Бремя власти I (СИ) - Ладыгин Иван - Страница 19
- Предыдущая
- 19/50
- Следующая
Она приблизилась, оставляя за собой шлейф тяжелого, дурманящего аромата — смесь ночных цветов и чего-то пряного. Ее пальцы, холодные и изящные, легли мне на предплечья.
— Взволнована? Еще как, Николай Юрьевич! — Она заглянула мне в глаза, ее взгляд пытался проникнуть сквозь маску глуповатого принца. — Когда я узнала, что демоны осмелились посягнуть на вашу священную особу… прямо здесь, в сердце империи!.. У меня сердце оборвалось. Отец мой, князь Верейский, шлет свои самые искренние соболезнования и заверения в преданности. А я… — Она сделала паузу, томно опустив длиннющие ресницы. — Я примчалась сама. Из Москвы. Чтобы убедиться, что с вами все в порядке. Лично.
Ее рука скользнула вниз по моей руке, едва касаясь кожи. Намек был прозрачнее оконного стекла. Верейский бросал на доску свою самую ценную фигуру. Сосватать дочь императору? Дать ему внука? Тогда влияние московского князя стало бы абсолютным. Он превратился бы из удельного правителя в тестя монарха. И моя «марионеточность» при этом играла ему на руку, ведь легче контролировать зятя-дурачка, чем умного и независимого правителя. Этим ходом он устранил бы конкурентку — Меньшикову и выиграл бы партию. Я недооценил его жажду власти.
— Ох, София Олеговна, вы такая… заботливая! — Я схватил ее руку и по-деревенски шумно поцеловал тыльную сторону ладони. Раздался смачный чмок. — Право слово, я тронут! Но со мной-то все в порядке! Немножко… — я постучал пальцем по виску, — … потрясенный, конечно. Но жив! А вот бедный граф Ломов… и гвардейцы… — Я нарочито надул губы, изображая детскую обиду. — Вот это да! Их же порвало, как тряпки! А Ломов… он мне вчера такие анекдоты рассказывал! Прямо вот тут сидел! — Я ткнул пальцем в кресло у камина.
София едва заметно поморщилась. Моя реакция явно не вписывалась в ее сценарий томного соблазнения скорбящего принца.
— Ужасно… — пробормотала она, пытаясь вернуть нить разговора. — Но вы… вы такой сильный духом, Николай! Выстояли перед таким кошмаром! Это восхищает. По-настоящему. — Она снова приблизилась, ее грудь почти касалась моей руки. — В такие минуты… каждый понимает, как хрупка жизнь. И все-таки как же важно… быть рядом с тем, кто дает силу. Тепло.
«Боже, она же прямо предлагает! — застонал в моей голове Николай. — Переспи с ней! Ну же! Такая краля! В прошлый раз, когда она была при дворе, я…»
«Заткнись, призрак, — мысленно огрызнулся я. — Ты уже мертв. А я не хочу удавки Верейского на шее. Если ты ее оплодотворишь, нас с тобой „устранят“ раньше, чем ребенок родится. Империя получит регента-деда и наследника в пеленках. Идеальный расклад».
— Тепло? — я широко зевнул, прикрыв рот ладонью. — О да! Особенно после вчерашнего! Я так замерз от страха, знаете ли! Дрожал, как осиновый лист! Хорошо, что Ольга Павловна прислала мне столько теплых одеял! И вина! — Я бодро шагнул к столу, наливая два бокала из стоявшего там графина. — Выпьем, София Олеговна? За… за нашу встречу! И за здоровье вашего батюшки! Как там у него в Москве? Говорят, фабрики дымят вовсю? Народ сыт? Бунтов нет? А то тут, в Питере, после того прорыва… бррр! Народ злой ходит. Говорят, благодаря последним реформам регентши, хлеб подорожал? Это правда?
Я говорил быстро, глупо улыбаясь, сунул бокал ей в руку и чокнулся. София вынуждена была сделать глоток. Ее изумрудные глаза сверкнули раздражением, быстро смененным профессиональной сладостью. Она поняла — прямой натиск не сработает. Принц оказался… тупее, чем она думала. Или хитрее? Сомнение мелькнуло в ее взгляде.
— Фабрики… да, работают, — ответила она, отводя взгляд. — Отец делает все для процветания вверенных ему земель. Но Питер… Питер сейчас в центре всех бурь, Николай Юрьевич. И политических, и… иных. Вам нужны верные люди. Сильные. Которые будут рядом не только в дни парадов и балов. — Она снова попыталась поймать мой взгляд, но я увлеченно ковырял пальцем резьбу на бокале.
