Я - Товарищ Сталин (СИ) - Цуцаев Андрей - Страница 8

Ворошилов улыбнулся, его глаза загорелись энтузиазмом. Он явно был доволен, что его идеи находят отклик.

— Сделаем, Иосиф Виссарионович, — сказал он, поднимаясь. — Начну с Урала. Там есть пара заводов, которые можно запустить за год, если найти деньги. И командующих подберу — есть толковые ребята, не из тех, что слушают Троцкого.

Сергей кивнул, провожая его взглядом, пока тот выходил из кабинета. Дверь закрылась с тяжелым стуком, и тишина снова накрыла комнату. Он чувствовал, что сделал еще один шаг к укреплению своей позиции, но упоминание Царицына не давало покоя. Он вернулся к папке и нашел письмо от Ворошилова, датированное 1919 годом. В нем упоминались конфликты с местными командирами, которых Сталин обвинял в саботаже. Одно имя выделялось — некий полковник Миронов, которого Сталин требовал арестовать. Сергей знал, что такие конфликты могли оставить след, и кто-то из старых соратников мог затаить обиду. Он записал в блокнот: «Проверить Миронова и других командиров из Царицына. Возможные угрозы».

Усталость навалилась сильнее. Сергей взглянул на часы — старые, с потертым кожаным ремешком, которые он нашел в ящике стола. Было уже за полночь. Он решил вернуться на дачу в Зубалово, где его ждали Надежда, Яков и Василий. Вызвав он спустился во двор Кремля. Там его ждал черный Mercedes-Benz 15/70/100, массивный автомобиль с хромированными деталями и глубоким, низким гулом двигателя. Сергей остановился, глядя на машину. Он ожидал увидеть привычный Rolls-Royce 40/50 Silver Ghost, но водитель, объяснил, что Rolls-Royce отправлен на ремонт, а этот Mercedes-Benz прислали из гаража ЦК как временную замену. Сергей кивнул, скрывая удивление, и сел на заднее сиденье, ощущая холодную кожу под пальцами. Охранники заняли места, и машина плавно тронулась, ее фары выхватывали из темноты узкие московские улицы.

Дорога до Зубалова заняла около часа. Москва осталась позади, сменившись темными силуэтами соснового леса. Фары Mercedes-Benz освещали проселочную дорогу, усыпанную гравием, который хрустел под колесами. Сергей смотрел в окно, наблюдая, как мелькают деревья, и пытался привести мысли в порядок. Медальон в кармане казался тяжелее, чем был на самом деле. Он думал о Екатерине, о Якове, о том, как Сталин — настоящий Сталин — держал этот медальон, возможно, в моменты ностальгии. Это делало его более человечным, но и усложняло задачу Сергея. Он не просто играл роль — он жил чужой жизнью, и каждая деталь, вроде этого медальона, напоминала ему об этом.

Дача в Зубалово встретила его тишиной.

Дверь открыла Надежда.

— Иосиф, — сказала она тихо, — ты поздно. Василий ждал тебя, но уже спит. Яков в своей комнате, читает.

Сергей кивнул, стараясь улыбнуться.

— Пойду взгляну на них, — сказал он, входя в дом.

Гостиная встретила его теплом камина, где потрескивали дрова, отбрасывая тени на потертые ковры с узором. Массивная дубовая мебель, слегка потрепанная, но крепкая, создавала ощущение уюта.

Сергей поднялся на второй этаж, где в одной из спален спал Василий. Трехлетний мальчик свернулся калачиком, сжимая деревянную лошадку, его светлые волосы растрепались на подушке. Сергей остановился в дверях, чувствуя, как что-то сжимается в груди. Он никогда не был отцом, но этот ребенок, с его невинной верой в отца, вызывал в нем тепло, смешанное с чувством вины. Он поправил одеяло и тихо вышел.

В соседней комнате Яков сидел за небольшим столом, освещенным лампой. Он листал книгу о паровозах, его худое лицо было сосредоточенным, а гимнастерка аккуратно застегнута. Увидев Сергея, он напрягся, но не закрыл книгу.

— Здравствуй, Яков, — сказал Сергей, стараясь говорить тепло, но с привычной для Сталина сдержанностью. Он знал, что настоящий Сталин был строг с сыном, и не хотел вызывать подозрений. — Все еще читаешь про машины?

Яков кивнул, его взгляд был настороженным.

