Защита Чижика (СИ) - Щепетнев Василий Павлович - Страница 1

Предуведомление

Автор в очередной раз напоминает: он сочинитель. Фантаст. Данное произведение тоже выдумка, как выдумка сама альтернативная история. И потому известные лица, которые встретятся читателю, не имеют ничего общего с реально существовавшими и существующими персонами, несмотря на совпадающие фамилии, имена и отчества.

Неправда это всё, в общем.

23 апреля 1980 года, среда

Не перевернуть ли пластинку?

В солнечных лучах, пробивавшимся сквозь полуприкрытые жалюзи, опасливо кружили пылинки, не решаясь опуститься на поверхность в присутствии важного пациента, полковника Гришповецкого. Или дело в восходящих потоках? Электростатике?

— У меня для вас три новости, Михаил Михайлович, — произнёс я, медленно разглаживая листок с результатами анализов. — Две хорошие, а одна… не очень.

Полковник резко подался вперёд, его ладони сжались в кулаки, суставы побелели от напряжения.

— Начните с хороших, — сказал он глуховатым голосом.

Я наблюдал за ним внимательно, истина в деталях. Он волновался. На висках, несмотря на отсутствие жары, выступили мелкие капли пота. Зрачки, расширенные даже в ярком свете, выдавали страх. Пальцы его то сжимались, то разжимались, будто пытаясь ухватиться за что-то незримое, что могло бы спасти его от неминуемого удара судьбы.

— Сифилиса у вас нет, — наконец объявил я, слегка растягивая слова, чтобы дать ему время осознать сказанное.

— Нет? — он будто не поверил своим ушам.

— И не было, — подтвердил я.

— Но как же… Мне же сказали…

— Бывает, — пожал я плечами, прикидывая, как лучше объяснить ему медицинскую подоплеку.

Полковник прибыл в Ливию три недели назад. Сначала всё казалось незначительным — маленькие язвочки на предплечьях, которые он списал на укусы насекомых. Перед Ливией он побывал в одной южной стране, где москиты и прочая нечисть не давали покоя даже самым стойким. Ночью, во сне, он расчёсывал зудящие ранки, и они, естественно, не заживали. Такова была его версия.

Но шли дни, а язвы не только не исчезали — они росли, расползались, как плесень по сырой стене. И тогда он обратился в госпиталь. Советский, разумеется. Там его обследовали, взяли анализы, и — внимание, внимание! — реакция Вассермана дала положительный результат. Резкоположительный. Четыре креста. Диагноз прозвучал как приговор: сифилис.

У советского полковника не может быть сифилиса! Это противоречит не только уставу, но и самому духу времени. Нет, конечно, его бы не расстреляли, не отправили в лагеря — за это никогда не расстреливали, даже тридцать лет назад. Но для карьеры подобный диагноз крайне нехорош. Облико морале, понимаете ли. Заразиться сифилисом, да ещё за границей! Что это он себе позволяет!

Нынешнее назначение в Ливию для полковника было ступенькой, трамплином к новым высотам, он положил немало сил, чтобы добиться этого назначения, и возвращаться в Союз с позорным диагнозом не хотелось. Очень не хотелось.

И тогда добрые люди подсказали ему: есть диагностический центр «Космос». Обратись, может, и помогут. Многим помогали.

И вот он сидит передо мной, весь — ожидание, весь — надежда.

— Вы страдаете тропической болезнью, — продолжал я. — Имя ей фрамбезия. Болезнь серьёзная, но, на ваше счастье, далеко зайти не успела. Вы вовремя обратились. Почти вовремя.

— Ага… — Полковник с трудом проглотил слюну, его глаза метались по комнате в поисках подтверждения моим словам. Тайный сигнал барабанщика, знак четырех, что-нибудь доказательное.

— Где были в предшествующей командировке? — спросил я. — Африка, Юго-Восточная Азия, Центральная Америка?

— Африка, — коротко бросил он. — Рядом с экватором.

— Вот там она вас и подстерегла, — кивнул я. — Фрамбезия. Подстерегла и напрыгнула.

— Но как?

— Очень просто. Достаточно прикосновения к язве больного. В трамвае — есть там трамваи? Или в автобусе. Или просто в толпе кто-то задел. В бронетранспортёре, наконец. Вариантов — море.

