Сол-Сити (ЛП) - Кэссиди Пенн - Страница 17

Тэйн пожал плечами.

— Пока, я полагаю. Что скажешь, красавица, ты готова пройти путь позора?

— Я думала, ты собираешься устроить мне веселую ночь. — Скрестив руки на груди, я попыталась выглядеть скучающей. — По моим подсчетам, я не выпила ни одного алкогольного напитка и не танцевала ни под одну песню. Ты хочешь сказать, что притащил меня сюда только для того, чтобы показать свои мускулы?

Не то чтобы я возражала, если честно. Но все же ожидала провести ночь в городе, как в старые добрые времена. Хотя точно не могу жаловаться, потому что мне на удивление понравилась вся эта история с бойцовским клубом. Никогда не слышала, чтобы что-то подобное происходило в нетронутом Сол-Сити, и мне уже не терпелось вернуться и увидеть больше.

— Они прелестны, не правда ли? — Поддразнивая, сказал Тэйн, поигрывая бицепсами. Его кожа блестела, и когда мышцы двигались под ней, это заставляло смещаться и его черные татуировки, подчеркивая каждую впадинку и изгиб. Оторвав от него взгляд, я встретилась с его улыбающимися глазами, поймавшими меня.

— Извини, красавица, как бы сильно я ни хотел увидеть, как ты трясешь задницей в этом восхитительном платье, мой брат и твой сторожевой пес правы. Я слышал, как твое имя слетало со многих уст сегодня вечером. Лучше перестраховаться, чем потом сожалеть.

Мои плечи поникли. С ними, конечно, все было в порядке. Сегодня я была не в настроении вести себя как соплячка. Кроме того, мне, вероятно, следовало позвонить Сиренити и успокоить ее, потому что, зная ее, она расхаживала по коридорам посольства, беспокоясь обо мне.

— Ладно, ребята, — сказала я, смиряясь. — Давайте вернемся в подземелья, пока они не отправили поисково-спасательную операцию. — Я искоса взглянула на волка справа от меня. — Либо это, либо у Гарета будет аневризма из-за того, что он слишком сильно напрягал мышцы своего хмурого лица. Может быть, попробуешь время от времени улыбаться, я обещаю, это тебя не убьет.

Он покачал головой, слегка разжимая челюсти.

— Ты собираешься рано отправить меня в гребаную могилу, Беатрикс.

На удивление, я хорошо спала весь следующий день. Все еще было странно вести ночной образ жизни, чтобы приспособиться к вампирам, но мне это действительно нравилось. Я всегда была скорее совой, чем жаворонком.

После того как Уор и Гарет высадили меня у моей спальни, я целых полчаса разговаривала по телефону со своей кузиной, пытаясь убедить ее, что все в порядке и я действительно вернулась в свою спальню в целости и сохранности. Я знала, что она волнуется. То, что меня похитили из клуба в прошлом году, заставляло ее нервничать, и она постоянно следила за мной.

Я не так уж сильно возражала. На самом деле было приятно знать, что она так сильно заботилась обо мне. Мои родители никогда не проявляли ко мне такой любви. Они всегда были отстраненными и холодными, и мой отец был задницей с тех самых пор, как они с дядей Райаном поссорились. Сиренити и Шон были единственной семьей, которая у меня осталась, а с Шоном все еще был беспорядок. Хотя ему становилось лучше, но это был нелегкий процесс. Кристоф работал с ним над контролем его обращений и выполнял упражнения на то, как отделить его волчью сущность от человеческой. Пока Эстель и Райан держали его в плену, они ввели в его организм этот ужасный наркотик, заставляя его постоянно обращаться туда-сюда до такой степени, что он начал терять рассудок. Шон был так близок к тому, чтобы стать диким, что Кристофу потребовались все силы, чтобы стабилизировать его. С помощью Бастиана, конечно. Парень-чернокнижник моей кузины был ключевым игроком на черном рынке магии, и я знала, что он помогал доктору во всем, в чем тот нуждался. Я была рада, что у моего кузена была такая поддержка после того, через что он прошел.

Это не было похоже на то, что мое заточение было лишено ужасов. Они не были такими же, как у него, но были вещи, которые эти монстры сделали со мной, о которых я до сих пор не рассказала Сиренити, и не знаю, расскажу ли когда-нибудь.

