Воин-Врач II (СИ) - Дмитриев Олег - Страница 14

— Бояться мне, отче, некогда. Больно уж дел много накопилось. Об одном тебя прошу — возьмись за службу Божью вдумчиво, не по книжкам, а по разуму. У нас вон почти половина народу княгиню Ольгу Псковской волчицей почитает, а Владимира-князя — и того хуже да обиднее зовут. Не забыли, да и вряд ли забудут, как он с Добрыней да Путятой смиренно новгородцев вразумлял в христолюбии. Помни и ты, что не один Киев окормляешь — всю Русь! Не дело в спешке да суете учить людей в Бога верить. Он, Бог-то, есть любовь, как в Писании сказано. От спешной любви, сам помнишь, поди, удовольствия никакого, а то и болячка какая привяжется, — продолжал князь. И улыбка Иванова стала ещё шире.

Хорошо поговорили тогда с начинающим патриархом, результативно, успешно. Главное, о том, куда и как идти будем, договорились. И это было третьей победой за день, после митинга на площади. И после посещения в компании Шарукана подвала с отставным митрополитом.

У того уже не хватало ещё нескольких зубов. От надменного важного хозяина жизни, от властителя дум и вершителя судеб осталось мало, ещё меньше, чем тогда, в гриднице, когда Ставр вырвал змее жало. Теперь же змею будто бы переехало гружёной телегой. Дважды. Выслушав откровенные, и от этого ещё более пакостные, рассказы, хан убедился, что Всеслав ни слова не сочинил. А Байгар, задавая вопросы, которые внимательно, очень внимательно слушал стоявший рядом Рысь, под конец разговора сделался мрачен, как грозовая туча. А когда мы поднялись на подворье, исчез в осенних сумерках, как настоящий маг или смерч, что распадается на песчинки, отлетав своё над степными ковылями. И вернулся только после того, как стемнело почти полностью. Рысь рассказал, что за это время из города один за другим вылетели четыре половецких всадника с заводными конями. И ещё семеро просто как сквозь землю провалились, выйдя за ворота. Про тех вышедших прояснил Ставр, как раз приехавший к этому времени на Гарасиме: троих ждали конные в паре вёрст от городских стен, четверо пустились вплавь на двух разных челнах, что стояли под берегом, укрытые раскидистыми ракитовыми ветвями, свисавшими до самой воды. Хотя, по слухам, половецкие ратники речные прогулки не особо жаловали. Эти, знать, были очень специальные.

Мы, к тому времени, как вернулся намёрзшийся и ощутимо вымотанный Байгар, успели с Шаруканом и Глебом обсудить, как и чем удобнее и удачнее торговать половцам, используя новые возможности, обещанные Всеславом. Разговор шёл в «палате», при Ясине и Сырчане. С молчаливого согласия хмурого отца, Степной волк взамен предложил «специальные добрососедские условия» на транзитные или отнятые у восточных караванов медь, шёлк и пряности. Судя по разгоревшимся глазам и щекам среднего сына, дело получалось более чем выгодным и интересным. А то, что история происхождения очень многих товаров в этом времени была глубоко криминальной — так это дело привычное. Князь вида не подавал, но мне было ясно, что и он вполне верно, пусть и не до мелочей, представлял себе открывавшиеся перспективы. И возможные пользу и прибыток для Руси от них. Условились через пару дней обсудить эти вопросы более предметно, и привлечь двух Ставровых знакомцев, за которых тот поручился — у тех имелись выходы на чудь и карел с тамошними знатными мехами, и на каких-то загадочных псковитян с товарными количествами янтаря. Торговая составляющая плана разворачивалась на глазах, как скоморошьи шатры на торгу: то ничего не было, то вдруг сразу шумно, ярко, звонко и интересно.

— Я благодарю тебя, великий князь, за то, что дозволил с пленником твоим ромейским перевидеться-поговорить, — отдышавшись, сообщил Байгар. — Он занятные вещи рассказал, сам того не ведая. Степи́ с его подсказок большая польза выйдет. Если будет на то воля великого хана, я бы ответную услугу тебе оказал, чтобы в долгу не оставаться.

