Парализованная жена генерала дракона (СИ) - Юраш Кристина - Страница 6

Я дождался, когда дворецкий выйдет, поставил книгу на место и направился к столу. Письмо лежало на зеленом сукне, а я разрезал конверт и достал свернутую бумагу.

— Господин генерал, — прочитал я. — До меня дошли слухи…

— Ничего не принесла? — с надеждой прошептала я, слыша, как Эффи осторожно входит в комнату. Она тихонько прикрыла за собой дверь.

— Нет, — прошептала старушка, её глаза наполнились грустью и тревогой. — Я пыталась поговорить с кухаркой, но та сказала, что ключа от кладовых у нее нет. Всё плохо, моя девочка… — её голос задрожал, и я почувствовала, как сердце сжалось от безысходности.

Взгляд старушки был полон искренней вины и отчаяния, словно она сама чувствовала свою беспомощность.

Я вздохнула, пытаясь подавить внутренний крик, что поднимался у меня в груди. Нет, я не должна сдаваться. Я должна быть сильной. Внутри застонала моя воля, будто бы борясь с навалившейся тенью отчаяния. Я должна держаться, ради себя, ради тех, кто надеется на меня.

— Зато я написала письмо вашему двоюродному дядюшке, барону Кроссфилду! — вдруг произнесла Эффи, и в её голосе зазвучала нотка решимости и тревоги одновременно. — От вашего лица! И рассказала обо всем, что творится в поместье! — она говорила быстро, с присущей ей страстью.

И я почувствовала, как внутри меня вдруг вспыхнула искра надежды, словно солнечный луч прорезал темные тучи.

Хоть я и не знала барона Эдварда Кроссфилда лично, но он считался моим дядей по крови. И, насколько мне было известно, после смерти моего отца он оставался моим единственным родственником, той ниточкой, что могла связать меня с миром защиты и надежды. Эти мысли наполнили мою душу непоколебимой решимостью.

— Я всё так и написала! Как есть! Разумеется, порядочные слуги так не поступают. Они ни за что не распространяются о том, что происходит в доме хозяев, но ваша жизнь под угрозой! Пусть ваш двоюродный дядюшка предпримет меры. Может, хоть он вразумит вашего мужа! Или хотя бы настоит на том, чтобы забрать вас к себе!

— Спасибо, Эффи, — тихо поблагодарила я, чувствуя, как внутри меня разгорается тепло надежды. Вся моя душа наполнилась благодарностью за её смелость и заботу. Надеюсь, что этот шаг позволит прервать этот кошмарный сон.

— Будем надеяться, что он сможет как-то повлиять на ситуацию, — кивнула Эффи. — Вы уж простите, что от вашего лица. Но я просила его не выдавать, что ему сообщили об этом в письме.

— Кушать хочется, — прошептала я, осознавая, как быстро и безжалостно голод ломает любые устои. Каким бы возвышенным и гордым ни был человек, в моменты сильного голода он становится слабым, уязвимым. В этот миг я почувствовала, что даже сердце, наполненное гордостью, не выдержит, если не насытится хотя бы крошкой.

Мои мысли кружили в тревожном вихре — надежда, страх, усталость. Но в глубине души я знала: несмотря ни на что, я должна держаться. Ради себя, ради тех, кто верит в меня. Ради Эффи. И пусть даже вся эта тьма кажется непреодолимой, я не позволю ей погубить меня.

— Поэтому я прошу вас дать скорейший ответ, — я чуть задержал дыхание, читая самый конец письма, — а еще лучше, если вы позволите мне приехать и лично удостовериться, что с моей дорогой Люси всё в порядке, насколько это возможно в её положении. Барон Эдвард Кроссфилд.

Я посмотрел на письмо — аккуратный почерк, чуть торопливый, с тонкими линиями пера — и резко бросил его в камин. Пламя мгновенно охватило бумагу, превращая слова в пепел. Так я избавился от ненужных, жалостливых родственников, которые, как я чувствовал, только мешали мне своей бесполезной заботой.

Попрошу не вмешиваться в наши семейные дела, — написал я ответ, положив в конверт.

Я ждал другого письма. Письма от магов, которые должны были изучить остатки кареты. Я знал этих лошадей и часто сам брал эту карету. И прекрасно понимал, что эти лошади спокойно реагировали даже на взрыв заклинания рядом. Что должно было случиться, чтобы их понесло?

