Большое изменение – Книга 2. Перед рассветом - Прокудин Александр - Страница 8

– Это Бутч. Спустись, – сухо приказал Бутч кому-то по устройству.

Через несколько минут дверь лаборатории открылась, и перед Предтечами предстал предавший их Фрэнк. Судя по расслабленной походочке и блуждающей по лицу улыбке, он был в прекрасном расположении духа. Видимо, благодаря проданным в рабство коллегам по проекту, он окончательно решил все свои вопросы – финансовые, как минимум.

Увидеть Предтеч при этом он явно не ожидал.

– Бутч! Ты сказал, что мне не надо будет с ними встречаться! – скривился в кислой мине Ник, но затем, лыбясь во всю физиономию, помахал Предтечам раскрытой пятерней. – Всем привет! Как дела, бедолаги?

– Мразь! – выкрикнули хором Анна и Пэтти.

– Вот же ты гад, Фрэнк, – укоризненно пробасил Артур, а Альфред погрозил Фрэнку кулаком.

– С каким бы удовольствием я надрала твою убогую задницу! Мелкий, поганый… – начала Саманта, но не успела закончить эту недлинную в общем-то фразу.

С невозмутимым лицом Кэссиди, подняв пистолет, выстрелил Фрэнку в затылок. Ник рухнул на пол как подкошенный. Его узловатое худощавое тело дёрнулось в нескольких предсмертных конвульсиях, но быстро затихло – в луже тёмной крови, вытекающей сразу с двух сторон черепа: из входного и выходного пулевых отверстий.

По просторной лаборатории гуляло угасающее эхо выстрела. Поражённые Предтечи застыли на месте. Никто не проронил ни звука, лишь темнокожий и крашеный мужчины обменялись друг с другом понимающими ухмылками.

– Не хотелось быть следующим, кого он предаст, – как бы оправдываясь, сказал Кэссиди и ткнул носком туфли лежащее перед ним тело. – Молодец, что надел противогаз, когда травил своих друзей, Фрэнк! – пошутил он, скалясь. – У тебя-то кровь чистенькая. В точности как надо профессору!

Оливия поняла (и, надо думать, что все остальные Предтечи и профессор наверняка бы её в этом поддержали), что успела до смерти возненавидеть смех Бутча Кэссиди. Стоя над трупом хладнокровно пристреленного им мошенника, босс мафии вновь обратился к профессору. На этот раз без тени улыбки, жёстко выговаривая каждое слово:

– Выжмите его до капли, Бенджамин. А в перерывах можете попробовать снова надо мной посмеяться. Как вы поняли, хорошую шутку я ценю, как никто другой.

Когда Оливия Флоренс перестала выходить на связь, Теренс Фаулз – учитель той же школы, в которой она работала, а также её бойфренд, находящийся на стадии почти сделанного предложения руки и сердца – если и не впал в полномасштабную панику, то уж точно – серьёзно занервничал. Все её объяснения: куда, по какой причине и почему в такой спешке она вдруг исчезла, покинув Стивенс-сити – не выдерживали никакой критики.

Оливия якобы нашла выгодную работу у частного заказчика, требующую её постоянного присутствия на месте. Без выходных и школьных каникул. Чем это вообще могло быть? Частной школой в частной тюрьме? Прихотью некоего богатея, пожелавшего изучать историю начальных классов, не покидая родового поместья? Какие ещё тут могли быть варианты, кроме ещё более фантастических?

На все вопросы Теренса Оливия отвечала одно и то же: «не могу разглашать по условию контракта». Без дополнительных объяснений на исчерпывающую информацию это не было похоже вовсе, и Теренс ни за что бы не удовлетворился подобной отговоркой, если бы это не были слова самой Оливии. Не потому, что он не ставил всё ей сказанное под сомнение (не настолько он был наивен, и хоть и влюблён, но достаточно благоразумен), а потому, что, выдавая ему эти странные объяснения, Оливия явно намекала на то, что просто не может рассказать больше – сейчас. Но позже – он узнает всё. И Теренс, не произнося этого вслух, согласился ждать. К тому же он прекрасно знал, что Оливия не выносит, когда на неё давят – форсировать любые расспросы было опасно для отношений, которыми он дорожил.

