Шипы в сердце. Том первый (СИ) - Субботина Айя - Страница 35

— Нет, Вика, просто помню, что с тобой делает алкоголь.

Когда она освободилась от Таранова, первый месяц была в такой сумасшедшей эйфории, что настойчиво игнорила мои намеки походить к специалисту. А потом ее по классике укрыло ПТСР со всеми сопутствующими — сигареты, алкоголь, желание заглушить боль адреналином и сексом.

Дерьмище, через которое я тоже однажды прошел.

И из которого сам же себя вытащил за волосы.

— Подбросишь меня домой? — Она тянется ко мне через стол, привстает с места.

— Подвезу, но если ты рассчитываешь на секс — нет. Давай не срать друг на друга на прощанье, Вик.

Ее запал мгновенно пропадает.

— Я не знаю, насколько все это случайно, — возвращается к дочке Таранова.

— Что именно тебя беспокоит? — уточняю я.

— Ты сам понимаешь, — Виктория на секунду ловит мой взгляд. — Она могла вернуться за деньгами.

— Хочешь сказать, что твои активы нужно дополнительно защитить от девочки, которая, насколько я помню, даже не поддерживала контакт с отцом? — Честно говоря, звучит странно. Но Вика всегда любила чрезмерно драматизировать.

— Тогда не поддерживала, — поправляет она. — Но кто знает, что изменилось? Она выросла, могла переосмыслить все и решить, что ей что-то причитается.

— Можно заморозить часть активов, переписать условия управления, еще больше замести следы. Это не проблема, — предлагаю варианты, которые самыми первыми приходят на ум. И еще раз подталкиваю: — Скажи честно, ты знаешь что-то большее или это просто паранойя?

Она отводит взгляд.

— Я хочу быть уверена, что все под контролем. — Втягивает воздух через ноздри и, наконец, расслабленно выдыхает. — Ты прав. Раздуваю из мухи слона. Но ты ведь сам учил, что лучше перестраховаться. Сделай это, пожалуйста. Я не смогу настолько доверять новому человеку, даже если за него поручишься лично ты.

— Ладно. Я разберусь.

А про себя добавляю, что теперь процесс передачи ее активов затянется еще минимум на несколько месяцев.

Вика тоже что-то такое понимает, потому что по ее лицу пробегает тень удовлетворения.

Я смотрю на нее еще пару секунд, затем встаю, бросая несколько купюр на стол.

— Разрешишь мне сесть за руль? — Она даже не пытается скрыть разочарование. — И даже водителя не предложишь?

Мой водитель сейчас катает мою вредную принцесску. Передавать его Виктории в таких обстоятельствах, даже на час, кажется каким-то долбоебизмом.

— Боюсь, у меня теперь добавилось головной боли и стало еще меньше свободного времени. Вызвать такси, Вик?

Она резко и бескомпромиссно мотает головой.

— Не садись в таком состоянии за руль, ладно?

Все-таки выуживаю из нее утвердительный кивок, желаю удачного вечера и ухожу.

Она не пытается меня остановить. Просто молча смотрит в спину.

Меня бесит, что весь остаток рабочего дня я все время трогаю губы и телефон.

Потому что вспоминаю и жду.

И дергаюсь, потому что ощущаю себя полностью прозрачной в каждой мысли. Как будто все они транслируются как лента телесуфлера прямо из моей головы в глаза окружающих.

Авдеев ничего не пишет.

Явно снова весь занят своими миллионными проектами, и такая безделушка, как поцелуй со мной в лифте его абсолютно не парит. Я была достаточно неплоха, чтобы повести меня в ресторан — окей, его это устроило.

Но примерно без десяти семь, когда я собираюсь на все плюнуть и ехать домой, принципиально пользуясь его водителем, на телефон прилетает сообщение:

Хентай: Жду тебя на парковке.

Пару секунд смотрю на экран, ловя себя на желании написать что-то колкое. Даже в сердцах набираю: «А поцелуи в лифтах не требуют последующих объяснений?» Но потом стираю все это, даже не успев дописать. Просто убираю телефон в сумку и хватаю пальто.

Я не дам ни единого шанса думать, что этот поцелуй целый день не выходил у меня из головы. Возможно, мне совсем не так легко, как ему, вычеркнуть эту «маленькую несдержанность» из памяти и тратить на притворство придется гораздо больше сил, чем я бы хотела, но у Авдеева не будет повода для триумфа.