— Верные? О да! — воскликнул я. — Как же! Вот Рыльский… он тут на днях так ловко голову тому крикуну снес! Бах! И готово! И Ольга Павловна… она прямо мать родная! Всё для меня сделает! А Юсупов… — я понизил голос до шепота, — … он страшный, правда? Говорят, он с демонами водится? Или это сплетни? А Рябоволов… вот он вообще загадка! Пришел, посмотрел на меня, как на жука… и ушел! Странный тип!
Я сыпал именами, наблюдая за ее реакцией. На упоминание Рябоволова ее пальцы чуть сильнее сжали бокал. Интересно. Она ненавидела главу Тайного Отдела? Боялась? Или он был камнем преткновения для амбиций Верейских?
Мы болтали еще минут двадцать. Я изображал легкомысленного болвана, то восхищаясь ее туалетом (Ах, какие кружева! Изумительно!), то задавая дурацкие вопросы о московских балах и фабричных станках. София, изначально игривая и соблазнительная, постепенно тускнела. Ее улыбка становилась натянутой, ответы — лаконичными. Она поняла — сегодняшняя охота провалилась. Принц оказался непробиваемым идиотом.
— Ваше величество, — наконец сказала она, вставая с изящным, но холодным поклоном, — простите, но я утомила вас своим визитом. Уже поздно. Вам нужен отдых. Я позволю себе откланяться.
— О, нет же! — я вскочил, изображая расстройство. — Вы меня совсем не утомили! Напротив! Так приятно было поговорить с умной и красивой дамой! Не то, что эти старые хрычи в Совете! Вы заходите еще! Обязательно! Когда угодно!
Я проводил ее до двери, галантно и чуть слишком театрально поцеловал руку на прощание. Она ушла, оставив в комнате шлейф дорогих духов и ощущение нереализованной страстной угрозы. Дверь закрылась.
Дурак! — взорвался Николай. — Ты упустил такую женщину! В прошлый раз я с ней…
— В прошлый раз ты был живым принцем с перспективами, — мысленно усмехнулся я, уже осматривая комнату. — А я — «болванчик», которого готовят на убой. Связь с Верейской сейчас — это не постель, Николай. Это плаха. И петля на шее. Очень красивая, шелковая петля. Но от этого не менее смертельная.
Мой взгляд упал на ковер у дивана. Там, почти незаметно на узорчатой ворсистой поверхности, блеснула крошечная капля — брошь в виде серебряной лилии с крошечным сапфиром в сердцевине. Совсем не та, что была на Софии. Эта — проще. И явно упала «случайно». Я поднял ее. Холодный металл. Слабый, но отчетливый магический импульс, спрятанный под слоем изящной огранки камня.
— Жучок, — констатировал я вслух. — Как это… предсказуемо и банально. Папа Верейский хочет слушать, чем его дочь занимается в покоях императора. Или сама София хочет подстраховаться?
Я не стал давить артефакт или разбирать его. Просто пошел в ванную. Поднял тяжелую фарфоровую крышку унитаза — роскошная вещь с позолотой и гербом Соболевых. Бросил брошь-жучок в прозрачную гладь воды. Нажал на рукоять. Мощный поток с грохотом унес подслушивающее устройство в недра дворцовой канализации.
— Спокойной ночи, шпионка, — пробормотал я.
Затем я включил душ. Ледяные струи обрушились на голову и плечи, смывая остатки дорогих духов Софии, запах пота и дворцовых интриг. Я стоял, упершись ладонями в кафель, пока кожа не покрылась мурашками, а разум не прояснился. Нужен был сон. Короткий, но глубокий. Завтра предстоял очередной спектакль.
Сон длился всего два часа. Черный, без сновидений, как провал в бездну. Я проснулся от внутреннего толчка: биологические часы, настроенные за годы войн, сработали безукоризненно. За окном еще царил предрассветный сумрак, а это было прекрасное время для тренировки!
Я сбросил одеяло и встал на ковер. Холод паркета обжег босые ступни. Тело ныло от последних приключений и недосыпа, но это было хорошее нытье… Нытье мышц, жаждущих работы.
Я начал с отжиманий. Пятьдесят. Пальцы впивались в ворс, локти «горели». Пот проступил на лбу.
Затем приступил к прессу. Семьдесят подъемов. Живот пылал огнем, но под кожей уже начинали потихоньку угадываться твердые валики, которых никогда не было у изнеженного Николая.
Далее Приседания. Шестьдесят. Бедра дрожали, но судорогой их не сводило.
- Предыдущая
- 19/50
- Следующая