Шипы в сердце. Том первый (СИ) - Субботина Айя - Страница 34

Делаю еще глоток, надеясь заглушить внезапно острый вкус ее рта, но это абсолютно не помогает.

Выдохнув, возвращаю чашку на стол, беру телефон и машинально провожу пальцем по экрану. Сообщений нет. Она молчит, хотя я был абсолютно уверен, что на меня посыпется шквал капризных эмоциональных шпилек, очень в ее духе. Но и эта тишина забавляет меня не меньше.

Что, коза, офигела?

Я тоже, потому что пока она не зашла в лифт, я вообще думал исключительно о работе. И отмазку о том, что мне надо было «попробовать», придумал тоже на ходу. Если бы я чувствовал, что что-то не то — я бы даже не начинал. Строго говоря, мне не нужно пихать язык женщине в рот, чтобы убедиться, что у меня на нее встанет. А тем более, чтобы проверить ее реакцию. То, что Барби поплыла, я считал еще в наши первый видеозвонок.

Но в моменте, когда она повернулась спиной и мой взгляд потянулся лапать ее тонкую шею, мне захотелось рвануть с места.

Я потираю пальцами подбородок, уже сейчас зная, что это точно не была «разовая акция». И что никуда не спешить с этой выпендрежницей может оказаться гораздо сложнее, чем я думал. Но это просто еще одна задача. Немного сложнее и забористее остальных, но от этого только еще интереснее.

Встаю. Прячу мысли о Кристине Барр до вечера и выхожу из офиса.

До ресторана добираться примерно двадцать минут. Я не спешу заходить, потому что с улицы вижу, что Виктория уже на месте — заняла стол около окна и уже пьет вино. Сидит, как обычно, как гвоздь. Голову и бокал держит так, словно позирует для десятка придирчивых фотокамер. В этом вся она — всегда держит себя наготове, не позволяете расслабиться и выдыхать. В этом мы с ней даже чем-то похожи, потому что пришли в эту точку из состояния боли, которую нужно было терпеть и прятать ради выживания.

Виктория заслуживает моего уважения, даже если сейчас я абсолютно ясно понимаю все ее попытки манипулировать и затягивать процесс передачи активов в другие руки. Ей хочется оставить между нами эту связь. Возможно, если бы не этот, абсолютно мой косяк, я бы трахнул Кристину еще примерно… в тот вечер, когда подвозил ее домой. Но вместо этого развел болтологию о том, какой я пиздец правильный мужик.

Я вхожу, быстрым взглядом оцениваю зал. Спокойное камерное место, в такой обстановке сложно устроить сцену, даже если очень захочется.

— Виктория, — кивком приветствую ее и сажусь напротив.

Она улыбается, чуть склонив голову набок. Выглядит прекрасно, как всегда. Одна из немногих знакомых мне женщин, кто умеет правильно подавать себя.

Терпеливо жду, пока официант принесет меню, но заказывать не собираюсь.

— Содовую, — спокойно говорю я, возвращая карту обратно.

Виктория улыбается с легким укором, пьет вино и медленно возвращает бокал на стол.

— Даже кофе не возьмешь?

— У меня нет в запасе пары часов, чтобы вести светскую беседу, Вика. Ты хотела обсудить активы? Давай перейдем к делу.

После того, как Таранов покатился в жопу, у Вики осталось примерно шесть миллионов. Не мало, если равнять средними мерками, но это была только небольшая часть того, что этот гнидный урод не успел промотать. Виктория отдала эти деньги мне, попросила сделать так, чтобы она могла жить на проценты и не рисковать, что однажды метеорит упадет на ее дом и она останется без крыши над головой. Часть денег я забросил на офшоры, часть поделил между небольшими инвестиционными фондами и парочкой трастов. Ничего уникального — эту схему мог бы провернуть более-менее тертый в нашем деле калач. Но Вика призналась, что доверять может только мне.

Вполне допускаю, что она захочет притормозить процесс еще и по этой причине.

— Я хочу обсудить дополнительные гарантии, — наконец, говорит Виктория. Ее лицо при этом выглядит по-настоящему напряженным. На игру не похоже.

— Твои активы в полной безопасности. — Откидываюсь на спинку стула, переплетая пальцы в замок. — Ты прекрасно знаешь, что мой выбор нового управляющего не ставит под угрозу твои интересы.

