Элита (СИ) - Салах Алайна - Страница 7

— Здравствуй, Лия, — первой подаёт голос девушка. — Проходите и присаживайтесь.

Я с опаской смотрю на стул, стоящий посреди комнаты. Нет ли на нём наручников, и не воткнут ли он, часом, в розетку? Вроде нет.

Опустив на пол рюкзак, я присаживаюсь и невольно морщусь. Более жёсткого стула сложно представить. Видимо, совет вознамерился доподлинно передать атмосферу судебного заседания.

— Привет, Лия, — звучно произносит брюнет по центру. — Нам сообщили о твоём конфликте с Тимуром сегодня в коридоре. Расскажи свою версию.

Я машинально сжимаю край стула, чтобы руки не дрожали. Почему половина присутствующих сидит с такими лицами, будто у них под носом намазано кошачье дерьмо?

— «Конфликт» — это громко сказано, — я стараюсь говорить ровно и спокойно. — Тимур намеренно сбил рюкзак с моего плеча, а когда я наклонилась, чтобы поднять блокнот, пнул его в сторону. Тем самым он пытался унизить меня перед другими студентами.

— Это чушь! — обвинительно восклицает слизняк. — Рюкзак упал на пол случайно. А вот ты позволила себе оскорбления и угрозы в адрес члена совета.

— И что же она сказала? — влезает девушка.

— Она сказала, что теперь мне нужно быть на чеку, — слизняк смотрит на меня с фальшивым возмущением. — И позволила себе замечание по поводу моей внешности.

— Насколько оскорбительное? — это уже Леон.

— Она сравнила меня с одной американской певицей, — нехотя буркает Тимур.

— Протестую! — выпаливаю я, вживаясь в роль личного адвоката. — Я вас не сравнивала. Я сказала, что у меня хорошая память на лица. И особенно на те, которые напоминают Ариану Гранде.

Несколько членов совета, включая Леона, отворачиваются в стороны, делая вид, что им срочно понадобилось зевнуть.

Ободрённая такой реакцией, я перехожу в наступление.

— Так же я считаю, что Тимур подошёл ко мне с намерением спровоцировать конфликт, и когда ему этого не удалось, толкнул, чтобы сбить рюкзак. Я считаю, что это грязные методы, недостойные старшекурсника и члена совета.

— Ты же в курсе, что за клевету предусмотрена уголовная ответственность? — цедит Тимур. Его тонкие черты перекошены от гнева, ладони сжаты в кулаки. Он вне себя.

Повисает тишина. Я машинально смотрю на Леона, задумчиво карябающего карандашом по листку бумаги. Мне начинает жутко хотеться, чтобы он попытался восстановить справедливость, но, судя по его непроницаемому лицу, это вряд ли случится.

— Студенческий совет отвечает за благоприятную атмосферу в университете, — наконец произносит председатель, с пониманием посмотрев на Тимура, — и мы видим, что между тобой и другими студентами имеется значительное напряжение. Мы запросили мнение штатного психолога, и он порекомендовал, чтобы ты прошла восьмичасовую психотерапию дважды в неделю. Это первоначальная мера.

— Простите… что?! — я вскакиваю, ощущая, как к лицу приливает горячая волна крови. — Мне назначили принудительную психотерапию, хотя я до последнего не поддавалась на провокации члена совета? Я что, особо опасный преступник-рецидивист, которого нужно держать под наблюдением специалиста? Или…

— Нет, — нетерпеливо перебивает девушка. — Мы не называем тебя преступницей. Но ты создаёшь проблемы, и совет вынужден реагировать. Если ты откажешься или сорвёшь эти сеансы, возможны дальнейшие санкции, включая рекомендацию декану о твоём отчислении.

В горле встаёт ком. Я человек, а не блохастый питомец, требующий санации. Кем эта кучка людей себя возомнила? Они же даже ещё не получили высшего образования, чтобы так запросто налево и направо раздавать предписания!

— Минуточку, — голос Леона звучит негромко, однако в комнате моментально воцаряется тишина. — Очень уж быстро совет выносит решение, невзирая на то, что мы до сих пор не выяснили, кто в действительности первым начал конфликт. Пока у нас одно слово против другого.

Глаза Тимура опасно сверкают.

