Дом на птичьем острове. Книга первая. Рожденная быть второй - Муляр Таша - Страница 12

Вообще-то, Василиса читать любила и глотала запоем Хемингуэя, Дюма, Брэдбери, Конан Дойла и других авторов, любезно рекомендуемых ей школьным библиотекарем Валечкой, которая пришла к ним работать сразу после колледжа и была ненамного старше Василисы. Вкусы у девушек совпали, и Валечка активно способствовала расширению литературного кругозора Василисы. Несмотря на это, нужно сказать, что Василиса с трудом преодолевала, например, страницы пухлого тома романа Толстого «Война и мир», особенно трудно шли сцены войны, и она даже с некоторым раздражением перелистывала страницы в поисках той самой любви.

– Эта девушка – такое сокровище, такое… Это редкая девушка… – говорил Пьер о Наташе Ростовой. Милое впечатление о Наташе, которую он знал с детства…

Ну вот разве хоть кто-то из их станичных пацанов может так красиво и романтично сказать о ней? «Это редкая девушка…», «Милое впечатление от Василисы, которую я знал с детства…» – пыталась она примерить на себя. Однозначно – нет. А если нет, то как это будет выглядеть? Что говорят друг другу? Из чего рождается та самая любовь, которая на всю жизнь? Хотя бывает ли она на всю жизнь?

Теперь Василиса поглядывала на отца с матерью не так, как раньше.

Она всегда считала, не задумываясь, что между родителями любовь. Хотя нет. Не так. Она всегда знала, что у них семья, а семья – это, безусловно, любовь, но только любовь эта не такая, как у Пьера к Наташе или как у Сони к Раскольникову.

Достоевский был, на удивление Валечки, проглочен Василисой буквально за неделю. Потом она, потрясенная, месяц ничего не брала в библиотеке, находясь под тягостным впечатлением от переполнявших ее неоднозначных эмоций.

«Тварь дрожащая или право имею?»

Убить для себя и чтобы разобраться в себе? А Соня, как она с этим жить стала? В общем, вопросы роились и путались, обсудить было не с кем, да она и стеснялась такое обсуждать, какое-то это слишком личное, как про это говорить? Ведь она – это ж надо подумать! – оправдывала Родиона Раскольникова. Хотя тут же его и порицала. Странные ощущения. Запуталась вконец Василиса.

Это собственное внутреннее разногласие пугало Василису, которая до этого считала себя вполне понятной и четко отличающей хорошее от плохого. Теперь же она стала на многие окружающие ее события, поступки людей и их отношения смотреть по-другому, осознавая, что все, видимо, не так просто и однозначно, как она думала. Эти размышления и чувства совпали со взрослением, с переменами в организме. Чем дальше, тем запутаннее и от этого еще интереснее казалась ее жизнь.

Она присматривалась к отношениям отца и матери. Даже позволяла себе думать о том – о боже! – есть ли у них близость в постели и как, а еще интереснее – когда это происходит. Знания «об этом» она уже получила от девчонок в школе, в частности от Наташи, своей новой подруги, приехавшей в станицу из Москвы. Дома у Наташи были журналы и книги, отпечатанные на машинке, сшитые вручную толстыми красными нитками. На белых листах с такими привычными буквами были написаны совсем непривычные и даже неизвестные слова, так ловко сложенные в предложения, от чтения которых почему-то разыгрывалась фантазия, начинало ныть внизу живота, скручивало изнутри, а потом все неожиданно взрывалось какой-то тянущей обволакивающей радостью, после чего уже не хотелось больше ничего читать и становилось стыдно, хотелось выбросить эти не принадлежащие ей листки, зарыться с головой в постель, забыть все, что с ней сейчас приключилось, и больше никогда, слышишь, никогда не думать о таком и не делать это!

Наташа принесла их в школу, завернув в синюю с мелким белым цветочком ткань. Показала кусочек текста на переменке в туалетной комнате, придя туда с портфелем.

– Смотри, что я тебе принесла! Только никому! – Наташа приоткрыла портфель, вытянула оттуда синюю ткань, свернутую в рулон. – Это я у родителей случайно обнаружила, сама уже прочла, потом смотрю, они вроде не пользуются, лежит у мамы в комоде под постельным бельем на одном месте… Ну, запомнила, как лежит, и тебе притащила на пару дней.

– А что это? Зачем ты принесла? Книга, что ли? А спрятала так зачем? – Василиса было потянулась за листочками, чтобы посмотреть текст.