— И что мне теперь делать? — спросил он, и в его голосе звучала нерешительность. — Где лечиться?

— Лечиться можно везде, где знают, как бороться с фрамбезией. Хотя бы и здесь. В «Космосе».

— Что для этого нужно?

— Ничего сверхъестественного. У вас есть аллергия на лекарства?

— Нет.

— На еду? На одеколон? На траву? Вообще на что-нибудь?

— Нет, никогда не замечал. А я человек приметливый.

— Это хорошо, — констатировал я. — Теперь примечайте, не появились ли такие же язвочки у тех, с кем вы контактировали.

— В каком смысле — контактировал?

— В самом прямом. Если увидите — направляйте сюда. Впрочем, я сам сообщу о вашем случае в госпиталь. Пусть будут начеку.

Полковник медленно выдохнул, обретая полковничью уверенность.

— Так вы говорите, сифилиса нет?

— Нет.

— И фрамбезия… это лечится?

— Лечится.

— А нельзя… — начал он, запнулся и продолжил, — Нельзя ли не сообщать в госпиталь?

Я посмотрел на него внимательно, оценивая вопрос. Чего он боится? Или просто не понимает?

— Вы хотите, чтобы в нашем советском госпитале продолжали считать, что у полковника Гришповецкого Михаила Михайловича сифилис? — спросил я, чуть наклоняясь вперёд. — В самом деле хотите?

Он сжал губы, его взгляд метнулся в сторону, будто ища поддержки у портрета Пирогова висевшего на стене.

— Э… Нет, не хочу.

— Узнав, что у вас фрамбезия, они почитают справочники и поймут, что это невенерическая болезнь, — продолжал я спокойно. — Со всяким может случиться. Никакого ущерба для морального облика.

— Я понял, понял, — пробормотал он, но в его глазах всё ещё читалось сомнение.

— Это лишь одна из причин, — добавил я, откидываясь на спинку кресла. — Вторая — фрамбезия болезнь инфекционная, и хотя шанс, что ваши сослуживцы заразились от вас, невелик, он существует. Поэтому некоторое время они должны быть под наблюдением. А кто их будет наблюдать? Госпиталь и будет.

— А вы? — вдруг оживился полковник. — А вы не можете?

— И это третья причина, — продолжил я. — Счёт за консультацию и лечение полковника Гришповецкого мы выставим госпиталю, согласно утверждённого порядка. Но вряд ли госпиталь захочет оплачивать наши осмотры десятков людей — у него просто не хватит денег.

Полковник задумался. Его пальцы снова задвигались, теперь уже перебирая невидимые бумаги.

— А много… Много это — счёт? — спросил он наконец, стараясь говорить небрежно, но в голосе проскользнуло напряжение.

— Вам лично волноваться не о чем, я же сказал — оплачивать будет госпиталь.

— А всё-таки? — настаивал он. Полковник привык, что ему всё выкладывали как на духу.

Я вздохнул.

— Во многом знании многие печали. Скажу лишь, что достаточно. Можете, конечно, вернуться в Союз. Там вас будут месяц лечить в стационаре, и ещё два — амбулаторно. Выйдет в итоге куда дороже, но когда платит государство, кто считает?

— Месяц… и ещё два месяца? — он побледнел.

— И пять лет диспансерного учёта, — добавил я. — С наблюдением венеролога, терапевта, офтальмолога и невропатолога.

— А здесь?

— Здесь Ливия, — развёл я руками. — Здесь государство такого позволить себе не может — содержать в общем-то трудоспособного человека месяц или два. Потому разрешены к применению рекомендации европейских стран, в данном случае — французские. Французам эта болезнь известна хорошо, у них в прошлом было много колоний по всему миру. Не беспокойтесь, французские методы не менее эффективны, нежели наши, советские.

Полковник задумался, его взгляд устремился куда-то вдаль, за стены кабинета, будто он взвешивал все «за» и «против». Наконец он твёрдо кивнул.

— Тогда… Тогда я согласен. Лечите по-французски.

Я нажал кнопочку вызова. Через мгновение вошёл Никодим, наш фельдшер, высокий, сухопарый мужчина с невозмутимым лицом. Надеть плащ с капюшоном, дать в руки косу… Нет, в другой раз.