Из офиса выхожу прямо в туфлях, чтобы не портить вид своих бесконечных, подчеркнутых тонкими каблуками ног. Фары «Бентли» мерцают мягким светом, когда я приближаюсь. Вадим выходит, открывает для меня дверцу. Шутку о том, что он обучаем и не безнадежен, произнести так и не получается, потому что, на секунду потеряв бдительность, опираюсь на его ладонь.

Чувствую, как слегка, на долю секунды, сжимает мои пальцы.

Молниеносно вспоминаю, как он легко держал меня в лифте.

Как потом гладил по губе.

Ныряю в салон, одергиваю руку и складываю ноги на бок.

Вадим занимает место водителя, снова абсолютно подконтрольно выруливает далеко не маленькую тачку с парковки, плавно встраивает ее в ряд машин. На его лице ноль намека на напряжение. Как будто несколько часов назад он не прижимал меня к себе в лифте и не заставлял буквально плавиться в его руках.

Я пристегиваюсь. Позволяю взгляду скользнуть по авдеевскому профилю. В полумраке салона его черты кажутся резче — напряженная линия челюсти, чуть сведенные брови. Он выглядит сосредоточенным, но не на мне. Надо это исправить.

— Впервые в жизни меня пригласили в ресторан так, будто за отказ грозит сметная казнь. — Я собираюсь игнорировать поцелуй, но позволить себе маленький ядовитый укус имею полное право.

— Ты не против? — Он даже не смотрит в мою сторону — только на дорогу.

— Вы же не оставили мне выбора, Вадим Александрович.

— Наоборот. Оставил. Ты могла отказаться.

— Ага. И тогда бы ты нашел способ меня убедить.

— Естественно, — чуть приподнимает уголок рта, обнажая едва заметную в тусклом свете приборной панели улыбку. — Но мне нравится, что не пришлось.

Я фыркаю, отворачиваясь к окну. Ладони сжимаются на коленях.

Бесит его спокойствие.

Минуты тянутся, пока машина плавно маневрирует по вечерним улицам.

— А если бы я не прошла тест? — А, черт. Я просто вертела этот вопрос в голове, естественно, не планируя задавать его вслух.

— Думаешь, это был только тест? — Авдеев не отрывает взгляд от дороги, но теперь его голос звучит с оттенком искренней заинтересованности.

— Думаю, это у тебя в порядке вещей.

— Что именно?

— Брать, кого захочешь и когда хочешь.

Он не отвечает сразу. Лишь плавно снижает скорость перед перекрестком.

— А ты против, что в этот раз мне захотелось взять тебя, Барби? — Наконец, бросает короткий взгляд в мою сторону.

Я не сразу нахожу, что сказать.

Потому что это чертов вопрос с подвохом.

— Вы и так знаете ответ, Вадим Александрович.

— Ужасно забавляешь, называя меня так. — Его рука лениво скользит по рулю, пальцы постукивают по коже.

Я знаю, что он делает.

Я знаю, что он тупо меня дразнит.

Медленно и бесстыже, подначивает всей своей адской самоуверенностью.

— О, а мне казалось, тебя больше забавляет, когда я теряю дар речи, — исхожу ядом в ответ.

— Это тоже неплохо, — поджимает губы, как будто чтобы не рассмеяться.

Вот же гад.

Я поворачиваюсь к нему. Подавляю желание попробовать на прочность авдеевские нервы… ну, допустим, уронив ладонь на его бедро. Даже почти представляю в голове эту картину — как слегка поведу рукой вверх, очевидно провокационно. Проверяя реакцию.

Проблема в том, что я впервые в жизни абсолютно в себе не уверена. Не знаю, смогу ли остановиться до грани.

— Нравится вышибать у меня контроль? — вместо этого задаю вопрос в лоб. — Вам так безопаснее?

— А тебе безопаснее перепрыгивать на «вы»?

— Мне так интереснее, — поддаюсь ему, выдав кусочек правды. Мне действительно нравится капелька формальности в нашем словесном пинг-понге.

Машина плавно въезжает на парковку ресторана.

Вадим спокойно ставит ее на место, заглушает двигатель.