Локки 8. Потомок бога (СИ) - Решетов Евгений Валерьевич "Данте" - Страница 18

— Ой ли? — усмехнулся я, сложив руки на груди и откинув корпус назад, чтобы как бы свысока смотреть на неё. — В Гар-Ног-Тоне ваши смертные? Так почему же они поклонялись Хаосу, а ваши имена использовали как самые грязные ругательства? Или вы этого и требуете от своих верующих? Тогда, прекрасная Жива, запишите и меня в список своих верующих. Когда я в следующий раз ударюсь мизинцем ноги об угол комода, то обязательно вскрикну «Жива», а не «мля».

— Довольно! — прервал меня скрежещущим голосом Дажьбог в обличье смуглокожего старика в жёлтом плаще с вышитым на груди солнцем.

— Вы видите⁈ Видите, братья и сестры⁈ — вскочила со своего трона разъярённая Жива, тыча в мою сторону пальчиком с зеленоватым ногтем. — Это несдержанный, опасный и грубый хам, решивший, что ему в нашем мире всё позволено. Он вытирает об нас ноги, а мы должны терпеть⁈ Нет, не бывать этому! Мы накажем его!

— Может, и накажем, — медленно проронил Перун, роняя слова как глыбы льда на песок. — Но сперва мы должны все обсудить. Для того и был созван совет. Прошу, сестра, присядь и позволь Локки высказаться.

Та отчётливо скрипнула зубами и очень нехотя вернула свою упругую попку на трон, положив тонкие, как древесные стебли, руки на подлокотники.

Боги воззрели на меня в ожидании моих слов. Они ждали, что я начну оправдываться, юлить и хитрить. Но я вместо этого холодно заявил:

— Мне нужна была сила, чтобы сражаться с богами Хаоса. И я её получил: стал богом, обрёл первых верующих. И обрёл я их на землях, занятых Хаосом, а не на ваших. Моя сила позволила победить и Маммону, и Сварга. Где бы вы были, ежели бы не я?

Мой твёрдый взгляд не спеша прошелся по лицам богов, чуть дольше прочих задержавшись на Марене. Та походила на прекрасную мраморную статую: не моргала, не двигалась и, кажется, даже не дышала.

Что творится в её душе? А в сердце? На чьей она стороне? Кого поддержит после того, как мы сражались бок о бок? Меня или Живу? Фенрир её знает. Марена до сих пор оставалась для меня самой большой загадкой.

— Если бы ты сразу появился на поле боя, как вы и договаривались с Семарглом, то Мокошь была бы жива! — выпалила Жива, резко рубанув воздух ребром ладони, словно уже вынесла мне приговор и отсекала голову.

— Да ты никак видишь будущее? Может, тогда бы и Сварог не угодил в ловушку Тира Ткача реальности и не пропал? — насмешливо глянул я на неё, чувствуя, как во мне копится гнев, подобно яду в зубах змеи.

Жива сузила глаза до двух крохотных щёлочек и сжала тонкие пальцы в кулаки. На миг между нами, как дохлая смердящая собака, легла тишина — такая, что аж трудно было дышать носом.

— Но и ты не знаешь, что случилось бы, явись ты на поле боя в условленное время, — прервал тишину рокочущий бас Чернобога. — Может, Мокошь и Сварог действительно были бы сейчас среди нас.

— Вы можете гадать до бесконечности, но факт остаётся фактом. Моя прозорливость и внезапная атака решили исход битвы в вашу пользу. А вы набрались наглости судить меня, — медленно проговорил я, будто грыз сгустившийся воздух, дрожащий над поляной, окружённой испуганно замершими берёзами.

— Это ты наглец! Никто не смеет так говорить с нами в нашем же мире! — выпалила Жива, часто дыша.

— Жива права, — глухо выдал Велес, хмуря седые брови. — Такие речи непозволительны.

— Наказать! — пророкотал Чернобог и ткнул в мою сторону пальцем, будто пригвождал к позорному столбу.

Вот твари! Я жопу рвал, чтобы они победили, и вот их плата⁈

Гнев страстно шептал мне, что я слишком мягок с ними. Однако мне удавалось сдерживаться и не скатываться в ослепляющую ярость. Всё-таки из семи богов трое уже явно были настроены против меня: Чернобог, Жива и, скорее всего, Велес. А славянские боги, как известно, всегда принимают решение большинством голосов, то бишь четырёх вскинутых рук вполне хватит, чтобы мне вынесли обвинительный приговор.

— Наказать! — взвизгнула Жива, мстительно оскалив ровные белые зубки.

