Убийство с продолжением (СИ) - Юнак Виктор - Страница 27

– К заряду! – тут же раздался стук прикладов и шум шомполов.

– Колпаки надвинуть на глаза! – колпаки опущены были на лица привязанных.

Три взвода солдат, предназначенных для исполнения приговора, отделяются от своих частей и под командой унтер-офицеров маршируют по намеченной линии – пять сажен впереди столбов. Перед каждым приговоренным выстраиваются в одну линию шестнадцать гвардейских стрелков.

– Кладзь! – скомандовал офицер, и тут же, по команде, каждый из стрелков приложил ружье к правому плечу, изготовившись к стрельбе.

– На прицел! – солдаты направляют ружейные стволы к приговоренным.

– Видно, друг мой, жизни нам осталось несколько минут, – обратился Александр Николаевич Кошкин к Павлу Михайловичу Рагозину. – А как она была хороша.

Приятели оказались девятым и десятым по счету, следовательно, оказались в разных партиях. И их должны были вскоре разлучить.

– Давай прощаться, брат.

Они обнялись, поцеловались крест-накрест. Оглянулись окрест. И вдруг увидели, что подъехал какой-то экипаж, оттуда вышел офицер – флигель-адъютант – и привез какую-то бумагу, поданную немедленно к прочтению. Барабанщики тут же ударили отбой. Вслед за тем прицеленные ружья вдруг все были подняты стволами вверх.

– Милостью Его Императорского величества вам даруется жизнь, смертная казнь через расстреляние заменяется на каторжные работы с направлением в Сибирь с лишением всех прав и дворянского звания.

От сердца отлегло сразу, как бы свалился тесно сдавивший его камень! Затем стали отвязывать привязанных Петрашевского, Спешнева и Момбели и привели снова на прежние места их на эшафоте.

Смертную казнь заменяли каторгой…»

Зима в Болотном уже полностью вступила в свои права. Земля покрылась белым саваном, слабые попытки местных коммунальных служб очистить от наледи мостовые завершились практически ничем – только шипы, а на некоторых колесах и металлические цепи позволяли автомобилистам чувствовать себя в относительной безопасности при поездках по улицам города.

Солнце с морозом создавали довольно комфортное ощущение радости на душе у Достоевского. Он шел домой из местного отделения Союза писателей весь в розовых мыслях. Дышалось легко, и даже вырывавшийся из чуть приоткрытого рта морозный пар, казалось, вычерчивал в воздухе белое сердечко. Всего две недели назад вышел-таки отдельной книгой его роман «Уроды», а три дня назад ему позвонили из местного отделения Союза писателей, сказали, что его заявление о вступлении в Союз рассмотрено и его приглашают на ближайшее правление, где и будет оформлено его членство. Вот как раз сегодня это и произошло. Он понимал, что это абсолютно ничего не меняет в его жизни, однако же она заиграет новыми красками – теперь в своей визитке он имеет право писать не просто «писатель», а «член Союза писателей».

Ему захотелось отметить это событие в каком-нибудь кафе или даже ресторане. Никого из своих коллег по школе или новоявленных приятелей из Союза писателей приглашать не хотелось, а вот истинных друзей, с кем он мог бы поделиться радостью и кто бы искренне порадовался за него вместе с ним, у него не было. И он едва ли не впервые пожалел об этом. Сколько лет уже живет в Болотном, а ни друзьями, ни любимой женщиной так и не обзавелся. Да, он, разумеется, не импотент и не святой, у него есть дамочки, с которыми он периодически занимается сексом и для их, и для собственного удовольствия, но и они и, самое главное, он при этом ни на что более серьезное не претендуют. К тому же обе его подруги менять свой образ жизни не собираются. При этом одна недовольна мужем-пьяницей (правда, не запойным), но являющимся совладельцем местной лесопильни. Другая же, сменившая в своей тридцатишестилетней жизни уже трех мужей, не собирается в четвертый раз наступать на одни и те же грабли.

И вдруг Достоевский спиной почувствовал, что за ним кто-то идет. Он остановился, посмотрел назад – не ожидавшая этого, действительно шедшая за ним Ихменева едва не врезалась в него.

