Гусар (СИ) - Барчук Павел - Страница 6

Кстати, мой оппонент сразу ведь говорил что-то подобное. Мол, чудаковатость моя всем известна. И еще, получается, он меня узнал. Дуэль предложил, даже при том, что видок сейчас у «графского сына» — просто жесть. Как голодранец выгляжу. Но мужик с усиками сразу понял, кто перед ним.

— Ой, барин, не молчите! Петр Алексеевич, скажите хоть что-нибудь… — Выдал вместе с очередным стоном Захар, а потом, наконец, замолчал. По-моему, он просто задолбался выть. Устал, бедолага.

— Замысловатого нраву… говоришь? — осторожно уточнил я, пытаясь нащупать почву. — А можно поподробнее? А то я после… э-э-э… вчерашнего… несколько не в себе. Голова немного… не варит.

Захар посмотрел на меня с выражением глубочайшего сочувствия, смешанным с привычной многолетней тоской и смирением перед барскими странностями.

— Да уж известно, батюшка, как вы… заумничать любите, да прожектами разными увлекаться. Всегда вы у нас были склонны к размышлениям глубоким, да книгам ученым, не по возрасту серьезным. Оттого вас и в свете не больно-то жалуют, почитают занудным и странным. Бывает, как начнете про тактику военную аль про политику аглицкую рассуждать, да с цитатами из древних философов, так все вокруг и разбегаются, кто куда. Даже здесь, в полку…

Он опять осекся, покосившись на гусар, которые уже не скрывали своего любопытства и откровенно перешептывались, кидая в мою сторону насмешливые взгляды.

— Так, понятно, — протянул я, стараясь сохранить невозмутимый вид.

Хотя, между прочим, ни черта понятно мне не было. Вернее, насчет Петра Алексеевича все ясно. Зануда, который всех бесит, вот он кто. Непонятно, как мне с этим быть дальше.

Захар снова тяжело вздохнул, всем своим видом показывая, что мои вопросы — очередное проявление той самой «заумности» и «странностей».

— Вы, батюшка, уж больно поучать любите, а люди этого не терпят, — философски изрек он, качая головой. — А в гусары-то как рвались! Мечтали, значит, о славе военной, о доблести ратной. А вышло… — он снова замялся, видимо, подбирая слова, чтобы не слишком сильно обидеть «барина», затем, понизил голос еще больше, продолжил, — … вышло, что и тут ваш характер… не ко двору пришелся. Даже среди однополчан, почитай, друзей не нажили. Все больше поучаете всех…

Дважды зашибись! Значит, я не просто зануда, а еще и конфликтный зануда. Судя по всему, этот Петр Алексеевич был тем еще кадром, раз его даже в армии невзлюбили.

— Эм… Слушайте… шай… Слушай, Захар… А как я на конюшне-то оказался? — спросил я у деда, слегка подавшись вперед, чтоб наш разговор хотя бы не вся округа слышала.

Однако, мой вопрос остался без ответа. Именно в этот момент в кучке свидетелей, образовавшейся вокруг нас с Захаром, возникло какое-то движение.

Дед оглянулся, нахмурился, а потом что-то недовольно проворчал себе под нос про «неотесанную молодежь».

Я сначала не понял, что послужило причиной столь резкой смены предмета разговора. Мое непонимание длилось пару минут. Затем из-за гусарских спин, спотыкаясь на ходу от чрезмерного рвения, протиснулся паренек лет семнадцати, не больше. Худощавый, вихрастый, с огромными испуганными, но абсолютно преданными глазами.

Он тащил в руках одежду — белую рубаху, сапоги и штаны как на окружающих меня гусарах.

— Вот, батюшка наш, Петр Алексеевич, — Радостно сообщил паренек, — Одежу вашу принес.

— Прошка! Ты пошто вперед батьки в пекло лезешь, а? — Взбеленился вдруг Захар.

Руку могу дать на отсечение, в его голосе звучали нотки ревнивого раздражения.

— Так пока вы, Захар Семеныч, время зазря тратили, я вот барину одёжу принес. Должен кто-то о нем позаботиться или что? — Заявил Прошка, глядя на меня с таким щенячьим обожанием и благоговением, будто я был не просто «Петр Алексеевич», а как минимум сошедший с иконы святой.

Вот Прошка, кстати, мне сразу понравился. Хотя бы тем, что не выл, за разные конечности меня не хватал. И вообще, по-моему, искренне обожал своего барина. Своего — потому что, судя по реакции Захара и потому, как парнишка старался мне угодить, он тоже мой слуга.

