Я - Товарищ Сталин (СИ) - Цуцаев Андрей - Страница 24

Утро началось с суеты в Кремле. Залы гудели голосами партийцев, запах крепкого чая смешивался с дымом папирос и чернильным ароматом отчетов Госплана. Сергей сидел за массивным столом в своем кабинете, заваленным документами: графики добычи угля, планы строительства заводов, карты новых железных дорог. Проект пятилетнего плана, разработанный, по поручению Сергея, под руководством Валериана Куйбышева, включал: 2500 новых заводов, 100 электростанций, удвоение производства стали и угля, 10 000 километров железных дорог. Цифры были ошеломляющими: 20 миллиардов рублей на инвестиции, 5 миллионов рабочих, 10 000 инженеров, которых нужно обучить с нуля. Но НЭП, позволивший крестьянам продавать излишки зерна и наживаться торговцам, провалился: города стояли в хлебных очередях, крестьяне прятали урожай, а казна не могла оплатить даже минимальное производство. Сворачивание НЭПа означало закрытие частных лавок, изъятие зерна для экспорта, введение карточек в городах и переход к коллективизации, чтобы обеспечить зерно для продажи за валюту. Но крестьяне, привыкшие к вольнице НЭПа, уже жгли амбары и резали скот, чтобы не отдавать государству. Коллективизация, о которой говорили в Политбюро, была единственным путем собрать достаточно зерна, но грозила бунтами в деревнях.

Сергей открыл сейф, достал свою тетрадь с пометками. Ее страницы, испещренные его почерком, были как предупреждение: «1928–1932 — первый пятилетний план. Сворачивание НЭПа, коллективизация, голод. 1937 — террор». Он сжал медальон, взгляд Екатерины, казалось, спрашивал: «Сможешь ли ты построить страну, не сломав людей?»

Раздался стук в дверь. Вошел Вячеслав Молотов. Он положил на стол папку с отчетами.

— Иосиф Виссарионович, — сказал он, — Госплан готов, Куйбышев ждет твоего слова. Пятилетний план — это наша промышленная революция, но денег нет. НЭП провалился: в Москве очереди за хлебом, в деревнях бунты. Надо сворачивать НЭП — закрыть лавки, изъять зерно, ввести карточки. Но крестьяне не отдадут хлеб добровольно, а рабочие уже ворчат. Инженеров — горстка, рабочих тоже не хватает. Иностранные специалисты просят валюту, которой у нас нет.

Сергей кивнул, его сердце сжалось.

— НЭП дал нам время на сохранение послевоенной страны, но не дал нам богатства, Ильич считал его временной мерой — сказал он. — Мы сворачиваем его. Изымем зерно для экспорта, закроем частные лавки, введем карточки. Но без крови, Вячеслав. Коллективизация будет добровольной — нужна правильная агитация. Рабочих найдем — у нас есть молодежь, есть женщины готовые работать, создадим курсы, где всех обучат. Инженеров обучим в Москве, Харькове. Мы сделаем все без ломки. Я не хочу строить страну на костях.

Молотов нахмурился, его голос стал тише.

— Добровольная коллективизация? — сказал он. — Крестьяне на это не пойдут. НЭП дал им рынок сбыта, они уже привыкли. Изъятие зерна вызовет бунты, а без продажи зерна на Запад, мы заводы не построим.

—План объявим, ресурсы мы найдем. НЭП свернем, но аккуратно. Я не хочу душить крестьянство, ведь они опора нашей страны.

Молотов кивнул, но его взгляд был полон сомнений.

К полудню зал Большого Кремлевского дворца был полон. Делегаты — партийцы в темных костюмах, рабочие в пропотевших рубахах, крестьяне с натруженными руками — сидели рядами, их голоса сливались в гул, как шум заводского цеха. Сергей стоял у трибуны, его фигура в простой гимнастерке выделялась на фоне красных знамен с лозунгами: «За социализм!», «За индустриализацию!». Перед ним лежал проект пятилетнего плана. Он знал, что эти его слова станут судьбоносными для страны и миллионов жителей.

— Товарищи! — начал он. — Мы стоим на пороге новой эпохи. Наша советская страна — все еще страна сохи и плуга, но мы сделаем ее страной машин! Первый пятилетний план — это наш вызов миру. Мы докажем, что социализм способен свернуть горы. Мы построим множество городов и заводов. Мы удвоим добычу угля в Донбассе, стали на Урале, проложим 10 000 километров железных дорог. НЭП не дал нам богатства, и мы сворачиваем его. Крестьяне дадут нам зерно для экспорта, рабочие —свой труд, а инженеры — свой ум. Через пять лет мы будем державой, равной Западу!