Эта мысль не давала мне покоя. Я вертел ее и так, и эдак.

— Господин, к вам можно? — послышался голос кухарки за дверью.

— Да, — ответил я, видя, как бумага почернела и рассыпалась в пламени.

— Только что приходила Эффи и просила ключи от кладовых, — прошептала кухарка, опуская глаза. — Вы сказали докладывать о таких вещах…

— Понятно. Спасибо, — произнес я.

Кухарка мялась на пороге, а я смотрел на нее, понимая, что она хочет что-то сказать.

— Конечно, это не мое дело… Мое дело маленькое, готовь да повкуснее. Но… Зачем вы так с бедной вашей супругой, госпожой Люси? — наконец произнесла кухарка. — Это же так жестоко…

— Дорогая миссис Митчелл, вы совершенно правы. Это не ваше дело, — произнес я, видя, как кухарка смутилась и вышла.

Я сел за стол, сжимая до боли лезвие ножа в руке. На зеленое сукно упали капли крови. Лезвие — холодное, острое — теперь было испачкано моей кровью. Я надеялся, что это облегчит мою душу, что раны в душе хоть ненадолго перестанут болеть. Но ничего не изменилось. Рана на ладони стала зарастать. Только кровь исчезла, а боль осталась.

Даже зелье с моей кровью не помогло Люси.

— Еще день! — произнес я самому себе. — Только день.

Я буду снова ждать рассвета, чтобы начать всё заново.

Сон не шел. Я сидел в кресле, уставший, словно старик, страдающий бессоницей, и смотрел на циферблат часов. Дом погрузился в тишину, словно засыпая. Я ждал заветные четыре утра — время, когда мне нужно было вставать и готовить завтрак.

Я встал и направился на кухню, доставая ключи от кладовых.

— Приготовьте завтрак для моей жены, — приказал я, видя, как кухарка достает из кладовой еду и выкладывает на стол. Одно яблоко укатилось под стол, а я тут же приказал его поднять и положить на место.

Кухарки готовили в моем присутствии. И я успокоился только тогда, когда последние крошки были сметены со стола.

— Вывернуть карманы передников! — приказал я резко, и лица женщин, испуганные и смущенные, потянулись к карманам.

Они стали выворачивать карманы, и тут я заметил кусочек булочки.

— Ой, простите, — прошептала посудомойка. — Это я не доела. Оставила на завтра…

— Ешь сейчас, — ледяным голосом приказал я, видя, как она сует в рот и жует булку.

Девушка прокашлялась и посмотрела на меня.

— Так-то лучше, — отрезал я, беря поднос и неся его в комнату жены.

В сердце у меня таилось тяжелое ощущение безысходности. Я понимал, что еще немного, и я сорвусь. Если сегодня ничего не случится, я брошу это гиблое дело! Я не могу ее мучить! Не могу каждый день видеть на ее лице слезы! Это выше моих сил.

— Ну не плачь, деточка, — слышала я голос Эффи, когда она расчесывала мои вымытые волосы. Её руки были нежными, как у доброй матери, а голос — мягким, словно ласковая волна.

— Да, твой муж теперь всё контролирует, но у меня есть кое-какие сбережения. Немного, правда… Когда он в очередной раз уедет, я схожу в город и куплю тебе еды… Я уверена, что твой дядюшка это так просто не оставит. Он честный и добрый человек. И скоро он заберет тебя. Я так просила тебя забрать…

— Можешь взять из шкатулки мои драгоценности, — прошептала я, глазами показывая на столик. — И купить на них еду…

Я понимала, что должна выжить. Несмотря ни на что. Чувство голода стало навязчивым настолько, что другие мысли просто путались в голове. Казалось, что я ничего так не хотела, как есть.

— От мужа пахло женскими духами, — прошептала я, стараясь хоть немного отвести мысли от болезненной темы еды. — У него появилась любовница.

— Да быть такого не может! — всплеснула руками Эффи, чуть не уронив расческу.

— Эффи, милая, ты всё прекрасно понимаешь. Посмотри на меня, — прошептала я. — Я обуза. А он — здоровый, красивый мужчина… И знаешь, любовница пахнет жасмином. Его мундир пах ее духами…