— Я знаю, — соглашается она, чуть улыбаясь, но я вижу, как ее пальцы нервно барабанят по ножке бокала. — Но в последнее время слишком много… непредсказуемых факторов.

Я молча жду, давая ей возможность объясниться. С моей стороны ничего «непредсказуемого» точно не произошло и исключено в принципе. Значит, это что-то ее личное.

— Вадим, — Вика напряженно проводит языком по темно-вишневым губам, смотрит на меня с легкой растерянностью, — дело не в тебе и не в новом управляющем. Дело в том, что… вернулась дочь Таранова.

Я переваривая услышанное.

— И?

— И я не знаю, зачем. — Вика снова нервно тарабанит ногтями по стеклу, пьет. Ставит пустой бокал на стол и просит официанта обновить.

Пока она пытается заглушить неприятный момент алкоголем, я вспоминаю, что знаю о дочери Таранова.

Не много.

Когда этот старый уёбок в полный рост вышел на сцену моей жизни, я знал о нем только то, что в определенных кругах за ним закрепилась репутация человека, любящего «определенный сорт игр с болью». Я всегда был очень далек от всего этого дерьма, но думал, что представляю достаточно, чтобы сложить о нем определенное мнение.

До момента, пока однажды он не пришел в ресторан Марины.

И она стала белее мела, и впервые — хотя я всегда считал ее достаточно смелой и сильной — сбежала на кухню и долго пряталась в подсобке, умоляя защитить ее от «этого чудовища» любой ценой.

Потом, когда маховик нашей с ним «дуэли» развернулся на всю катушку, Таранов пошел ва-банк и протянул руки к моей дочери.

Примерно тогда я понял, что в жизни есть вещи, которые не способен переварить мой рациональный ум и не готов пощадить внутренний флегматик. И тогда же в моей жизни появилась Виктория, со всеми ее шрамами и «скорбной повестью» о том, как однажды она думала, что выходит замуж за щедрого и умного вдовца, а оказалось, что вышла замуж за насильника и садиста. Ее исполосованная спина и покрытые ожогами ноги были самым лучшим доказательством правдивости ее слов. А еще — как она дергалась каждый раз, когда просто слышала его имя.

Я не собирался его убирать в буквальном смысле этого слова.

Просто хотел сделать так, чтобы у края пропасти, к которой я подведу Таранова, за спиной этого пидара появится достаточно желающих его столкнуть. В конечном итоге, так и случилось. Я даже не пытался вникнуть, сделал ли он это в здравом уме и добровольно, или ему «помогли».

Ни копейки его денег я не взял.

Я бы перестал себя уважать, если бы сделал это за каких-то жалких пять или шесть миллионов. Это было дело принципа. Это было «око за око». Абсолютно холодная месть за то, что моя маленькая дочь еще полгода писалась в кровать и кричала по ночам. И долгих три месяца даже не щебетала, потому что онемела.

Когда я спросил Вику, кто может попасть под раздачу, чтобы минимизировать риски, она рассказала только о дочери Таранова — молодой прожигательнице жизни, которая давно училась заграницей и после того, как жизнь отца покатилась под откос, просто оборвала все контакты, рассчитывая в ближайшее время выскочить замуж за сынка какого-то английского банкира. Это, пожалуй, единственное, что я знал о Кристине Тарановой. Остальное меня ни капли не интересовало. Какого хуя? После того, как этот старый гондон собирался превратить мою двухлетнюю дочь в гору мяса, я сам себе выдал карт-бланш и индульгенцию одной бумажкой вообще на все.

— Она просто пришла на Рождество, — говорит Виктория, выуживая меня из поганых воспоминаний. — Пришла вся такая… как будто жизнь удалась.

— Ты вроде бы говорила, что она подцепила какого-то мажора. Разве не логично?

Вика делает глоток вина, потом еще один.

Кивает, немного нервно.

Потом она залпом допивает вино и собирается поднять руку, чтобы снова позвать официанта, но я удерживаю ее на столе, накрывая своей ладонью.

— Мне кажется, тебе уже хватит.

— Тебе не все равно? — Она тут же подается вперед, проводит пальцем свободной руки по моим костяшкам, выше, до края манжеты. Царапает ногтем, но я никак не реагирую. — Переживаешь, что со мной что-то случится?