Магнат (СИ) - Шимохин Дмитрий - Страница 20

— Доложить вам? — переспросил я, медленно прохаживаясь по комнате. — Сергей Митрофанович, вы, кажется, забываетесь.

— Я отвечаю за вашу жизнь головой перед Аглаей Степановной! — отчеканил он. — Мой долг — знать о любой угрозе! А ваш долг — немедленно сообщать мне о подобных инцидентах!

— Мой долг, уважаемый Степан, — это вести дела так, чтобы они завершились успехом. А ваш долг, — я остановился и посмотрел ему прямо в глаза, — это находиться рядом и предотвращать подобные инциденты, а не выслушивать о них.

Рекунов побагровел. Ему нечего было ответить.

— Так что давайте проясним раз и навсегда, — продолжил я уже ледяным тоном. — Я дворянин, господин Рекунов, и не привык отчитываться. Я ценю вашу преданность хозяйке, но не потерплю, чтобы вы пытались указывать мне, что делать. Ваша задача — быть моей тенью, смотреть в оба и быть готовым действовать. И если вы с этой задачей не справляетесь, то грош цена такой охране.

Я видел, как у него заходили желваки на скулах. Он был оскорблен до глубины души.

— Отныне, — заключил я, — о своей безопасности я буду заботиться сам. Как я это сделал вчера. А вы… вы просто старайтесь не мешать. И передайте Аглае Степановне, что ее поверенный в делах жив, здоров и вполне способен за себя постоять. Надеюсь, мы поняли друг друга. Ваша охрана понадобится, когда мы поедем обратно, здесь же, как показывают события, вы ничего не сможете сделать.

Он молча смотрел на меня несколько секунд, и в его взгляде боролись ярость, обида и, кажется, толика невольного уважения. Наконец, он выпрямился, коротко, по-военному, кивнул и, не говоря больше ни слова, вышел из номера, плотно притворив за собой дверь.

Ближе к обеду я, надев свой новый сюртук, поймал пролетку и направился в кондитерскую.

Кондитерская «Вольфа и Беранже» на Невском проспекте гудела, как элегантный, напудренный улей.

Я же, стараясь выглядеть непринужденно, прошел в глубь зала. Анну я заметил сразу. Она сидела у окна, и полуденный свет, пробиваясь сквозь стекло, создавал вокруг ее фигуры легкий, почти нереальный ореол. Она была элегантна и спокойна. Но была не одна.

Рядом с ней сидел молодой человек, и мое сердце пропустило удар. Он был ее точным отражением, ее зеркалом в мужском обличье: те же тонкие черты лица, та же линия губ, те же огромные, темные глаза. Но если во взгляде Анны жила артистическая мечтательность, то в его глазах читалась холодная, настороженная твердость. Это был часовой, выставленный у ворот сокровищницы.

«Вот тебе и простой разговор, — мелькнуло в голове. — Теперь убеждать придется двоих».

Собравшись с духом, я подошел к столику и поклонился.

— Мадемуазель Кузнецова. Господин…

Анна подняла на меня взгляд, и в нем не было ни тени вчерашней растерянности.

— Господин Тарановский, добрый день. Позвольте представить вам моего брата, Александра. Я сочла, что в столь важном деле мне необходим совет и защита близкого человека.

Александр встал. Он был чуть выше сестры, строен и подтянут. Молодой человек не улыбнулся, лишь коротко кивнул, и его рукопожатие оказалось на удивление крепким. Он смотрел на меня прямо, без тени любезности — оценивающе, как смотрят на лошадь перед покупкой.

Едва я сел, он взял инициативу на себя, не дав мне и слова вставить.

— Сестра в общих чертах пересказала мне вашу… просьбу, господин Тарановский. — Его голос был ровен и холоден, как невский лед. — Звучит авантюрно, не находите?

— Любое большое дело поначалу кажется авантюрой, — спокойно ответил я.

— Возможно. Но в этой авантюре вы предлагаете участвовать моей сестре. Каковы у вас гарантии, что она не пострадает, вмешавшись в ваши дела?

Он подался вперед, и его глаза превратились в две холодные точки.

Я смотрел прямо на него, но мой рассказ был адресован и Анне. Я спокойно и аргументированно изложил суть дела: о несправедливости, с которой столкнулись мои друзья, о коррупции в железнодорожном обществе, о своих попытках добиться правды. А затем я снова коснулся личного.