– Ой, Илья Иванович, простите, – хмыкнула она, прикрывая ладонью свою улыбку.

– Ихменева, ты чего?

– Да я вас дважды позвала, вы не отвечаете. Ну, я и решила вас догнать. А тут вы остановились.

– Я тебя слушаю.

И тут девушка замялась. Она не знала, что сказать. Она была влюблена в учителя первой девичьей любовью и хотела бы следовать за ним всегда и куда угодно, но придумать что-то в данный момент не могла. Ей просто хотелось его видеть. И одних уроков было мало.

Но тут сам Достоевский пришел ей на помощь. Он вдруг подумал, что эта девчушка – как раз тот человек, который может разделить с ним сегодняшнюю радость. Она действительно искренне рада его видеть, как, впрочем, и он ее. Тот случай заставил его внимательнее к ней присмотреться. Разумеется, о каких-то чувствах его к ней говорить было смешно, но в ранге друзей они вполне могли бы существовать.

– Послушай, Ихменева, у меня сегодня счастливый день – меня в Союз писателей приняли…

– Ух ты! Поздравляю! – улыбнулась Ихменева.

– Я хотел бы это отметить… Ну, ты понимаешь, – он немного смущенно щелкнул себя по едва выступающему кадыку, девушка в ответ хихикнула. – А одному выпивать как-то не комильфо. Ты бы не могла составить мне компанию? Если ты, конечно, не занята и все уроки сделала?

Нет, он над ней издевается! Какие уроки? Какое занята? Да она и шла за ним именно для того, чтобы составить компанию. У нее сердце едва не выскочило из груди. Но, каким-то шестым чувством поняв, что слишком большую радость проявлять было бы не очень прилично, она, собрав в кулак всю свою волю, как можно серьезнее произнесла:

– Вообще-то я по делам шла, но ради вас, Илья Иванович, я готова все дела отложить и, конечно же, с удовольствием составлю вам компанию.

– Вот и молодец! – обрадовался Достоевский. – Пойдем! Вон там, за углом, есть приличная кафешка. Я иногда там ужинаю…

Он едва не добавил, с кем ужинает, но вовремя осекся.

– А я тоже знаю эту кафешку.

– Ну да?

– Ага! Там официантом работает одна знакомая тетка, тетя Жанна, которая живет в нашем доме, в соседнем подъезде.

В другом состоянии Достоевский тут же бы отказался от своей затеи, но сейчас он даже не придал значения этим словам ученицы.

Они вошли внутрь, разделись.

– Надо бы, наверное, руки помыть? – то ли сказал, то резюмировал он.

– Да, не помешало бы, – согласилась она.

Свободных столиков было много, они выбрали у противоположной от окна стены, сели, и буквально через минуту к ним подошла официантка, держа в руках меню.

– Здравствуйте! Пожалуйста, меню.

Она положила меню и отошла к барной стойке, где ее напарница разговаривала с кассиршей.

– Гляньте, девочки, вон, парочка пришла. На прошлой неделе он был с какой-то крашеной кошкой лет явно за тридцать, а сегодня молоденькую привел. Где только он таких находит?

Напарница глянула в ту сторону и опешила. Это была та самая соседка Жанна.

– Ты чего, Жан?

– Послушайте, да она же еще школьница, несовершеннолетняя. Соседка моя по дому. Что же он творит, этот кобель? Вер, дай я их обслужу, а?

– Да пожалуйста, – пожала Вера плечами.

Достоевский отодвинул меню и с грустью посмотрел на Ихменеву.

– Жаль, что пить мне одному придется.

– Это почему же? – удивилась девушка.

– Потому что ты уже один раз подвела меня с водкой.

– А вы шампанское закажите, – улыбнулась Ихменева. – Я уже пила шампанское. Вы не думайте, что я такая уж…

Она не договорила. В этот момент подошла к столу Жанна.

– Вы уже выбрали, что будете заказывать? – Жанна спрашивала, а сама смотрела на Светлану.

– Да, бутылочку шампанского, два салата «цезарь» с гренками…

И тут Светлана подняла глаза на официантку и будто даже обрадовалась.

– Ой, теть Жанна, здравствуйте! Я вас не сразу и узнала.