— Леон, друг мой, мы ведь не в суде. И даже не в деканате. Это студенческий совет. Наша задача — не рыться в грязном белье, а предотвратить дальнейшие проблемы. К тому же у меня есть не меньше дюжины свидетелей, которые подтвердят, что это она спровоцировала конфликт.

— Предлагаю не отвлекать студентов от занятий и просто снять записи с камер. В правом крыле ведь есть камера? — Леон вопросительно смотрит на председателя, на что тот, поджав губы, кивает. — Вот и отлично. И если подтвердится, что рюкзак упал сам собой, появится повод уличить Лию во лжи и уже после этого рекомендовать сеансы у психотерапевта.

Я с облегчением прикрываю глаза: наконец-то запахло справедливостью.

Но тут встревает девушка.

— Зачем камеры, Леон? Нам важен результат: здоровая атмосфера среди учащихся. Если есть подозрение на агрессию, мы предлагаем помощь. Разве так плохо, чтобы человек пообщался со специалистом?

Я мысленно фыркаю. Здоровая атмосфера среди учащихся? Это шутка такая?

— Принудительная помощь — сомнительное мероприятие, — спокойно возражает Леон. — Вы хотите заставить Лию пройти терапию под угрозой отчисления, а это скорее наказание, а не забота о психике.

— Послушайте, — встревает Тимур, к которому наконец вернулся ровный цвет лица. — Если Лия хочет или может что-то сказать в свою защиту…

— Я сказала всё, что хотела, — говорю я, решив, что любое неосторожное слово сыграет против меня. — Но я точно не согласна ни с обвинениями, ни со столь абсурдным вердиктом.

Тишина затягивается. Похоже, совет разрывается между желанием наказать меня и нежеланием конфликтовать с Леоном. Напряжение в воздухе растёт пропорционально моему участившемуся сердцебиению.

— Ладно, — изрекает председатель, побарабанив пальцами по столу. — Решение относительно конфликта пока не принято. Но знай: если в ближайшие дни поступят новые жалобы в твой адрес, психотерапия будет обязательным условием для дальнейшего обучения здесь. А при повторных конфликтах совет будет ходатайствовать о твоём отчислении.

Парковка университета пустынна — большинство студентов либо разъехались по домам, либо прячутся в элитных кафе неподалёку. Мелко моросит дождь.

Зябко передёрнув плечами, я оглядываюсь в поисках знакомого седана и, не обнаружив его, в сотый раз проклинаю этот день. Отстранение от занятий, вызов в Совет, угрозы принудительной терапии — и всё это за два дня. За два, блин, коротких дня.

Из проезжающего мимо ярко-красного «Порше» на меня таращится незнакомый парень. Натянув на лицо улыбку, я машу тему так яростно, что запястье начинает ломить. Черта с два вы меня отсюда выкурите. Если для того, чтобы получить диплом, мне потребуется стать самым приветливым человеком в этом университете, я им стану. Буду топить вас, топлю вас, в своих обаяниях и любви до тех пор, пока вы не взмолитесь о пощаде.

— Очередной увлекательный день?

Я оборачиваюсь. Леон стоит в паре метров, засунув руки в карманы брюк. На лице привычная тень задумчивости.

— Если бы не ты, он мог бы стать ещё более увлекательным, — невесело усмехаюсь я. — Большое тебе спасибо за поддержку на совете. Я жду Игоря.

— Помогу скрасить твоё ожидание, — Леон подходит ближе, останавливаясь в шаге от меня. Ярко-синий взгляд смотрит цепко и изучающе. — Я выяснил, в чём причина всей этой травли.

— И в чём же?

Он медлит, словно взвешивая, стоит ли мне знать правду, и когда я уже готова на него наброситься, коротко сообщает:

— Морозов хочет сделать тебя своей «прислугой».

По позвоночнику пробегает холодок.

— В каком смысле?

— Альф и легионеров в университете стало слишком много. Так называемая прислуга сейчас на вес золота. Хотя, насколько мне известно, у Морозова есть одна.

— Ну, допустим, — я машинально обнимаю себя руками, чтобы скрыть растущий озноб. — И почему тогда они так яростно хотят выжить меня отсюда?

— Они не хотят тебя выжить. Они хотят сломать, чтобы ты сама заёрзала в поисках покровителя.