Я - Товарищ Сталин (СИ) - Цуцаев Андрей - Страница 2

Он закрыл глаза, и перед ним снова возник его кабинет. Стопка бумаг, ноутбук, привычный кофе. Барон, трущийся об ноги, тетя Маша, всегда готовая его накормить, Лена, напоминающая про клиентов. Что с ними будет? Заметят ли они, что он пропал? Тетя Маша, наверное, покормит Барона, но надолго ли ее хватит? А работа? Клиент завтра будет ждать, а Сергей не придет. Игорь Петрович разозлится, но сначала подумает, что он заболел, а дальше что?!. Сергей почувствовал укол вины. Он всегда был ответственным, всегда доводил дела до конца. А теперь он здесь, в чужом теле, в чужом времени, с чужой судьбой.

— Я не справлюсь, — прошептал он, глядя на свои руки. — Я не Сталин.

Сергей вернулся к столу, взял одну из бумаг. Это был доклад о положении в партии. Имена, которые он знал из книг, смотрели на него с листа: Зиновьев, Каменев, Бухарин, Троцкий. Сергей знал, как закончится их борьба в реальной истории. Но он не хотел повторять этот путь слепо. Его юридический ум подсказывал: чтобы выиграть, нужно знать правила игры. А здесь правила были жесткими, и цена ошибки — жизни миллионов.

Он перелистал доклад. Сухие строки о распределении партийных постов, о спорах по экономической политике, о крестьянском вопросе. Сергей нахмурился. Он не был готов к этому. В 2025 году он разбирался в корпоративных спорах, а не в коллективизации. Но его знания о будущем — о том, что ждет СССР, о войне, о победах и ошибках — могли дать ему преимущество. Если он сумеет ими воспользоваться.

Он взял перо, чтобы сделать пометку, но рука дрогнула. Чужая рука. Он посмотрел на свои пальцы — мозолистые, с короткими ногтями. Это были руки человека, который прошел через революцию, ссылки, борьбу. Не его руки. Но теперь они были его инструментом.

Нужно начать с малого. Разобраться с делами, понять, кто друг, а кто враг. И, главное, не дать страху взять верх. Он посмотрел на карту на стене. Красные линии, границы, города. Это была его страна. Его ответственность.

— Я справлюсь, — сказал он тихо, глядя на карту. — Я должен.

Но где-то в глубине души он все еще думал о Бароне, о тете Маше, о своем кабинете на Таганке. Сможет ли он вернуться? Или это теперь его жизнь — жизнь Сталина, жизнь, от которой зависит судьба миллионов?

Он встряхнул головой. Сейчас не время для сомнений. Он должен действовать. И он начнет прямо сейчас.

Раздался стук в дверь. Сергей вздрогнул, но быстро взял себя в руки.

— Войдите, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал уверенно, с той хрипотцой, которую он ассоциировал со Сталиным.

В комнату вошел Вячеслав Молотов. Сергей уже запомнил его лицо: пенсне, аккуратно зачесанные волосы, сдержанная манера держаться. Молотов был из тех, кто не бросался в глаза, но всегда был рядом, выполняя поручения с точностью и пунктуальностью. Сергей знал из книг, что Молотов станет одним из самых верных соратников Сталина. Его соратником.

— Иосиф Виссарионович, — начал Молотов, держа в руках стопку бумаг. — Доклады готовы. Зиновьев и Каменев просят вас присутствовать на сегодняшнем заседании Политбюро. Они хотят обсудить вопросы партийного руководства и экономической политики.

Сергей кивнул, хотя внутри все сжалось. Политбюро. Он представлял себе комнату, полную людей, которые будут следить за каждым его словом, каждым жестом. Зиновьев, Каменев, Бухарин — они были не просто именами из учебников, а реальными людьми, с которыми ему предстояло столкнуться. И Троцкий, чья тень витала над всеми. Сергей знал, что в 1924 году Зиновьев, Каменев и Троцкий еще действовали сообща, формируя мощный блок в партии. Но он знал и то, что этот союз был хрупким, и его знания о будущем могли помочь ему использовать это в свою пользу.

— Хорошо, — сказал он, стараясь говорить медленно и веско. — Когда заседание?

— В пять вечера, в большом зале, — ответил Молотов. — Еще есть письма от местных парторганизаций. И… — он замялся, — Надежда Сергеевна просила передать, что Яков приедет сегодня. Он хочет с вами поговорить.

