Вторая молодость Фаины (СИ) - Хайд Адель - Страница 18

Ближе к вечеру поговорила с Азатом. Предложила ему вместе с женой перебраться в имение, и подумать кого ещё можно взять в охрану.

Фактически я предложила Азату возглавить мою охрану. Поймёт, воспользуется возможностью, значит не дурак, значит сработаемся, не поймёт, буду искать.

Я уже подумала о том, что надо бы написать письмо моему «партнёру». Пока из всех тех, кто мне встретился, Алексей Порываев был самым адекватным и понятным, а ещё ему, похоже, ничего скрытого от меня не надо было. И я решила завтра в городе заехать на почту и оправить Алексею письмо с просьбой. Может он пришлёт мне какого-нибудь толкового человечка.

В баню я всё-таки пошла, и не одна, Полинку с собой взяла, повариху и… охрану.

Охрана правда не парилась, а охраняла. Главным над охраной, пока состоящей из трёх человек, я назначила Азата. Розовощёким братьям это не очень понравилось, но возражать мне никто не осмелился.

Вот я всегда знала, что важно сразу поставить себя.

Сила — это понятие не реальное, это больше восприятие, то, как тебя воспринимают. Ты можешь быть в два раза меньше стоящего перед тобой бугая, но, если он воспринимает тебя сильнее, то и сила будет на твоей стороне.

Дом, конечно, за день весь отмыть не удалось, но прогресс было видно, окна плотник пообещал в течение недели поставить, а «бригада мойщиц», пообещала в течение этой же недели всё отмыть и отстирать.

***

С утра мой выезд, состоящий из двуколки, в которую была запряжена одна лошадь, стоял во дворе имения.

Вокруг него с недовольным видом ходил Кузьма.

Я накануне забыла его спросить, что не так с «господским экипажем», а сегодня он сам мне сказал:

— Повозка ента, барышня, вашего брата, хочь чего делайте, а я её узнал.

— А когда она пропала? — спросила я Кузьму, понимая, что возможно крестьяне не только ульи «поперли», но и из дома, что могли вынесли, во главе со старостой. Только вот мне одно было не понятно, он что совсем бесстрашный, не боится, что я за кражу на него в полицию подам.

Но оказалось, что кроме Кузьмы подтвердить чья двуколка и некому. Потому как брат мой, Иван Андреевич Стрешнев, кучера и конюшего не держал, лошадка у него была одна и ухаживал за ней он сам, так же, как и сам этой двуколкой правил.

«Да, — подумала я, — не жировал братец, жил скромно, капиталами отца не пользовался, своих не нажил».

В город мы поехали все вместе. Как бы ни хотелось мне оставить Кузьму на хозяйстве, следить за имением, но в городе он был мне нужнее, по крайней мере кивнёт, когда знакомые лица увидит. Полину тоже с собой взяла, понимала, что девочке будет тяжело по-быстрому туда-обратно, но одну её оставлять не хотела. И сопровождать нас поехал мой новый «начальник охраны» Азат, у которого была своя лошадь. Увидев утром Азата въехавшего во двор имения верхом, я поняла, что моё первое впечатление было верным, крестьяне так верхом не ездят. Передо мной был воин, который ездить на лошади научился раньше, чем ходить.

Уж и не знаю, благодаря ему или тому, что они сегодня ночью по очереди все дежурили вместе с братьями-молодцами, только ночь прошла спокойно, без происшествий, и я, наконец-то, так хорошо выспалась, что с утра чувствовала себя просто заново родившейся.

Погода была чудесная. Такое бывает только летом, особенно когда вдоль дороги лес, перемежающийся с полем, и воздух, который ты вдыхаешь в лесной части, можно пить, потому что там столько всего намешано: и  ароматы земли и воды, и листвы, и хвои, а потом выезжаешь на открытую часть, а там ветерок, он ещё не жаркий, потому что утро, но уже и не холодный потому что лето, и запах травы и клевера, и полыни.  И многоголосье птиц.

Двуколка была в очень хорошем состоянии, оказалось, что у неё ещё раскладывался верх, так что мы ехали в полном комфорте, укрытые от солнца.

До города добрались без проблем и в первую очередь заехали на почту. Письмо для Алексея у меня уже было написано, так что я его сразу же и отправила. А потом поехали к градоначальнику, к господину Нурову Михаилу Ананьевичу.