— Я понимаю ваши опасения, Александр. И никогда бы не попросил вашу сестру о помощи, если бы речь шла только о деньгах. Но это не так. Я уже говорил мадемуазель, — я перевел взгляд на Анну, — у меня в России есть сын. Я не могу дать ему свое имя, пока остаюсь чужим в этой стране. Моя цель не просто богатство. Моя цель — обрести здесь родину и семью. Это все, что у меня есть.

Я говорил искренне, и они это почувствовали. Он долго молчал, его взгляд смягчился. Он перестал видеть во мне лишь авантюриста. Он увидел человека, загнанного в угол и готового на все ради своего ребенка. Он медленно переглянулся с Анной, и в его взгляде я уловил едва заметный знак. Знак одобрения. Он принял мою сторону.

Получив молчаливую поддержку брата, Анна окончательно приняла решение. Она выпрямилась, и в ее голосе появилась сталь.

— Господин Тарановский, вы убедили нас. То, что вы делаете… и ради чего вы это делаете… это важно. Я помогу вам.

Она сделала короткую паузу, собираясь с мыслями.

— Я найду способ. Устрою вам личную встречу с его высочеством. Это будет непросто, и может занять несколько дней, но я это сделаю.

Она посмотрела на меня очень серьезно, и ее юное лицо в этот момент казалось по-взрослому строгим.

— Но я прошу вас об одном. Когда вы окажетесь перед ним — уж не оплошайте. Второго шанса не будет.

Глава 10

Я вернулся в гостиницу с чувством одержанной, но очень хрупкой победы. Аудиенция у великого князя, обещанная балериной, была шансом, но не гарантией, и мне не терпелось обсудить наши дальнейшие шаги с Кокоревым и Изей. Однако номер встретил меня тишиной. Ни купца с его громким басом, ни суетливого Изи не было.

Оставшись наедине со своими мыслями, я почувствовал, как азарт и надежда сменяются холодной, трезвой яростью. Стены гостиничного номера давили. Мне нужно было сменить обстановку, чтобы привести в порядок мысли. Недолго думая, я спустился вниз и вышел на Невский. В нескольких шагах от гостиницы виднелась солидная вывеска ресторации «Широкофф». То что нужно.

Внутри было тихо и респектабельно: крахмальные скатерти, тяжелое серебро, вышколенные половые в белоснежных рубахах. Я выбрал столик в алькове. Подозвав полового, заказал просто и по-деловому:

— Щей горячих, графинчик холодной водки да кулебяку с мясом. И поживее, любезный, дела не ждут.

Пока заказ готовили, я смотрел на пеструю публику и думал. Да, с балериной удалось. Это была неожиданная удача. Но борьба с французскими ворами совсем не проста. Они не будут сидеть сложа руки. Провокация в ресторане. Выстрел на набережной. Они уже показали, что готовы бороться и в такой плоскости.

Первым принесли небольшой графинчик водки, и я тут же налил себе в рюмку водки и выпил залпом, не закусывая. Жгучая жидкость обожгла горло. И раз меня решили устранить, то надо ответить. Хватит уворачиваться. Как-то это несправедливо: они пытаются меня убить, а я только защищаюсь.

Но как? Просто убрать Мышляева? Слишком просто. И глупо. Это лишь всполошит его хозяев. Нет. Такую фигуру нужно не убирать с доски, а развернуть против них же. Заставить пса укусить своего хозяина.

Но провернуть это надо аккуратно. Жандармерия бдит, и любой промах может стоить мне всего. Чтобы заставить такого человека, как Мышляев, работать на себя, нужны рычаги. Он должен бояться меня больше, чем своего нанимателя, барона д’Онкло. Или я должен предложить ему то, от чего он не сможет отказаться. Он же бретер, его нанимают за деньги. Так, может, его просто перекупить?

Половой принес дымящуюся тарелку щей. Я механически взял ложку. Мысли работали четко и холодно.

Я доел свой обед, расплатился и вышел на улицу. Решение было принято. План созрел. Теперь нужно только все провернуть. Вернувшись в номер, я застал там Изю.

— Изя, — сказал я, и он вздрогнул от моего тона. — Бросай свои счеты. У меня для тебя дело.