Конец времен. Огненная царица - Линь Мэй - Страница 15

– Мое имя Сяо Гу, – и Сяо Гу с шумом и хлюпаньем втянул в себя медузу.

Иностранец на это даже не поморщился – видно, хорошо знал здешние обычаи. Чем сильнее человек чмокает и чавкает, тем, значит, ему вкуснее. И тем приятнее должно быть повару, а также хозяину заведения.

– Ну, вот что, Сяо Гу, – иностранец побарабанил пальцами по столу. – Мне нужен помощник, который хорошо знает местные особенности. Хочешь пойти ко мне на работу?

Услышав такое, Сяо Гу чуть не подавился. Хочет ли он пойти на работу?! Хочет ли он?! На работу к иностранцу? Да еще его приглашают не абы кем, а помощником.

Уже мысленно он пересчитывал толстые пачки зеленых иностранных денег, уже в мечтах он ехал к собственному дому на шикарном черном автомобиле и на груди его колыхалась золотая цепь килограмма в три весом. Уже плыл он к тропическим островам на огромной, больше, чем у русского губернатора Абрамовича, яхте, уже плавал он в бассейне с победительницами всекитайского конкурса красоты… как вдруг иностранец небрежно сказал ему:

– Платить тебе буду пятьдесят юаней в день.

Пятьдесят юаней в день! Всемудрейший Лао-цзы [15], да что же это такое? До чего же это мы дойдем, если иностранцы начнут платить китайцам по пятьдесят юаней? Да на эти деньги не то что яхту, на них приличных белых носков не купишь! Это же полное падение нравов! Где ритуал-ли, где добродетель-дэ, где путь-дао, наконец? Конечно, надо прибавить, иначе какой же это будет диалог культур!

Возмущенный Сяо Гу совершенно забыл о том, что велел ему рыжий. Им сейчас владело только возмущение творящейся несправедливостью.

Иностранец, похоже, несколько удивился жадности Сяо Гу, однако проявил твердость.

– Пятьдесят юаней в день – это приличная зарплата, – сказал он.

Да где же приличная, милосердная Гуаньинь? Возьмите кого угодно, Рокфеллера или хоть даже Билла Гейтса! Разве они получают пятьдесят юаней в день? Нет, воля ваша, велите добавить хотя бы еще по десять юаней.

– Ну, ладно, ладно, – проворчал иностранец, – хватит стонать! Питаться тоже будешь за мой счет…

Ну, это уже гораздо легче! Сяо Гу мгновенно смекнул, что из такого положения вещей можно извлечь неплохую выгоду. Питаться иностранец, конечно, будет в дорогих ресторанах, еды заказывать будет много. Все, что он не доест, Сяо Гу соберет в отдельный мешочек дабао [16] и сможет неплохо продать в каком-нибудь другом месте.

Ударив по рукам, они направились в отель. Вот еще одна выгода работы у иностранцев: уже можно не спать на улице круглый год, тебя ждет теплая постель в номере.

Надо сказать, что до этого Сяо Гу ни разу не был в настоящей гостинице. Они заселились в двухместный номер, где была настоящая роскошь – душ и западный унитаз вместо простой дырки в полу.

Ну, душ Сяо Гу не заинтересовал, ведь всякий культурный китаец знает, что если мыться чаще одного раза в неделю, так это прямой путь к праотцам. Потому китайцы моются редко, зато все время протирают свои великолепные тела мокрыми полотенцами.

А вот унитаз Сяо Гу страшно понравился. Он без конца жал на спуск и с восторгом смотрел, как внутри унитаза водопадом бежит вода, чистая, свежая, хоть набирай в стакан и неси поить близкого друга. Так продолжалось до тех пор, пока господин не выгнал его из туалета, сказав, что он мешает ему сосредоточиться.

У господина, как и у всех иностранцев, было очень сложное имя, такое сложное, что даже всемилостивый Будда не смог бы его выговорить. Как-то вроде А-кэ… Алэ-кэ… Нет, положительно, невозможно было запомнить такое имя, а тем более его воспроизвести.

По некотором размышлении Сяо Гу решил про себя звать господина просто Джоном. Кто-то говорил ему, какой-то знаток иностранной жизни, что всех иностранцев можно звать Джонами, имена у них одинаковые, только фамилии различаются.