Видимо, граф Бестужев-Рюмин о сыночке не лучшего мнения, раз в сопровождение ему отрядил аж двоих слуг.

— Спасибо, Прошка, — постарался я изобразить благосклонную улыбку, достойную, как мне казалось, графа Бестужева-Рюмина.

В принципе… Если посмотреть на происходящее с другой стороны… А и черт с ним! Да, теперь я графский сын! Так круто же! Сколько передо мной откроется возможностей, аж кровь бурлить начинает. А то, что Петра Алексеевич считают душнилой, так это ничего. Это мы исправим. Я им тут такое устрою, они еще бегать за мной толпой будут, мечтая добиться дружеского расположения.

— Погоди, Прошка! — Захар тихонечко сдвинулся в бок, оттесняя парнишку плечом в сторону. — Барин изволили вопросы важные задавать. Желают знать, как в конюшне оказались.

— Ох, да что те вопросы⁈

Прошка, чтоб не сдавать позиции, расставил ноги пошире, уперевшись пятками в землю. Он явно не собирался уступать старику. А потому со стороны смотрелось так, будто Захар пытается сдвинуть столб.

— Так ведь вы сами, батюшка Петр Алексеевич, — продолжил Прошка, игнорируя Захара, который, покраснев от натуги, плечом давил на парня, — Вчерась вечером перед сном громогласно и объявили, что намерены… э-э-э… тяготы службы в полной мере на себе испытать. Дабы дух свой закалить и к походу грядущему лучше подготовиться. И что нет для сего лучшего места, нежели конюшня, где, по вашим же словам, пахнет истинной Русью и несломленной доблестью ратной. Дословно ваши слова, батюшка. Ибо барин наш всегда к самосовершенствованию тянутся! И к познанию глубин народной жизни! Истинный философ!

Стоило Прошке произнести последние слова, как со стороны группы особо заинтересованных товарищей донесся громкий смех. Один из них, самый молодой, с рыжеватыми усами, не скрывая сарказма, заявил:

— Слышите, господа? Наш граф опять решил приобщиться к народу! Вчера о тяготах простого солдата разглагольствовал, сегодня, глядишь, в одной колее с лошадьми спать ляжет для полного слияния с природой!

Другой гусар, постарше, с более циничным выражением лица, добавил, обращаясь к своим:

— Главное, чтобы он нам потом лекцию на три часа не устроил о пользе навоза для нравственного здоровья. А то после его вчерашних дифирамбов о тактике Ганнибала у меня до сих пор, знаете ли, несварение желудка. Поручик Орлов вон даже перекрестился, когда граф упомянул четвертую Пуническую войну, которой и не было вовсе!

Тот мужик, что вызвал меня на дуэль, до этого момента стоял чуть поодаль и с мрачным любопытством наблюдал за сценой. Теперь же, заполучив поддержку в лице сослуживцев, он расплылся наглой, высокомерной усмешкой. Видимо, «реконструктор» и есть поручик Орлов.

— Так погодите, господа, погодите. Вы еще новостей сегодняшних не слыхали. Петр Алексеевич изволили проявить чудеса небывалого мужества. Драться на дуэли со мной желают. — Громко сообщил присутствующим этот придурок с усиками.

— На дуэли⁈ С вами⁈ — Моложавый, усатый гусар громко, прямо издевательски, рассмеялся. — Да проще молодому графу пулю себе в лоб пустить. Время, так сказать, сберечь.

— Барин… Барин… — Захар, который почти пять минут стоял молча, слушая высказывания гусар, в два шага оказался рядом со мной. Он теперь даже не выл и Прошку не пихал.– Вы что ж творите? Какая дуэль⁈ Дуэли запрещены! И с кем? С кем удумали-то⁈ Это ведь поручик Орлов! Он вашего брата знаете сколько перестрелял? Да меня батюшка ваш в Сибирь отправит за такие выкрутасы. Петр Алексеевич, нельзя дуэль!

Я с удивлением уставился на Захара. Вся его психическая нервозность исчезла в один момент. Наоборот. Он теперь выглядел собранным и даже суровым.

Ну слава Богу. Значит, с дедом не все потеряно. Видимо, он спектакль по мотивам «Плача Ярославны» устроил либо по привычке, либо потому что реально испугался за пропавшего из конюшни графского сына.

— Прохор, Захар, а давайте-ка вы отведёте барина…