилам, но по сути ведь только нападала.

– Да, пожалуй, да..

– А разве христиане не должны подражать Христу? Быть кроткими и смиренными?

– Живые люди ссорятся друг с другом. Так уж они устроены. Если бы мы не ссорились, то просто лицемерили бы, притворяясь святыми.

– А зачем ты тогда нужен?

– Чтобы помочь людям со всем этим справляться.

– Вот был бы у тебя дар убивать словом, – сказала Одри, – тогда бы все и уладилось.

Дэниел отчетливо видел, что воинственные порывы его матери обычно были направлены на тех, кто больше всего на нее походил, – и в последние годы таким человеком оказывалась, конечно же, Стелла Харпер. Они были примерно одного возраста, имели схожий жизненный опыт, обе остались без мужа, и каждая из них, подозревал Дэниел, прожила бы гораздо более легкую и приятную жизнь, если бы в свое время поменялась с мужем ролями. Муж Стеллы, замкнутый, погруженный в свои книги клерк, с головой ушел в кропотливую работу в каком-то бюро и в ней, среди прочего, обрел спасение от неуемных амбиций супруги. К сожалению, такое спасение оказалось слишком радикальным: его жена решила, что порознь им и впрямь намного лучше, и подала на развод. Отец Дэниела, тоже отличавшийся спокойным темпераментом, вынужден был работать в семейной фирме, следуя по стопам отца, деда и прадеда – людей, полных энергии, азарта, предприимчивости и деловой хватки, – словом, совершенно не похожих на него. Зато всеми этими качествами обладала Одри, и Дэниел иногда задумывался: может быть, его отец женился не на собственной матери (как это часто формулируют психологи), а на собственном отце, тем самым усложнив дело? Если бы отец Дэниела сидел дома и воспитывал сыновей, а Одри ходила на работу, то он наверняка был бы счастливее, а она, вполне возможно, возглавила бы «Импириал кемикал индастрис» [53] или ООН. Так получилось, что ее желание и способность управлять людьми намного превосходили те скудные возможности, которые предоставила ей жизнь.