Сергей почувствовал, как сердце екнуло. Яков. Пятнадцатилетний сын Сталина, сын от первого брака. Сергей знал из книг, что Яков был молчаливым, замкнутым подростком, который часто чувствовал себя чужим в семье отца. И Василий, трехлетний малыш, сын Надежды, — ребенок, который, наверное, ждет от отца тепла и внимания. Как он будет с ними говорить? Он, Сергей, никогда не был отцом. Он умел вести переговоры с клиентами, но как быть отцом для детей, которых он знал только из исторических справок?

— Спасибо, Вячеслав Михайлович, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Оставь бумаги, я разберусь.

Раздался новый стук в дверь. Сергей поднял голову.

— Войдите, — сказал он, стараясь подражать тону, который, как он думал, должен быть у Сталина.

В комнату вошла Надежда Аллилуева. Она была моложе, чем на фотографиях, которые Сергей видел в книгах. Усталое, но живое лицо, темные волосы, убранные в аккуратный пучок, внимательные глаза. Она держала в руках несколько писем и смотрела на него с легкой тревогой. Сергей знал, что Надежда была не только женой Сталина, но и активным членом партии, женщиной с сильным характером и своими убеждениями. Он вспомнил, что ее жизнь оборвется в 1932 году, и эта мысль кольнула его. Он хотел сделать так, чтобы эта история закончилась иначе.

— Иосиф, — сказала она тихо. — Я не помешала?

Сергей заставил себя улыбнуться. Это было непросто — чужое лицо слушалось с трудом.

— Нет, Надя, — ответил он, стараясь, чтобы голос звучал тепло. — Проходи, присядь.

Она кивнула и села на стул напротив стола. Сергей заметил, как она нервно сжимает письма. Он чувствовал, что должен быть осторожен. Надежда была не просто женой — она была частью его новой жизни, и от того, как он выстроит с ней отношения, зависело многое.

— Это письма от Якова, — сказала Надежда, кладя их на стол. — Он пишет из Тифлиса. Говорит, что хочет приехать в Москву. И Василий… он опять капризничал сегодня утром. Хочет, чтобы ты поиграл с ним.

Сергей никогда не умел ладить с детьми. В 2025 году его жизнь была заполнена работой, а не семейными заботами. Но теперь он должен был стать отцом.

— Расскажи о них, — сказал он, повинуясь внезапному порыву. — Как они?

Надежда посмотрела на него с удивлением, но ее лицо смягчилось.

— Яков… он сложный, — начала она. — Все время молчит, но я вижу, что он скучает по тебе. Он пишет, что хочет учиться в Москве, но боится с тобой говорить. А Василий… он такой активный. А сегодня утром он рисовал для тебя картинку — домик и солнце. Сказал, что хочет показать тебе.

Сергей слушал, стараясь уловить каждое слово. Это была его новая жизнь. Его новая семья. Он должен был научиться быть для них не просто Сталиным, но родным человеком. Отцом. Мужем.

— Я поговорю с Яковом, когда он приедет, — сказал он. — И с Василием… я посмотрю его рисунок. Обещаю.

Надежда улыбнулась.

— Ты сегодня какой-то другой, — сказала она, глядя на него. — Более… внимательный.

Сергей чуть не рассмеялся. Конечно, он другой. Он — юрист из 2025 года, попавший в тело Сталина. Но он только кивнул.

— Много дел, Надя, — сказал он. — Но я постараюсь быть… лучше.

Она кивнула и встала, собираясь уйти. Сергей проводил ее взглядом. Он знал, что должен быть осторожен. Надежда была не только его женой, но и человеком, который мог заметить, что он не совсем тот, за кого себя выдает. Он должен был учиться быть Сталиным — не только для партии, но и для семьи.

После ухода Надежды Сергей вернулся к бумагам. Он понимал, что заседание Политбюро станет его первым настоящим испытанием. Зиновьев, Каменев, Бухарин, Ворошилов — каждый из них будет оценивать его. Сергей знал, что в 1924 году Зиновьев и Каменев были сильным тандемом, поддерживаемым Троцким. Их влияние в партии было огромным, и Сталин — то есть он, Сергей — пока был лишь одним из игроков. Но он знал и то, что его позиция генерального секретаря давала ему рычаги: контроль над партийным аппаратом, назначениями, информацией. Его юридический ум подсказывал: нужно использовать эти рычаги, но осторожно, чтобы не вызвать подозрений.