— Тишина! — громыхнул Перун, перекрывая все звуки и голоса.

Тотчас боги замолчали, и даже птички перестали петь.

— Ты что-то хочешь добавить к уже сказанному тобой? — продолжил Перун, обратив на меня тяжёлый взгляд удивительно синих глаз. Кажется, в их глубине даже проскальзывали разряды крохотных молний.

— Нет, — холодно процедил я и надменно вскинул голову, как кот, которого вознамерились судить мыши.

— Кто-то хочет высказаться в защиту Локки? — сказал Перун, глянув на остальных богов.

— Я, — проронил Семаргл.

— Ещё бы, — негромко фыркнула Жива, закатив зенки.

— Да, Локки порой поступает весьма своеобразно и где-то даже непочтительно. Но он всегда был нам полезен. И мы ему многим обязаны, кто бы что ни говорил. Опять же в нём играет гремучая кровь его предка Локи, известного своим неординарным поведением, посему мы должны делать скидку ещё и на это. А в целом я считаю, что не стоит наказывать Локки.

— Спустить ему с рук такие грязные речи и проделки⁈ — задохнулась гневом Жива, налившись дурной кровью аж до самых кончиков волос. — Когда ты стал таким слюнтяем, брат⁈

— Уймись! — рыкнул на неё Перун.

Та открыла рот, желая что-то дерзко бросить ему, но острый как бритва взгляд Перуна убедил её промолчать.

— Локки не заслуживает наказания, — прозвучал холодный отстранённый голос Марены, прямо посмотревшей на Живу.

Та вызов богини Смерти не приняла, никак не стала комментировать её слова, в отличие от речи Семаргла. Даже отвернулась.

— Итак, голосуем, — пророкотал Перун, хлопнув мозолистой раскрытой ладонью по подлокотнику. — Кто считает Локки виновным?

Как мне и думалось, руки подняли Жива, Чернобог и Велес.

— Хорошо, — кивнул Перун, хотя я не видел в этом ничего хорошего. — Кто считает, что Локки невиновен?

Семаргл, Марена и неожиданно Дажьбог оказались на стороне Добра, Красоты и Истины, то бишь на моей.

Вышла боевая ничья: три на три. И снова, как и в прошлый раз, всё решал голос Перуна. Тот откинулся на спинку трона, сцепил перед собой пальцы рук и задумался. Его лоб избороздили морщины, а глаза взвесили меня, оценили и попытались заглянуть в душу. А я даже позу не поменял, всем своим видом показывая, что этот цирк меня не касается. И это весьма злило Живу.

Она с надеждой посмотрела на Перуна, едва не порыкивая от нетерпения. А тот тянул театральную паузу, словно наслаждался всеобщим вниманием. Даже солнце будто стало чуть ярче освещать бога, показывая, что тоже ожидает его слов.

— Локки определённо виновен, — наконец вымолвил Перун.

— Да, — ликующе прошептала Жива, стиснув кулачки.

— … Но учитывая его прошлые заслуги, он достоин снисхождения. Я считаю, что Локки должен искупить свои грехи служением нашему общему делу, — закончил Перун, не обращая внимания на вытянувшееся от расстройства лицо Живы, пошедшее красными пятнами.

— Я не чувствую за собой никакой вины и не считаю себя кому-то и чем-то обязанным. Ни на какую службу ни к кому я не пойду.

— Перун! — вскочила с трона Жива, спеша обратить мои слова в свою пользу. — Этот наглец отказался от твоего милостивого предложения! Он недостоин снисхождения! Его нужно покарать.

— Ну так спустись со своего трона и покарай меня, — насмешливо бросил я богине.

Та ощерилась и прошипела:

— Покараю, не сомневайся! Если Перун даст мне позволение, я превращу тебя в кучу компоста.

— Ты в Великом Ничто присоединишься к тем, кто уже так говорил.

— Ты угрожаешь моей сестре, наглец! — выпалил Чернобог, тоже вскочив на ноги.

— Непозволительно! — проскрипел Велес, хмуро глядя на меня.

— Не провоцируйте его, — вступился за меня Дажьбог. А Марена молча встала.

— Я знаю, что делать! — громко выдал Семаргл, перекрыв общий гам. Все на миг уставились на него, а тот резко сказал, словно бросился в прорубь: — Локки должен присоединиться к нашему пантеону.

После слов Семаргла на поляну опустилась ошеломительная тишина. Все замерли с открытыми ртами, вытаращенными глазами и сведёнными судорогой пальцами.