Зал загудел, делегаты кричали: «За Сталина! За социализм!» Но из задних рядов раздался голос. Крестьянин из Поволжья, с лицом, изрезанным морщинами, встал.

— Товарищ Сталин, — крикнул он, — НЭП дал нам хлеб, а теперь ты забираешь его? Мы пашем, сеем, а зерно уходит за границу! В деревнях будут бунты и голод! Где справедливость?

Сергей посмотрел на него, его глаза сузились, но голос остался спокойным.

— Товарищ, — сказал он, — НЭП дал вам торговлю, но не дал машин и прогресса. Без стали, без тракторов мы останемся слабыми. Зерно пойдет на экспорт, чтобы купить технику, станки. Но мы дадим вам тракторы, вы будете собирать еще больше урожая и насытитесь, мы построим вам школы, больницы. Коллективизация объединит деревни, сделает их сильнее. Партия с вами, и мы построим социализм вместе!

Крестьянин сел, его взгляд был полон гнева, но в зале раздались аплодисменты. Валериан Куйбышев, стоявший рядом, выступил вперед.

— Товарищи, — сказал он, размахивая графиками. — План реален! Магнитогорск даст миллионы тонн стали, Днепрогэс — свет для миллионов, Уралмаш — машины для заводов. Нам нужны 5 миллионов рабочих, 10 000 инженеров. Продажи зерна, угля, нефти — все это пойдет на заводы, города, инфраструктуру. Вперед, товарищи, к социализму!

Зал взорвался аплодисментами, но Сергей видел тревогу в глазах делегатов. Сворачивание НЭПа означало конец частной торговли, усиление контроля, карточки на хлеб. Крестьяне прятали зерно, рабочие ворчали в очередях. Он продолжил.

— Товарищи, — сказал он, — НЭП был мостом на пути к социализму, теперь же он нам уже не нужен. Индустриализация — это наша битва за будущее. Без заводов, без электричества, без стали мы станем легкой добычей капиталистов. Мы с вами найдем ресурсы — наша земля, наши руки, наша воля, все это поможет нам. Через пять лет мы будем совсем другой страной, страной будущего!

Зал снова взорвался криками, но Сергей чувствовал, как тень сомнений ползет по его спине.

После пленума Сергей собрал соратников в своем кабинете: Куйбышева, Орджоникидзе, Молотова и Климента Ворошилова. Стол был завален картами, где красные линии обозначали будущие заводы, шахты, дороги. Запах чернил и табака наполнял комнату. Григорий Орджоникидзе, тыкал пальцем в карту Урала.

— Иосиф, — сказал он, — Магнитогорск — важная часть плана. Комбинат даст миллионы тонн стали, но где взять деньги? НЭП провалился: крестьяне прячут зерно, лавки закрываются, цены растут. Сворачивание НЭПа — это как выбить почву из-под ног. Коллективизация нужна,она необходима, но люди узнали и деревни уже бунтуют. Вчера в Рязани жгли амбары, в Тамбове резали скот.

Сергей кивнул.

— Мы сворачиваем его. Изымем зерно для экспорта, закроем частные лавки, введем карточки. Но без насилия, Григорий. Коллективизация будет не совсем добровольной, но она должна пройти без крови, надо уделить внимание агитации, обещать людям, что скоро они смогут получать больше продуктов. Деньги мы найдем: возьмем уголь из Донбасса, нефть из Баку, лес из Сибири. Рабочих привлечем, у нас много людей. Инженеров обучим в Москве, Харькове, даже если придется отправим их на обучение в Германию.

Куйбышев, листая отчет, нахмурился.

— Рабочих не хватает, — сказал он. — Пять миллионов — это миллионы крестьян, которых надо переселить. НЭП позволял им торговать, теперь они потеряют все. Инженеров — сотня, а нужно тысячи. Немцы просят валюту, которой нет. Без зерна заводы не построим, а без НЭПа зерна не соберем.

Ворошилов, ударил кулаком по столу.

— НЭП был ошибкой, — сказал он. — Частники наживаются, пока рабочие голодают. Изымем зерно, заставим крестьян вступать в колхозы. Армия нам нужна сильная и с хорошим финансированием.

Сергей почувствовал холод в груди. Он вспоминал историю: «1930-е — коллективизация, голод».