Шарукан кивнул, чуть прикрыв глаза. Их обоих можно было понять — долго ходить в должниках, да с каждым днём знать, что долг тот растёт, как на счётчике, как в моё время говорили, удовольствия никакого не доставляло. В том, что старик и Сырчан будут живы и здоровы, у них сомнений не было. Мне бы такую уверенность.

— Есть в окрестностях Царьграда монастырь один. А в нём прячется одна мразь, враг мой личный. Если бы довелось мне в глаза ему заглянуть, за Егоровы сказки разом рассчитались бы, — внимательно следя за реакцией степных вождя и шпиона, проговорил Всеслав. И едва не вздрогнул, когда за спиной что-то звякнуло.

Домна, вошедшая в «палату» с какими-то мисками и кувшином, выронила ношу на пол. В глазах её стояли слёзы.

— Если кроме головы с глазами ничего привезти не удастся — я не расстроюсь, — сохраняя ровный тон, закончил мысль Чародей, неспешно повернувшись к половцам, не глядя больше на зав.столовой, что кинулась собирать черепки с пола.

До ответа Байгара прошло полных четыре удара сердца. На третьем звуки собираемых осколков за спиной затихли полностью. Слышно было лишь судорожное дыхание Домны.

— Думаю, я смогу помочь тебе увидеться с твоим врагом, князь. Твои последние слова значительно упрощают дело, — осторожно ответил одноглазый. И за спиной Всеслава раздался шумный вздох-всхлип.

— Домна, ты завтра расскажешь Байгару всё, что знаешь. Будет лучше, если успеют приехать браты твои, Ворон с Грачом, чтоб помочь тебе и от себя добавить, если вдруг чего позабудешь, — не оборачиваясь, сказал Чародей.

— Да, батюшка-князь, — донеслось из-за спины. И такой тон от ушлой, хваткой и боевой бабы был слышен, наверное, впервые в жизни.

— Ступай. Буривою поклон, — так же, не глянув на неё, молвил князь. Судя по звукам за спиной, вылетела за дверь она едва ли не мгновенно. «Приберись там живо!» — донеслось из сеней-коридора, и выкрикнуто ей было явно на бегу.

Следующим утром Рысь снова рассказывал, как с проулка, где «не следили» за Домной, вылетела какая-то птица. Сорока, кажется. А к завтраку прискакали втроём зав.столовой с братьями и поведали молчаливому Байгару всё, что знали о месте, в котором скрывался коллега Георгия, и о нём самом, подробно, до цвета глаз, количества зубов и двух шрамах на правой кисти. Половецкий воевода слушал очень внимательно, задавая вопросы, по которым было понятно, что в тех краях он бывал, и, возможно, даже не раз. А Грач с Вороном, прощаясь, склонили головы очень почтительно. После того, как услышали княжье пожелание о том, чтоб вокруг монастыря хоть разок, хоть всего один, но провыл ночью волк.

А вечером того дня начался жар у Сырчана. И стало вдруг моментально ясно, как робки и призрачны людские планы, когда зависят не от них, а от воли Богов, на которую, скрипя зубами, сетовал Всеслав. Ханский сын начал бредить и метаться, пришлось фиксировать. Лица Шарукана и Ясиня, вроде бы равнодушно-надменные всегда, в тот вечер снова показали, что эмоции их владельцы испытывают точно так же, как и обычные живые люди. Просто контролировать их прекращают, когда запасы воли и терпения подходят к концу, значительно позже простых людей.

Два дня парня отпаивали ударными дозами осиново-ивовых отваров, брусничным и клюквенным морсами на меду. Память подсказала, что в тех отварах кроме витаминов есть и антиоксиданты, а главное — салициловая кислота, противовоспалительное, по составу схожее с аспирином. К сожалению, не без побочек. На второй день у Сырчана начались рези в животе и рвота. Антоний, которого притащил встревоженный Феодосий, переживавший за пациентов, как за родных, привёз какие-то порошки из грибов. Я, разумеется, заинтересовался составом и активным веществом, но легче от пояснений не стало: что такое «берёзовая губка» и тем более «иудино ухо» я и представления не имел. Не видел таких грибов и Всеслав. Условились с настоятелем, что он обязательно покажет весной в лесу вживую этих чудо-спасителей, потому что эффект от порошков был, да притом отменный. Следующие три дня прошли в нервном ожидании, но воспаление отступило.