Конечно, это очень странно. Как сказал один старый конфуцианец, все сие есть блажь заморская. И в самом деле, блажь и глупость, потому что какой смысл иметь каждому человеку свою фамилию? Ведь тогда никто не поймет, откуда ты родом и кто твои родственники. Но иностранцам это и неважно, они не знают родства. Всем известно, что самка иностранца рожает детеныша, кормит его грудью, но как только он начинает становиться на дрожащие волосатые ножки, она отгоняет его от себя, чтобы охотился сам. Именно поэтому все иностранцы такие крепкие и ничего не боятся – они с самого детства привыкли терпеть нужду и лишения.

Придя к такому выводу, Сяо Гу залег на кровать прямо в носках.

– Сними носки, дикарь! – велел иностранец.

Снять носки? Большей глупости нельзя было и придумать.

Сяо Гу честно предупреждал хозяина, что носки лучше не снимать – будет хуже, но тот настоял на своем. Он, видно, думал, что ноги Сяо Гу пахнут лучше, чем его носки, ну и получил, конечно, полную порцию китайского счастья.

Правда, хозяин оказался тоже не промах и загнал-таки Сяо Гу в душ. Тот думал потихоньку отсидеться на унитазе, но господин обдал его водой из душа, так что деваться все равно было некуда, пришлось мыться.

Вопреки ожиданиям, мытье Сяо Гу даже понравилось. Он вышел посвежевший и чистый и с наслаждением рухнул на кровать. Ему было хорошо как никогда, все действительное казалось разумным, все разумное – действительным.

И лишь одна мысль немного омрачала жизнь Сяо Гу – воспоминание о рыжем гангстере-фэйту. Рано или поздно тот появится на горизонте и потребует отчета. Вдруг он велит причинить хозяину зло или даже убить его? Что тогда?

Поразмыслив как следует, Сяо Гу решил, что беспокоиться не о чем. Он не должен никого бояться: теперь он на службе у иностранца, а помощника иностранца даже гангстер не посмеет тронуть! В сладких мыслях о новой счастливой жизни, которая начнется у него с завтрашнего дня, Сяо Гу и заснул.

Новая жизнь началась довольно странно: господин разбудил его в полшестого утра.

– Ты знаешь, как нам добраться до храма Неба? – спросил господин сонного и взлохмаченного Сяо Гу.

– Конечно знаю, – отвечал тот, позевывая. – Берем такси, говорим: «Храм Неба!» – и вот мы уже там.

– Нет, такси мы брать не будем, – отвечал господин. – Лучше на автобусе или в метро.

Всемогущий Тайшан Лаоцзюнь [17] и Восемь Бессмертных [18]! Для того ли он поступал на службу к иностранцу, чтобы вставать в пять утра и ездить на автобусах?!

Сяо Гу пытался вразумить господина, но тот был краток:

– Мы поедем на такси, только если ты за него заплатишь.

На этом спор заглох сам собой.

– Если не такси, тогда лучше пешком, – сказал недовольный Сяо Гу. – Здесь идти всего полчаса.

И вот, вместо того чтобы наслаждаться сладким утренним сном, они потащились в храм Неба.

«Чтоб ты провалился со своим храмом Неба, иностранная обезьяна, – сердито думал Сяо Гу, поспевая следом за иностранцем. – Чтобы и вы тоже провалились, и храм, и само небо! В кои-то веки мог отоспаться на чистых простынях!»

Положительно, эти иностранцы возомнили о себе черт знает что! Они думают, что если выучили пару слов и надели на себя китайские носки, так они уже сравнялись с китайцами? Нет, такому никогда не бывать, даже если иностранцы станут в три раза богаче нынешнего. Деньги деньгами, а культура культурой. А у иностранцев, как известно, никакой культуры нет. Нет у них ни одного толкового писателя, художника или музыканта. Во всяком случае, Сяо Гу ни одного не знает.

Иное дело Китай. Тут одних каллиграфов – хоть чемоданами черпай. Зайди, например, в тот же Бэйхай утром – рядами стоят, пишут на асфальте огромными мокрыми кистями. Асфальт высыхает – снова пишут. Некоторые даже используют одновременно две кисти: одна в правой руке, другая – в левой. Вот какое у нас, китайцев, мастерство и какая культура, и никому ее не переплюнуть!