Я встала на закате как раз вовремя, чтобы увидеть, как свет исчезает за городским горизонтом. Мы были окружены небоскребами, но это создавало великолепный черный силуэт только до тех пор, пока не начали зажигаться огни, сверкая в темноте. Город ожил после захода солнца, улицы заполнило больше дарклингов, чем я когда-либо видела в Нок-Сити.

В моей спальне был маленький балкон размером не больше пожарной лестницы, но я была благодарна за это. Я вышла на прохладный воздух, глубоко вдыхая и плотнее натягивая свитер на плечи.

Сегодня была первая ночь суда над Эстель. Я впервые увидела эту ведьму во плоти после того, что она сделала со мной. Не уверена, что я чувствую по этому поводу. Боялась ли я ее? Не думаю. Не после того, как у нее отняли магию. Теперь она была так же бесполезна, как и человек.

Но она была древней ведьмой. Одной из старейших, и была находчивой. Хотя, пока была в плену, я даже не знала, что за чарами стоит она. Доктор Беллами был семейным врачом Харкеров с тех пор, как мы с Сиренити родились. Я знала его мельком, потому что Сиренити всегда жаловалась после своих визитов к нему.

Райан был приверженцем ежегодных осмотров, чтобы убедиться, что у Сиренити идеальное здоровье. Всегда сохранял видимость совершенства вплоть до мельчайших деталей. Моя двоюродная сестра всегда считала доктора жутким и немного отталкивающим человеком. Думаю, в этом ее инстинкты были правы. Беллами все это время был замаскированной Эстель, сблизившейся с Райаном, ее богатым благодетелем, которого она могла использовать как пешку, чтобы делать за нее грязную работу.

Я видела знаменитую Эстель Найтингейл только по телевизору. Она так долго была политическим противником Райана, и все же они постоянно сталкивались лбами. Интересно, что бы подумал мой дядя, если бы сразу узнал, что его любимый доктор на самом деле был его злейшим врагом.

Насколько помню, она была красивой ведьмой. Смуглая кожа цвета ночного неба и растрепанные рыжие волосы. По телевизору она всегда улыбалась. Выражение ее лица говорило миру, что она знала больше, чем они, и была достаточно уверена в себе, чтобы использовать это в своих интересах. Она была ужасающей, но красивой. Осознание того, что она еще и сумасшедшая, ни в малейшей степени не утешало.

Я наклонилась вперед, желая выглянуть на пышную лужайку перед консульством, откуда уже доносился топот сапог, выстраивающихся на утреннюю тренировку. Но когда я взялась за кованое железо, что-то укололо мою ладонь. Судорожно втянув воздух, я сжала руку, наблюдая, как в центре раны собирается лужа крови.

Вода капала с моей ладони, и с моим обостренным слухом каждый отдельный шлепок по каменному балкону был подобен грохоту волн, разбивающихся о скалистый берег. Бешеный стук моего сердца отдавался в ушах, а желудок скрутило от тошноты. Мой взгляд стал далеким и расфокусированным…

Кап, кап, кап…

От звука этих чертовых капельниц мне захотелось выколоть себе глаза и биться головой о стену. Шум не прекращался. Я могу слышать это через стену, как пакет с неизвестной жидкостью вливался в вены бедного дарклинга, в данный момент прикрепленного к нему. Скоро снова настанет моя очередь.

Наши тюремщики никогда не говорили о своей работе. Я знаю, потому что каким-то образом могу слышать прямо сквозь стены. На самом деле я слышу все. Плачущих заключенных рядом со мной. Тяжелое дыхание, скрежет ногтей и эта чертова капельница. Вечно эта чертова капельница!

Не могу решить, жарко мне или холодно. Скорее, и то и другое одновременно. Мое тело казалось каким-то совершенно другим существом, и я просто плыла туда-сюда, всегда сбитая с толку, всегда усталая.

В углу моей камеры стояла тарелка с заплесневелой буханкой черствого хлеба и стакан тепловатой воды. Она простояла там нетронутой два дня. Не могу заставить себя съесть это. Каждый раз, когда я думала о том, чтобы положить что-нибудь в рот, мой желудок скручивало. Иногда я ела. Мне нужно было как-то поддерживать свои силы, но их было мало и они причиняли боль.