– Ты что? – полушепотом прикрикнула Наташа. – Не нужно тут смотреть. Дома, когда одна будешь в комнате и точно никто не придет, тогда посмотришь.

– Ну ладно, – растерянно ответила Василиса, забрала сверток и засунула его поглубже в свой портфель. – А зачем ты мне это принесла? Там что-то интересное? А почему никому не говорить?

– Ой, ну что ты всё вопросы задаешь? Обсудить с тобой хочу и поделиться. Ты такого точно никогда не видела и не знала, а нам пора бы уже знать, – многозначительно ответила Наташа.

Так Василиса случайно узнала во всех подробностях, чем же, вполне возможно, занимаются в спальне родители, когда папа, приобняв маму, с загадочной улыбкой уводит ее в спальню со словами, что всем пора спать. От сделанного открытия Василиса поняла, что теперь смотреть на отца и мать как прежде она не может. И это есть любовь? Об этом не дописали в тех романах, что она прочла? Листочки Василиса давно вернула Наташе, поблагодарив за просвещение и наотрез отказавшись это обсуждать, сказав, что совершенно не понимает, как об этом говорить. Обсуждать-то она не стала, но что делать с теми мыслями и фантазиями, которые теперь обосновались у нее в голове?

Мысли, доводившие ее периодически до чего-то сладостно-липкого, с молочно-приторным запахом свежести, сочащегося во впадинке между ног, остались с ней, прочитанное снилось и не отпускало. Она хотела обсудить это с мамой, но никак не могла придумать, как же начать этот разговор. «Мам, ты знаешь, я знаю, что ты не знаешь о том, что я это знаю…» Бред! Нет, нет и еще раз нет!

Она еще ни с кем толком не встречалась, хотя некоторые одноклассницы уже вовсю гуляли с ребятами. В станице с этим было строго, хотя, наверное, все-таки не столько в самой станице, сколько в конкретных семьях. В ее семье просто так начать с кем-то встречаться, обозначить его прилюдно женихом, а себя невестой было нельзя, да и просто парнем обозначить тоже было невозможно. Будущего претендента обязательно должны были одобрить в семье, в первую очередь брат, потом маме показать, а там уже если все будет действительно серьезно, то отцу представить. Об этом ей во время нескольких ненавязчивых бесед поведала мама, начиная разговор как бы невзначай, решив дать наставления вмиг повзрослевшей дочери, не подозревая о степени ее просвещенности в этих вопросах и будучи обеспокоенной отсутствием женских дней, про которые она у дочери спрашивала и которые так и не наступали, что в пятнадцать лет было уже подозрительным и даже аномальным.

Первый раз на эту тему она с мамой заговорила в месте неприятном и оставшемся в ее памяти надолго, а как потом показало время, и изменившем навсегда ее жизнь – в районной больнице, куда Василису направили после медосмотра в школе, предварительно вызвав к врачу ее маму.

Совхоз заботился о своих работниках, их семьях и детях. Для людей труда было организовано все – начиная от питания на рабочих местах и заканчивая медицинским обслуживанием и воспитанием детей. Сами по себе зарплаты были не такие уж и большие, скорее средние по стране. Но социальные льготы это с лихвой компенсировали. Для детей были организованы ясли, куда можно было передавать для присмотра детей грудничкового возраста, которые даже еще ходить не научились, детские сады с изобилием кружков, развивающими занятиями, медосмотрами и логопедом. В садике был предусмотрен изолятор, где дежурили врач и воспитатель. Если у ребенка обнаруживалась температура, родителей не беспокоили и от работы не отрывали, а бережно перемещали заболевшее дитя в отдельный бокс под наблюдение врача.

В школах станицы работали опытные педагоги, которых совхоз раз в полгода направлял на повышение квалификации, закупались самые новые пособия и оборудование для лабораторных кабинетов, библиотечный фонд пополнялся новинками периодических изданий и художественной литературы. Выпускники станичных школ поступали в высшие учебные заведения Краснодара, Ростова-на-Дону, а то и уезжали учиться в Москву или Ленинград, чтобы потом вернуться и работать на благо родной станицы. Для учеников школ проводились регулярные диспансеризации. В начале и конце учебного года учащихся водили в станичную поликлинику, измеряли рост, вес, проводили санацию ротовой полости. Их осматривали хирург, кардиолог, невропатолог.