У него хотела выяснить, кто вёл дела моего брата, чтобы не обходить все канцелярии в поисках того, кого мог «опознать» Кузьма.

А ещё мне нужно было помещение под лавку, в которой я хотела продавать мёд и продукты пчеловодства. Я ещё вчера выяснила, что у меня могут быть проблемы с большими объёмами, а это значит, что перекупщикам мне, возможно, будет нечего предложить, а вот самой открыть лавку в которой продавать мёд и всё, что к нему прилагается, может даже косметические средства и всякое для красоты и здоровья от пчёл, почему нет? Идей у меня было много.

Дом Нурова был расположен центре Екатеринбурга. Красивый, двухэтажный особняк, с окнами, украшенными лепниной в виде переплетённых цветов, посередине въездная арка с воротами, по бокам статуи маленьких ангелочков, которые сделаны в виде атлантов.

Дом оказался гостеприимным, охрана на входе, услышав моё имя, долго нас на улице держать не стала, ворота распахнули, и впустили двуколку во внутренний двор.

Нас с Полиной слуга в красивой ливрее пригласил пройти в лом, а коляску быстро куда-то отвезли, ну а вместе с ней и Кузьму, который махнул мне «мол не переживайте, не впервой».

Самого Михаила Ананьевича дома не было, но супруга его ожидала к обеду.

Мне супруга градоначальника понравилась, довольно молодая, я бы ей дала от тридцати до тридцати пяти, добродушная, улыбчивая, полная, но не рыхлая. Полнота ей шла, она была какая-то вся очень женственная, без «острых углов».

Очень обрадовалась, увидев Полину, усадила нас, приказала принести лёгкие закуски и извиняющимся тоном сказала:

— Простите сердечно, что мало угощаю, очень рассчитываю, что останетесь на обед, тем более что только так можно вам будет Михаила Ананьевича увидеть, после обеда он сразу может уехать по делам.

Раиса Леонтьевна, так звали супругу градоначальника, сама заговорила о моей ситуации, но как только она начала говорить, так у меня «пропал дар речи».

— Брата вашего я знала, хороший был человек, женился на женщине с ребёнком, удочерил сразу. Я ему в том помогала.

— Кого удочерил? — спросила я, почувствовав, что не могу сглотнуть, ставшую вдруг вязкой, слюну.  

— Кого удочерил? — спросила я, почувствовав, что не могу сглотнуть, ставшую вдруг вязкой, слюну.

— Полину, —удивлённо ответила мне Раиса Леонтьевна.

Полинка, услышав своё имя, подняла белобрысую головку, отвлекаясь от перебирания маленьких пирожков, и захлопала глазёнками.

—Мою Полину? — всё ещё не в силах поверить в услышанное переспросила я.

— А вы не знали? — Раиса Леонтьевна понимающе улыбнулась.

— В документах не было, а больше мне и неоткуда было узнать, — пожала я плечами, размышляя о том, как всё непросто в семье Стрешневых.

— Это для вас… важно? — на добродушное лицо Раисы Леонтьевны набежала тень, — важно, чтобы девочка была родной крови? Вы теперь откажетесь?

Я даже задохнулась от возмущения:

— Нет!

Громко получилось и Полинка вздрогнула, посмотрела на меня строго: — «Мол, ты чего, совсем с ума сошла?!»

Я обняла её и прижала к себе так, как будто бы, кто-то собирается у меня её отнять:

— Нет, — уже спокойнее произнесла я, — Полинка моя племянница, и мы с ней родня.

Мне показалось, что Раиса Леонтьевна мне не поверила, а мне почему-то очень хотелось, чтобы именно она мне поверила:

— Я не потому, что наследство…

Вдруг женщина улыбнулась и мягко произнесла:

— Я знаю, ведь Полина наследует только дом, землю-то только в роду передавать можно, и земля эта и так ваша.

«Ничего себе подробности, — задумалась я, — а почему этого не было в документах, полученных мною от нотариуса в Петербурге?»

— А вы опекунство вы уже оформили? — прерывая мои размышления, спросила Раиса Леонтьевна

— Да, оформила, иначе бы мне в приюте девочку бы не отдали, —я колебалась говорить про мои ощущения, что с меня денег вымогали и нет, но всё-таки решила сказать, тем более что эти «работники приюта» напихали в мешок такой хлам, что даже деревенские брать отказались.