Я - Товарищ Сталин (СИ) - Цуцаев Андрей - Страница 1

Москва, март 2025 года

Сергей Иванов откинулся на спинку кресла, потирая глаза. Его кабинет в юридической фирме «Право и Справедливость» на Таганке был завален бумагами: договоры, исковые заявления, протоколы судебных заседаний. На экране ноутбука светился текст апелляционной жалобы, которую он дописывал уже третий час. Работа юриста требовала терпения, внимания к мелочам и умения находить лазейки в законах. Сергей был в этом хорош. За двенадцать лет практики он заработал репутацию человека, который может выиграть даже безнадежное дело. Его клиенты — от владельцев мелких кафе до крупных строительных компаний — ценили его за аналитический ум, уверенность и умение держать удар в зале суда.

Март 2025 года выдался холодным и сырым. За окном завывал ветер, бросая в стекло крупицы мокрого снега. Москва не спала, но активность была где-то вдалеке. Но здесь, в старом офисном здании на тихой улочке, было почти безлюдно. Часы показывали половину десятого вечера. Офис опустел: коллеги разошлись по домам, охранник на первом этаже, наверное, смотрел сериал на своем планшете. Сергей остался, чтобы закончить «жалобу». Завтра его ждала встреча с клиентом, владельцем строительной фирмы, которого пытались зажать конкуренты. Дело было сложным, но Сергей любил такие вызовы. Они заставляли его чувствовать себя живым.

Он потянулся, хрустнув суставами, и посмотрел на стол. Рядом с ноутбуком лежала старая книга — «История СССР: От революции к великой победе», которую он взял у друга на прошлой неделе. Сергей не был фанатом истории, но иногда его тянуло к таким книгам. Что-то в эпохе 1920-х и 1930-х годов — в ее суровости, в грандиозных стройках, в людях, которые верили в светлое будущее, несмотря на трудности, — цепляло его. Может, потому, что его собственная жизнь была такой… предсказуемой. Работа, дом, редкие встречи с друзьями. Он жил один в хрущевке на окраине Москвы, и единственным, кто всегда ждал его дома, был Барон — рыжий кот, которого он подобрал котенком на улице пять лет назад.

— Эй, Барон, — пробормотал Сергей, представляя, как кот встретил бы его у порога с укоризненным взглядом. Барон был ленивым, но требовательным: если миска с кормом пустовала, он начинал мяукать так, будто его не кормили неделю. Сергей улыбнулся. Он уже представлял, как вернется домой, нальет себе чай, кинет Барону пару кусочков корма и включит какой-нибудь старый фильм. Может, даже документальный — про революцию или Сталина. Последнее время его тянуло к таким темам.

Он встал, накинул пальто и взял портфель. В портфеле, кроме бумаг, лежала та самая книга по истории и пачка заметок для завтрашней встречи. Сергей жил один, и его жизнь была простой, но стабильной. Родители жили, на его родине, в Новосибирске, сестра жила в Санкт-Петербурге, а близких друзей у него было немного. Были коллеги — Лена, которая всегда напоминала про дедлайны, и Игорь Петрович, начальник, вечно хмурый и часто недовольный, но, сам по себе, человек справедливый. Была соседка, тетя Маша, которая любила угощать его пирожками и присматривала за Бароном, если Сергей задерживался на работе.

— Кто будет кормить Барона, если я пропаду? — подумал он, спускаясь в лифте. Мысль была нелепой, но почему-то зацепилась. Тетя Маша, конечно, заметит, если он не появится пару дней. Но что дальше? Коллеги решат, что он заболел. Игорь Петрович будет ворчать, но вряд ли забеспокоится. Друзья? Они давно не собирались вместе. Лена, может, позвонит, но не сразу. Сергей покачал головой. Странные мысли для позднего вечера.

