Сделка с врагом. Ответ на измену (СИ) - Беж Рина - Страница 3

«Буду завтра утром. Срочные дела в офисе».

До крови прикусываю губу, чтобы не издать ни одного звука, а в голове уже мелькают воспоминания, как часто я видела похожие смски на прошлой и позапрошлой неделе, а еще месяц назад.

Нет, нет.

Мотнув головой, отгоняю дурные мысли. Они — просто друзья, Рома переживает за сестру друга, потому что... наверное, Владислав отсутствует в городе, вот он и заменяет Кире брата. Да, точно, ее голос теперь я тоже узнаю.

— Ромка, я так перепугалась, что мы погибнем... что он пострадает... — всхлип: скрип кровати и шорох одежды заставляют вынырнуть в реальность.

Щеки горят от того, что нагло подслушиваю, но отойти не могу. Там же мой супруги он.

— Тихо, тихо, моя девочка. Всё будет хорошо. Я уверен, с ним всё в порядке. Сейчас придет врач и подтвердит нам с тобой то же самое. А пока иди ко мне.

Нервы сдают, и я делаю последний шаг останавливаясь в проеме. Смотрю в палату, большую, светлую, оснащенную хорошей добротной мебелью, но вижу лишь пару.

Назвать Романа и Киру по отдельности не выходит. Они действительно, как пара.

Она лежит на кушетке, подняв руку вверх, касается щеки моего мужа. Он сидит рядом, на ее постели, хотя кресло стоит поблизости, и, опираясь на ладони, нависает над девушкой.

Успеваю лишь раз моргнуть, как Зотов начинает склоняться вниз и касается губами губ Измайловой. Это не дружеский поцелуй, а жадный, глубокий, с тихим стоном, полосующим мое сердце до кровавых червоточин.

— Любимая моя, — хриплый голос наотмашь бьет по нервам.

Это не может быть правдой!

Как же так?

Я, наверное, как-то неправильно расслышала.

Ошиблась.

Через тело проходит болезненный импульс. Содрогаюсь.

Он же только утром на почти такие же мои слова отвечал, что никому их не произносит, потому что не знает, что значит любить, а спустя несколько часов легко и непринужденно одаривает ими свою... кого?

Коллегу?

Сестру друга?

Подругу?

Бред!

— Ромочка, любимый, я была такая дура, что отталкивала тебя. Что пыталась доказать свою самостоятельность. Что собственными действиями подтолкнула тебя жениться на другой.

Что?

Нет-нет-нет.

Бред!

Не хочу слушать, понимать, осознавать.

Но стою и слушаю.

Каждое признание, как пощечина.

— Тш-ш-шш, всё хорошо, Кирюш, не нервничай. Ты же знаешь, я всё равно только твой. Брак с Ариной ничего не значит, просто ширма, нужная мне для политической карьеры. Ну ты чего, малыш? Не ревнуй, была бы причина.

Ширма? Это он про меня?

Каждая новая фраза бьет сильней предыдущей.

Дышать становится тяжело. Воздух, будто в пустыне, кажется раскаленным и жутко сухим, забивает легкие, но не насыщает кислородом. Щеки и уши не просто горят, полыхают от стыда и боли.

Теперь я понимаю выражение — кровь в жилах стынет.

У меня она тоже замерзает, превращаясь в азот.

По коже бегут колючие мурашки, а сердце вдруг осыпается мелкими осколками.

Прижимаю ладошку к губам, не в силах выдавить ни слова. И смотрю, как, перебросившись парой фраз, мой муж и его любовница снова увлеченно целуются.

Мимо снуют люди, в окно жарит солнце, через распахнутую створку раздается пение птиц.

А для меня планета останавливается.

Слетает с орбиты и несется прямиком в черную дыру.

Хоп! И вокруг непроглядная бездна.

Нападает какая-то апатия. Скольжу взглядом по знакомому лицу, волевому подбородку и острым скулам, считываю яркие эмоции, на которые супруг так редко расщедривался для меня, вижу именно то, что он только что озвучил.

Любит.

Да, ее он точно любит. Так жадно пожирать глазами и боготворить невозможно, если нет чувств.

У него к ней они есть.

А вот ко мне.

Это называется — почувствуй разницу.

Ощущаю себя пустышкой. Невидимкой. Ни Роман, ни Кира не замечают меня. Я стою всего в четырех шагах у приоткрытой двери, но меня не видят и не чувствуют, потому что я для них никто... незначимая помеха.

