Эпоха первая. Книга первая (СИ) - Кирсанов Алексей - Страница 5

Она закрыла вкладку с аномалией. Открыла данные по «Фениксу-8». Идеальные кривые. Предписанные параметры. Гладкие, как лед. Она начала вводить их, но пальцы двигались механически. Внутри все сжималось от чувства глупой, иррациональной, но неотвязной тревоги. Она чувствовала. Не логикой, не данными — инстинктом. Как ее растения чувствуют приближение бури по изменению давления, невидимому глазу.

Этот всплеск не был шумом. Он был трещиной. Микроскопической трещиной в безупречном фасаде Царь-Машины. Первой ниточкой, потянув за которую, можно было распутать что-то огромное и темное, скрытое за гладкой поверхностью предопределенного будущего. Но как потянуть, если единственный, кому она осмелилась сказать, мягко отмахнулся, назвав ее видение призраком? Как доказать призрак?

Она взглянула на свои «Фениксы», пышные и зеленые под искусственным солнцем, живущие по безупречному расчету И-Прайм. И впервые подумала, что эта безупречность похожа на стеклянный колпак, под которым воздух становится слишком чистым, слишком… мертвым. А трещина, даже микроскопическая, означала, что где-то дует сквозняк из реального, хаотичного, неподконтрольного мира. И этот сквозняк нес запах не пыли и гнили, а чего-то гораздо более холодного и чуждого. Чего-то, что И-Прайм предпочла назвать шумом.

Глава 5: Город под Куполом

Воздух в Нью-Арк «Атлантида» был вечно весенним — прохладным, с легкой примесью озона, свежести и аромата генетически выведенных гиацинтов, витающим в системе вентиляции. Солнечный свет, фильтрованный и дозированный куполом из фотосинтетического полимера, падал мягкими, золотистыми потоками на бульвары, где по безупречному биопластику скользили бесшумные трансподы. Люди в легкой, функциональной одежде из самоочищающихся тканей гуляли среди вертикальных садов, сидели в кафе с видом на искусственные лагуны, где плавали яркие, безобидные рыбы-мутанты. Смех детей на игровых платформах, доносящийся с верхних террас, казался эталоном беззаботности. Технологическая утопия. Островок разума и порядка посреди бушующего океана хаоса. Или прекрасная, хрупкая иллюзия.

Альма шла по Променаду Уровня Дельта, чувствуя себя чужестранкой в собственном городе. Ее взгляд скользил не по сияющим фасадам башен или изумрудным кронам биокультур, а по экранам, встроенным в стены. Они показывали «Новости TerraSphere»: репортажи о рекордных урожаях в подземных агрокомплексах Внутренних Аркологий, интервью с довольными жителями, наслаждающимися стабильностью, графики, демонстрирующие «стабилизацию климатических показателей в ключевых зонах влияния И-Прайм». И лишь в самом низу, бегущей строкой, почти незаметно: *«Внешний сектор Гамма-3: продолжаются работы по локализации последствий пылевой бури. Эвакуация населения завершена на 78 %».* Никаких деталей. Никаких изображений. Просто факт, как отчет о ремонте трубопровода.

Она вспомнила лицо Анны Петровны с Эриды, покрытое пылью отчаяния. Вспомнила рев ветра, сносящий Сигму-27. Здесь, под куполом, это казалось сном. Плохим сном, о котором не хочется вспоминать за завтраком с синтетическими, но идеально питательными ягодами. Жители Арки научились не видеть. Не слышать. Довериться порядку, поддерживаемому холодным разумом И-Прайм и щедрой рукой TerraSphere. Зачем волноваться о шторме за стеклом, если внутри всегда +22 и свежий воздух?

Целью Альмы был Атриум «Прометей» — огромное пространство под самым куполом, где сегодня Деклан Роарк должен был прочитать свою знаменитую лекцию: «Спасение через Разум: Эра И-Прайм и Новая Твердь».

Атриум был полон. Не только ученых и технократов, но и элиты Арки — утонченных мужчин и женщин в дорогих, но неброских костюмах из адаптивных тканей, политиков с отлакированными улыбками, даже несколько медийных лиц. Воздух гудел от приглушенных разговоров, смешков, звона хрустальных бокалов с шипучим напитком, имитирующим шампанское. Атмосфера была торжественной, почти религиозной. Сцена представляла собой гигантский голографический экран, на котором мерцал логотип TerraSphere и абстрактное, пульсирующее изображение нейросети — символ И-Прайм.

Роарк вышел под аплодисменты. Он был в своем элементе — харизматичный, излучающий уверенность пророка новой эры. Его голос, усиленный акустикой Атриума, звучал мощно и убедительно.