Он вышел из офиса на темную улицу. Вдохнул холодный воздух и пошел к метро. В кармане завибрировал телефон. Сообщение от Лены: «Сергей, не забудь про завтрашнюю встречу. Клиент нервный, готовься к бою». Он ответил коротким «Ок» и убрал телефон. У метро он остановился у магазина, чтобы купить кофе. Небо было затянуто тучами, но в какой-то момент они разошлись, и над головой вспыхнула яркая звезда. Сергей замер, глядя на нее. Она была необычно яркой, почти ослепляющей, и, казалось, двигалась. Он прищурился, пытаясь понять, что это — самолет? Спутник? Но свет становился все ярче, пока не заполнил все вокруг. Сергей почувствовал, как ноги подкосились, а в ушах зашумело. Он попытался схватиться за перила, но руки не слушались. Мир закружился, и последней мыслью, прежде чем все погрузилось во тьму, было: «Барон…»

Сергей очнулся от ощущения, что падает. Он не видел ничего, кроме ослепительного света, который, казалось, лился из ниоткуда. Тело было невесомым, как во сне, но в то же время его сжимало, словно невидимая рука пыталась раздавить его. Он хотел закричать, но горло сдавило, и ни звука не вырвалось. В голове мелькали обрывки воспоминаний: стопка договоров на столе, Барон, мурлыкающий у миски, лицо тети Маши, протягивающей тарелку с пирожками, голос Лены, напоминающей про дедлайн. А потом — тишина.

Свет начал меркнуть, и Сергей почувствовал, как ноги коснулись твердой поверхности. Он стоял в комнате, но это была не его хрущевка. Высокий потолок с потрескавшейся лепниной, тяжелые шторы, запах старого дерева и табака. Он попытался вдохнуть, но грудь сжало. Сергей посмотрел на свои руки. Они были чужими: широкие ладони, мозолистые пальцы, короткие ногти, старый шрам на левом запястье. Это были не его руки.

— Что за черт… — начал он, но голос был низким, хриплым, с легким грузинским акцентом. Сергей замер. Он знал этот голос. Слышал его в документальных фильмах, в старых записях. Это был голос Иосифа Сталина.

Он сделал шаг к зеркалу, висевшему на стене. Из мутного стекла на него смотрел Сталин. Молодой, лет сорока с небольшим, с густыми черными волосами, едва тронутыми сединой, с резкими чертами лица и усталыми глазами. Сергей дотронулся до щеки — щетина уколола пальцы. Зеркало повторило движение. Это была реальность, а не сон.

Сергей отступил от зеркала, чувствуя, как сердце колотится в груди. Он оглядел комнату. Тяжелый деревянный стол, заваленный бумагами, чернильница с перьевой ручкой, несколько книг с потрепанными обложками. На стене висела карта, на которой красными линиями были отмечены границы молодой Советской страны. За окном виднелась Москва — но не та, что он знал, с небоскребами и пробками, а старая, с низкими домами, дымящими трубами и редкими прохожими в кепках и пальто. Это была Москва марта 1924 года.

— Товарищ Сталин, вы проснулись? — раздался голос у двери.

Сергей обернулся. В проеме стоял невысокий человек в пенсне, с аккуратно зачесанными волосами и стопкой бумаг в руках. Лицо его было знакомым. Сергей напряг память. Это был Вячеслав Молотов, один из ближайших соратников Сталина. Его соратник.

— Да, — выдавил Сергей, стараясь говорить уверенно, хотя внутри все дрожало. — Я проснулся.

Молотов посмотрел на него с легким удивлением, но ничего не сказал.

— Доклады готовы, Иосиф Виссарионович, — продолжил он. — Зиновьев настаивает на встрече сегодня вечером. Говорит, что вопрос с Троцким не терпит отлагательств. Каменев тоже будет. И еще… — он замялся, — Надежда Сергеевна просила передать, что Яков и Василий спрашивали о вас.

Сергей кивнул, хотя каждое слово было как удар. Зиновьев. Троцкий. Каменев. Имена, которые он знал из учебников, теперь были реальными людьми, с которыми ему придется иметь дело. А Яков и Василий — дети Сталина. Его дети. Яков, старший, молчаливый и замкнутый, и Василий, еще совсем маленький. Как он будет с ними говорить? Как вообще быть Сталиным?

— Оставь меня, — сказал он, надеясь, что голос звучит достаточно властно. — Мне нужно… собраться.

Молотов кивнул, и вышел, тихо прикрыв дверь. Сергей остался один. Он сел на стул, пытаясь привести мысли в порядок. Как он здесь оказался? Та вспышка света, ощущение падения — это было не случайно. Но кто или что за этим стояло? И главное — зачем? Он был юристом, а не политиком. Он разбирался в законах, договорах, судебных спорах, а не в партийных интригах и управлении страной. Как он справится с этим?