Меня не существует.

Но я так не хочу!

Шумно втягиваю носом воздух, поднимаю руку, чтобы распахнуть дверь и удивить своим появлением.

Не успеваю.

Сильные руки обхватывают меня. Одна под грудью, вторая закрывает рот. Рывок- пара минут в невесомости. И меня заталкивают в соседнюю пустую палату.

— Что вы делаете? — выкрикиваю, как только получаю свободу и отскакиваю от ненормального, схватившего меня, как живую куклу, подмышки и перенесшего не пойми куда. — Совсем с ума сошли?

Рычу, кипя адреналином.

Мало того, что не могу отойти от увиденного в палате номер двадцать три, так тут уже новые неприятности атакуют:

Все это время я смотрела на свет, поэтому зрение не успевает перестроиться, и тот, кто обошелся со мной нагло и бесцеремонно, кажется всего лишь размытым серым силуэтом, а не четкой личностью.

Но лишь до той минуты, пока не открывает рот.

— Ц-ц-ц, Арина-Арина, — неприятно цокает языком мужчина, и я узнаю в нем Измайлова. — Что же ты, девочка, тут забыла? Зачем приехала?

Родной старший брат Киры делает неторопливый шаг в мою сторону, чем заставляет отступить от двери и податься вглубь помещения. Его тяжелый взгляд давит и, как мокрая одежда, липнет к телу.

— Зачем вы меня сюда притащили, Владислав? — игнорирую его вопросы и задаю свой.

Стараюсь говорить ровно и не выказывать испуга. Но тот, как возник в момент, когда ненормальный схватил меня и занес в пустующую палату, так лишь сильнее возрастает:

Для нервов есть повод. Компаньон моего мужа, явно не намеревается меня отпускать. Холодно усмехнувшись, он захлопывает дверь и неторопливо дважды проворачивает рычаг личины, запирая её.

— Тебя разве не учили, что отвечать вопросом на вопрос — некультурно? — хмыкает.

На губах, как ядовитая змея, проскальзывает и исчезает холодная усмешка, а темные глаза прищуриваются. И пусть руки мужчины убраны в карманы брюк, кажется, будто он меня лапает.

Нагло. Самоуверенно.

Сглатываю и сильнее сжимаю челюсти. При Романе Измайлов никогда себе подобного не позволял. А сейчас... разошелся.

Хочется исчезнуть и как минимум помыться.

Но для начала выйти в коридор. А еще не показать страха.

Да, я не собираюсь его бояться. Не буду, пусть он и старается меня напугать.

-Я приехала к мужу, который попал в аварию, — решаю не припираться, растягивая время, а дать ответы в надежде, что меня после этого отпустят — Привезла сменные вещи.

Дергаю рукой, привлекая внимание к бумажному пакету с чистой одеждой.

— А кто тебе сказал, что Рома в этой больнице? — следует новый вопрос.

Бесит, что по сути малознакомый человек устраивает форменный допрос и ведет себя со мной нагло и самоуверенно, но после выходки мужа, мало чему удивляюсь.

Похоже, каков Зотов, таковы и дружки. А то, что за два года этого не смогла распознать, только мой просчет.

— Увидела репортаж по телевидению. Там же узнала адрес лечебного заведения куда повезли пострадавших, — произношу почти ровно, глубоко вдохнув и выдохнув.

Нужно успокоиться и не трястись, а дыхательная гимнастика для этого случая —самое оно. Еще один глубокий вдох и медленный долгий выдох.

То, что мои действия меня успокаивают, а Измайлова, наоборот, бодрят, понимаю, словив его жадный взгляд, зависший на уровне моей груди.

Не смотрят так жадно на жен своих друзей. Не облизывают и не раздевают их плотоядным взглядом.

И ладно бы выпячивала. Была в провокационной майке или чем-то облегающем.

Так нет. Блузка, сверху пиджак. Всё прилично.

Становится неприятно. По коже проносятся ледяные мурашки. Лишь усилием воли заставляю себя не передернуть плечами и не прикрыться. Подобное хамство угнетает и коробит:

Охреневший нахал.

Нет, я понимаю, что бог меня, как говорится, грудью не обидел. Полновесная троечка, своя, родная, упругая, красивая. Но борзеть-то не надо.