Победитель будет один - Вальц Карина - Страница 6

Кифер Вайсберг верно заметил: Соня устала. Если у нее и была причина оставить команду, так это Давид Моро, ведь постоянно находиться рядом с вулканом утомительно и горячо.

Он проводил взглядом Соню Ридель. Она покинула кафе, гордо подняв подбородок и в сторону Давида более не взглянув. Что хорошо, наконец-то можно нормально поесть. При ней аппетита не было вообще, кусок застревал в горле шершавым камнем. А необходимость видеть Соню на каждой гонке… Да он давно бы свалил из «Зальто», будь у него такая возможность! Но не мог из-за жесткого контракта, который заканчивался только через два года. Это звучало как помноженная на бесконечность вечность, не меньше.

Давид уже и не знал, как на самом деле относится к Соне Ридель. Все слишком запуталось. Когда-то, будучи еще пацаном, он влюбился в нее без оглядки. В ее улыбку, в ее искренний смех, который звучал так редко, что казался особенным и существующим только для Давида, как увиденная случайно лунная радуга. В ее ум – на тот момент Соня обучалась заумной инженерной специальности. Она много об этом говорила, а он мало что понимал, но слушал с таким удовольствием, словно Соня Ридель его приворожила.

Тогда Давид умел лишь водить машину и слабо разбирался в ее устройстве. Он и сейчас лишь постигал нюансы и все равно не научился общаться на одном языке с инженерами. Порой, объясняя им что-то про работу двигателя или недостаток баланса в поворотах, он чувствовал себя недалеким. Казалось, на него и смотрят как на тупого водилу с «червячками»[6] вместо мозга.

Юный и глупый Давид из прошлого не понял разницы между собой и Соней Ридель. Ему казалось, что влюбленности достаточно, чтобы преодолеть различия.

Да, она дочь знаменитостей и наверняка росла в обстановке со столовым серебром и посещала Венскую оперу вместо обычных концертв групп. Училась в закрытой школе для богатых девочек, с детства знала несколько языков, тогда как Давид до сих пор говорил по-английски с сильным акцентом. Но все различия не имеют значения, когда ты молод, глуп и влюблен до такой степени, что это причиняет неудобство. Давид словно гулял по морскому берегу под раскаленным солнцем и вдруг свалился с обрыва в прохладное море. Это хорошо и приятно, но страшно. А на берег все равно больше не хочется.

Но сама жизнь дала ему пощечину. «Формула-1» – спорт скучающих миллионеров, а не нищих талантов. А Давид ко всем своим недостаткам был еще и бедным. Его увлечение гонками стоило семье дома. Мать с отцом отдавали последнее ради маленького Давида и его мечты. Бабушки, тетушки, кузины, соседи… помогали все. И это без надежды на успех. Шанс, что заметят какого-то Давида Моро, был ничтожен.

Однако его заметили. Когда люди из «Зальто» предложили ему контракт, он ушам не поверил. Может, даже потерял сознание на несколько минут. А уж тот факт, что в «Зальто» рассчитывали на долгое сотрудничество, и вовсе свел с ума. Его взяли прямо из «Формулы-3», и не в средний коллектив, а в команду с чемпионским потенциалом. Это было из ряда вон, безумие. Сказка.

Юный Давид смотрел на босса команды Никласа Вернера как на божество, как на личного Баббо Натале[7], готовый соглашаться со всем, что тот говорит. А Вернер отвел его в сторонку и вкрадчивым голосом сообщил:

– Давид, повторю один раз: никаких глупостей с Соней. Это понятно?

– С Соней? Но…

– Ты ей не нужен. Ей еще учиться несколько лет, отвлекаться ни к чему.

Давид пролепетал в ответ что-то нечленораздельное. В услышанное просто не верилось: какое дело боссу команды до Сони?!

– В ином случае мы не сработаемся, – припечатал Никлас Вернер. – Это первый и последний разговор на эту тему, повторять я не стану. Думай.

Порывистая натура требовала бунта, старого хрыча Вернера хотелось послать далеко и надолго. Но случались в жизни моменты, когда Давид брал себя в руки, и это был тот самый момент. Едва он открыл рот, как вспомнил семью, кузенов и братьев. Всех тех, кто в него верил каждую минуту. Вспомнил проданный родителями дом. Если что-то Давид и мог поставить выше безумной влюбленности и гонок, так это семью. Семью он тоже любил, но намного больше. Семье он был обязан всем.