— Да, отец, — сказал он тихо, почти шепотом. — Хочу понять, как они устроены. Чтобы стать инженером, надо много читать.

Сергей сел на стул, напротив.

— Это хороший выбор, — сказал он, слегка улыбнувшись. — Технари — будущее страны. Ты должен хорошо учится, Яков. Ты мой сын и другие не должны думать, что к тебе особое отношение.

Яков посмотрел на него, и в его глазах мелькнула искра интереса, но тут же сменилась настороженностью.

— Отец, я очень хочу учится. Я не подведу тебя. Меня действительно интересует техника.

Сергей кивнул, понимая, что давить нельзя. Яков был замкнутым, и доверие нужно было завоевать. Он поднялся, пожелал сыну спокойной ночи и вышел, чувствуя, что сделал маленький, но важный шаг. Медальон в кармане словно напоминал ему о Якове — сыне, которого Сталин потерял в будущем, и которого Сергей теперь должен был защитить.

В гостиной Надежда разбирала письма партийцев за длинным столом. Она подняла взгляд, и ее лицо смягчилось.

— Иосиф, — сказала она, — ты сегодня какой-то задумчивый. Все в порядке?

Сергей улыбнулся, стараясь скрыть напряжение. Он чувствовал тяжесть медальона в кармане, но решил не упоминать о нем.

— Дела, Надя, — сказал он, садясь рядом. — Много дел. Но я справлюсь.

Она кивнула, но в ее глазах мелькнула тень сомнения. Сергей понял, что Надежда слишком наблюдательна, и любая ошибка в его поведении может вызвать вопросы. Он прошел в свой кабинет, где была обширная библиотека. Взяв одну из книг — томик Ленина с немного потрепанной обложкой, — он устроился в кресле у камина, но мысли его были далеки от чтения. Он думал о Ворошилове, о Царицыне, о медальоне. Его знания из 2025 года были преимуществом, но и то же время и бременем. Он должен был использовать их так, чтобы не выдать себя.

Перед сном он достал медальон и еще раз посмотрел на фотографию Екатерины. Ее взгляд, строгий и печальный, словно спрашивал: «Кто ты? И что ты делаешь в его жизни?» Сергей закрыл медальон и спрятал его в ящик стола, решив, что никому не расскажет о находке. Это было его личное открытие, кусочек прошлого Сталина, который мог помочь ему понять, кем был этот человек.

Ложась в кровать, он посмотрел на темный потолок, где плясали тени от камина. Сон не шел. Он уже анализировал следующий день: разговор с Молотовым, доклад Орджоникидзе, возможные ходы Троцкого. Медальон, спрятанный в ящике, казался символом его миссии — сохранить человечность в мире, где власть искушала жестокостью. Он должен был быть готов к испытаниям. И он будет готов.

Кремль был пропитан напряжением, как небо перед грозой. Сергей сидел за массивным столом в своем кабинете, освещенном настольной лампой с зеленым абажуром. Его пальцы перебирали листы, это было письмо от Григория Зиновьева, доставленным вчера вечером. Бумага, слегка желтоватая, пахла табаком и чернилами. Текст был сухим, официозным, но за формальными фразами скрывалась угроза: Зиновьев предлагал обсудить на заседании ЦК вопрос о «партийных кадрах», явно нацеливаясь на ограничение влияния Сергея на назначения. Каменев, как всегда, оставался в тени, но его поддержка делала Зиновьева опаснее. Сергей понимал, что это не просто спор о должностях — это был вызов его власти как генерального секретаря, попытка оттеснить его на обочину, пока он не укрепил свои позиции.

Его ум, привыкший к юридическим баталиям, работал с холодной четкостью. Он знал из исторических книг, что должность генсека, которую многие считали бюрократической, станет ключом к абсолютной власти Сталина. Отдавать этот рычаг он не собирался. Его план был прост, но требовал точности: продвинуть лояльных людей на второстепенные, но стратегические посты в регионах, создавая сеть поддержки, не провоцируя при этом открытого конфликта. Зиновьев опирался на ленинградскую организацию, Каменев контролировал часть московских делегатов, а Троцкий, пока молчавший, был игроком, готовой нанести удар в любой момент. Сергей должен был действовать быстро, но осторожно.

Он вызвал Вячеслава Молотова. Молотов был идеальным союзником: дисциплинированный, внимательный к деталям, он не искал славы, но умел выполнять задачи с хирургической точностью. Сергей указал на стул, стоявший у стола, и начал без предисловий.