Но хотя бы размышлять – о том, что всё это, чёрт его дери, значит – ему никто запретить не мог, не так ли?

Возможно, вся эта история была тесно связана с тем, что… Он не знал, как сформулировать это кратко, но вопросы без ответов копились в его мозгу задолго до исчезновения Оливии. Она, например, так и не рассказала ему, почему живёт одна. Почему никуда не ездит на Рождество. Почему не пишет и не получает открыток на праздники. Он не знал ни одного её школьного друга или подруги, даже не слышал о них. Никогда Оливия не вспоминала при нём о своём детстве: родителях, бабушках, дедушках – вообще о ком-либо из той жизни, которую она прожила до того, как они познакомились.

Вопросы… Сплошные вопросы.

Теренс Фаулз ненавидел вопросы – особенно те, на которые не получалось найти ответа. Пожалуй, именно это заставило его пойти в преподаватели. И, вероятно, именно поэтому игрой, которую он любил больше других, был маджонг. Каждая из фишек там совершенно точно имела свою пару. На каждый вопрос, другими словами, существовал ответ – надо было только найти его. Напротив всего на свете стоит что-то, состоящее с ним в неразлучной паре. Теренс верил в это. Восход и закат. Свет и тьма. Мужчина и женщина. Примеров вокруг было великое множество – мир создан бинарным, и это не просто так, в этом есть какой-то замысел. Находя этому лишнее (и крайне убедительное, на его взгляд) подтверждение, Теренс чувствовал себя целым, только когда рядом была Оливия. Когда он понял это окончательно, тогда и решил, наконец, сделать ей предложение. Их созданные друг для друга половинки должны были соединиться и создать этим нечто новое. Целое и невозможное друг без друга.

Семью.

Увы, в жениховские планы вмешался несчастный случай, приведший его на больничную койку. На Теренса напали уличные грабители, врезав ему по башке его же бутылкой вина – приготовленной для празднования помолвки. Слава богу, их спугнула Оливия, перед домом которой это произошло, и бандиты ретировались, не успев обшарить его карманы. В одном из них лежало приготовленное к предложению руки и сердца кольцо – фамильное, принадлежавшее бабушке Теренса. Он специально съездил за ним в Нью-Йорк – посередине рабочей недели, чтобы выходные провести с Оливией (он все-таки надеялся, что она не откажет) уже в качестве будущей супруги, в каком-нибудь живописном романтическом местечке.

Вместо этого уикенд он провёл в больничной палате, с перемотанным марлей кумполом, об который разбились не просто планы на выходные в виде бутылки шардоне (которого не было особенно жаль – Алки все равно не могут по достоинству оценить то, что когда-то делало вина, виски и коньяки чем-то особенным), но и планы на всю последующую жизнь. Оливия исчезла. И объявилась через неделю, по телефону – с нелепыми объяснениями и туманными намёками.

«Ничего, – убеждал себя Теренс. – Мы – фишки маджонг. А, значит, найдём друг друга. Обязательно. Рано или поздно».

Но её последний звонок… Это был ещё один вопрос – и, пожалуй, самый тревожный из всех. Кроме того, что Оливия неожиданно призналась ему в любви, о чём он, естественно, был счастлив узнать, она заявила, что едет к нему и, что скоро они встретятся, попросив в очередной раз набраться терпения и подождать. Полтора месяца ожидания явно тянут на то, чтобы понять – что-то пошло не так! Переполненная чаша весов с вопросами катастрофически перевешивала абсолютно пустую чашу с ответами. Больше Оливия не выходила на связь, и узнать о ней было не у кого. Не идти же в полицию?

Или идти?

А как ещё? Что-то же надо делать?

Теренс Фаулз решил подождать ещё пару дней, но – не более. Затем он начнёт бить тревогу. Пока же, наверное, стоит ещё раз поговорить с директором их школы – мистером Морпусом. Конечно, Теренс уже спрашивал его ранее: не известно ли ему что-то о новом рабочем месте Оливии Флоренс, покинувшей вверенную ему школу Стивенс-сити так внезапно? Но мистер Морпус ничего толком не ответил. По словам директора, «Оливия нашла место получше». Но «какое именно, он не в курсе». Хотя, «если дело повернётся так, что она вдруг вернётся», он «примет её обратно с распростёртыми объятиями».