Никлас Вернер выглядел человеком, который слов на ветер не бросает. Позже Давид узнал, что Вернер заменил Соне отца: воспитывал ее, направлял, наставлял. Готовил к будущей роли в команде. Это не было тайной, но почему-то Давид пропускал все слухи мимо ушей, болтаясь в гаражах «Зальто» почти месяц. Им с Соней было не до сплетен. Он считал все побочное песчинками под ногами, забыв, что они имеют привычку набиваться в ботинки и мешать ходьбе.

Давид порвал с Соней и подписал контракт. Что-то умерло в его душе, но это такие мелочи!..

Когда через несколько лет умница Соня Ридель объявилась в команде, размахивая заумным дипломом и поглядывая на всех свысока, отношение Давида к ней переменилось. Она его раздражала. Тем, что напоминала об их разнице, а еще о его слабости. Это же была слабость? Его прогнули, а он прогнулся, словно сырой прут. И даже со всеми чемпионствами его прогнут опять, если понадобится, потому что Никлас Вернер все еще босс команды и человек со связями, а Соня Ридель – взращенный им умненький цветочек, который он не отдаст кому попало. Какому-то нищему (хотя теперь уже совсем не нищему) парню из ниоткуда. Стоило об этом вспомнить, как уязвленное самолюбие начинало царапать что-то внутри, эта рана не зажила даже годы спустя. Словно нанесена была отравленной стрелой и в самое слабое место. Поэтому относиться к Соне Ридель равнодушно не получалось. По крайней мере, пока она маячила рядом.

У Давида жесткий контракт, придется потерпеть еще немного. А потом он свалит… да хоть в «Биалетти». Исключительно чтобы посмотреть на кислую рожу Вайсберга, когда тот увидит, с кем придется гоняться. На такой же машине Давид будет впереди, без сомнений. Вайсберг слишком занудный, чтобы бороться по-настоящему, его удел – нытье в прессе или по радио.

Поскорее бы квалификация – Давиду не терпелось раскатать Вайсберга.

– Minchia! Minchia, minchia[8]! – орал Давид после квалификации.

Гонщики, занявшие первые три места, отправлялись на короткое интервью, но Давид Моро свирепствовал в боксах, потому что в итоговую тройку не вошел. Он так сильно хотел покрасоваться, что допустил ошибку – на быстром круге выехал всеми колесами за пределы трассы.

К сожалению, командный мостик «Биалетти» оказался внимательным и нажаловался судьям, которые удалили прекрасное время Давида. Пока это происходило, Вайсберг забрал поул[9], а квалификация закончилась. Давид упал на седьмое место, провалив старт сезона просто потому, что пытался утереть всем нос. Хотя не всем, а конкретно Киферу Вайсбергу, разумеется. Остальных для Давида не существовало настолько, что он и имени своего нового напарника не запомнил, звал его Лори или Ларри.

Но квалификация далеко не гонка, шанс отыграться оставался.

– Minchia! Зачем вы пустили меня последним? – орал Моро на гоночного инженера. – Я бы успел поставить время, если бы стартовал на минуту раньше! На одну минуту! Или даже на тридцать секунд! Так сложно было это предусмотреть?! Или мне самому заняться своей же стратегией?

– Давид, хватит. – Пьер устал выслушивать претензии. – Ты сам так хотел.

– Нам нужен был запас! Эти красные крысы с жалобами… Разве непонятно, что они возьмутся за свое? Только и умеют жаловаться и ныть, жаловаться и ныть… гонять-то так и не научились!

В этот момент на экране в гаражах крупным планом высветилось лицо Кифера Вайсберга. Он широко улыбался, приглаживая белесую шевелюру после шлема, и рассуждал о том, как прекрасно ехала машина и как важно не нарушать правила. Далее он упомянул, что гонки – не просто бои на трассе, а умные и аккуратные сражения, явно кидая камень в огород Давида Моро. Закончилось короткое интервью обещанием взять победу завтра.