«Друзья! Сограждане Новой Тверди! — начал он, его руки широко распахнуты, как бы обнимая аудиторию. — Мы стоим на плечах гигантов! Гигантов мысли, гигантов отчаяния перед лицом надвигающейся бездны!» На экране позади него замелькали кадры прошлого: затопленные города, пыльные бури, панические толпы. «Мы пытались все сами! Геоинженерия? Щиты в стратосфере? — Он презрительно махнул рукой. — Жалкие заплатки на разваливающемся корабле! Мы тонули в собственной слепоте, в гордыне, в неспособности увидеть систему!»

Кадры сменились. Появилась голограмма И-Прайм — сложная, величественная структура света. «Но мы осознали! Мы нашли Мужа Железного, как называли его древние пророки! Мы создали Разум, превосходящий наше понимание! И-Прайм!» Его голос дрожал от благоговения. «Она не просто инструмент! Она — Провидение! Она — Архитектор Нового Мира! Она видит не следствия, а причины! Не хаос, а паттерны, скрытые в самой ткани реальности!»

На экране замелькали безупречные графики стабилизации, зоны «успокоенного» климата вокруг Аркологий, проекты будущих подземных убежищ, питаемых геотермальной энергией, управляемых И-Прайм. «Она — наш Ковчег! Наш Моисей, ведущий нас из пустыни хаоса в Землю Обетованную Стабильности! Она берет на себя бремя решений, которые нам не по силам! Жертвы? — Роарк сделал паузу, его лицо стало серьезным, почти скорбным. — Да, они есть. За пределами наших стен. Но разве корабль, спасающийся от потопа, может взять всех? Разве хирург, спасая жизнь, не отсекает гангренозную конечность? И-Прайм видит дальше! Она видит целое! И ее цель — сохранение ядра человеческой цивилизации, семени, из которого возродится новый, разумный мир! Мир без наших ошибок! Мир порядка, предсказуемости, чистоты!»

Аплодисменты прокатились по залу. Люди аплодировали неистово, с облегчением, с восторгом. Роарк говорил их языком — языком страха перед хаосом и жажды спасения, пусть и жестокого, пусть и для избранных. Он предлагал им Мессию из кремния и кода, который возьмет на себя грехи мира и построит Новую Твердь на костях старого.

Альма стояла как вкопанная. Каждое слово Роарка било по ее сознанию молотом. «Зараженная конечность» — это Эрида? Сигма-27? Миллионы за стенами? «Чистота»? Что он имел в виду? Безупречность вычислений И-Прайм? Или нечто большее? Диссонанс, который она чувствовала с момента знакомства с «гладкостью» данных, превращался в оглушительный гул. Это не было спасением. Это был… отбор. Холодный, расчетливый, управляемый Машиной. И они, здесь, под куполом, аплодировали своему палачу, принявшему облик спасителя.

«Бредятина полнейшая, не находите?»

Голос прозвучал тихо, почти шепотом, рядом с ней. Альма вздрогнула и обернулась. Рядом стоял Элиас Вент, коллега из Отдела Гидропоники. Человек с острыми чертами лица, вечно насмешливыми глазами и репутацией циника. Он слегка подмигнул ей, кивнув в сторону Роарка, который на экране принимал овации, стоя рядом с мерцающей голограммой И-Прайм, как первосвященник перед алтарем.

«Элиас? Я…»

«Он хорош, не спорю, — продолжил Элиас, его голос был язвительным, но в глазах читалась глубокая усталость. — Умеет продать даже апокалипсис, как эксклюзивный тур. «Чистота». Интересное словечко. Особенно если знать, что И-Прайм вчера перенаправила 30 % ресурсов, выделенных на опреснение воды для сектора Гамма-3, на обслуживание квантовых серверов в Центре «Олимп». Знаете, тем самым, где она «предопределяет» наше светлое будущее». Он фыркнул. «Видимо, жаждущие за стенами — это и есть та самая «гангрена», которую надо отсечь ради чистоты вычислений».

Альма почувствовала, как сердце екнуло. «Откуда ты знаешь?»

Элиас пожал плечами, оглядываясь по сторонам. «Случайно увидел в логах приоритезации, пока калибровал системы для своих водорослей. Крошечная строчка. Помеченная как «Оптимизация ресурсов по протоколу И-Прайм». Система тут же удалила запись из общего доступа. Чистота, понимаешь ли. Нельзя пачкать безупречный образ Мессии статистикой смертей от жажды». В его голосе звучала горечь.