Злой город (СИ) - Гор Александр - Страница 3

Правда, такое было только в первые два дня пути, пока не выбрались с окраины княжества, граничащей с Диким Полем. Потом начались леса, в которых деревушки, веси, как их называют в это время, стали попадаться довольно часто. А между ними — не снежная целина, по которой с трудом продираются верховые и упряжные лошади, а относительно неплохо наезженные стёжки.

Если бы не обоз, гружёный изделиями мастеров Серой слободы, можно было бы добраться и быстрее. Но раз уже условились с Прохором двигаться вместе, то так и приходится делать. Всё-таки груз везут ценный, требующий охраны от «лихих людей» и вообще тех, кто, стоит зазеваться, непрочь запустить загребущую лапу под рогожку, укрывающую сверху гружёные сани. Инстинктивно, как они считают. Особенно — во время ночёвки на этаких прообразах постоялых дворов, где и купцы останавливаются, и княжеские либо боярские вои, и крестьяне из соседних весей и сёл.

Весть о караване, с которым едет «сам» княжий наместник Серой слободы, опередила Минкина на пару дней. Так что никаких «допросов с пристрастием» (кто такие, откуда, что везём?) в городских воротах ему и его людям устраивать не стали. А дождавшись, пока весь обоз подтянется и «рассортируется», повели ту его часть, что предназначена для князя и его дружины, в «детинец».

Допросов не чинили, но в глаза бросилось то, с каким высокомерием глядят на приехавших «ближние дружинники»-бояре, попавшиеся на пути уже во внутренней крепости-детинце. Весь их вид выражал несказанные, но читающиеся на лицах слова: «что за грязь тут под ногами путается?». Настолько откровенно, что Андрон даже ошалел попервости.

Ситуацию разъяснил мордвин.

— А кто ты для них? Без роду, без племени. Сегодня — княжий наместник, а завтра князь передумал, и ты никто, пустое место. За ними за каждым — род, связи, происхождение, а за тобой ничего и никого.

Василий Васильевич, стоящий рядом, только принялся виновато хлопать глазами, когда Минкин на него глянул.

— Простите, Андрей Иванович, и на старуху случилась проруха, — пробормотал он, оттаскивая начальника за рукав. — Думал, статус человека из будущего в здешнем обществе будет выше какого-нибудь боярского. А видите, что получилось…

— Вижу. И это правда, что я в их глазах… не человек?

— Ну, не то, что не человек, а… в общем, куда ниже по статусу чем они, практически смерд… Только вы не расстраивайтесь, исправлю я это дело!

— Да как, блин, исправите, если всем уже известно, что я из простолюдинов⁈

— Немного не так, Андрей Иванович. Я ведь был на тех переговорах с тысяцким, помню, что вы ему сказали: «люди князем назвали». А из какого сословия — ни слова не произнесли. Доверьтесь мне! Князь ведь вас примет явно не сегодня, и на встрече с ним я дело и поправлю.

Впрочем, всё случилось куда раньше, когда тысяцкий явился принимать доставленное из Серой слободы да отдавать приказания о том, куда определять наместника на постой.

— Негоже, Фёдор Юрьевич, человека знатного на постой к дворне слать! — покачал головой «лоханувшийся» историк.

— Знатного? — взлетели вверх брови военачальника.

— Именно! Пра-пращур нашего Андрея Ивановича, Козьма Минович, почти четыре века до того, как мы во владениях Юрия Святославича оказались, Землю Русскую от ляхов спас, за что Великий Князь Всея Руси Михаил Фёдорович пожаловал тому чин думного боярина да право именоваться не токмо по имени, но и «-вичем». Мефодий Кузьмич, сын Кузьмы Миновича, правда, только стольником государя был, но сам видишь: древен и заслужен его род, при государях состоял. Не княжеского рода наш наместник, но и не простолюдин. А ты его — к дворне!

И зачесал тыковку тысяцкий: разговор-то у них, действительно, только княжьего достоинства Минкина касался, а не происхождения вообще. Правда, так просто не сдался, «между делом» задав Толику Жилину вопрос, кто такой Кузьма Минин. Ну, тот и ответил в рамках школьной программы. Ясное дело, о дальнейшей судьбе нижегородского купца он не помнил, но соображения Фёдора Юрьевича вполне хватило, что такие подвиги не остаются без благодарности государей. В общем, нашлось место для Андрона в более «презентабельных» покоях, чем помещения для дворни. В отличие от прочих сопровождающих.

Задача тысяцкого, конечно, заключалась вовсе не в размещении гостей, а в приёмке того оружия и боеприпасов, что доставил караван. И тут вылез какой-то хрен лет за сорок, худощавый и чернявый, принявшийся «гнать» на то, что из слободы Серой привезли негодные сабли, наконечники копей и стрел, арбалеты и болты к ним. Особенно злобствовал по поводу «самострелов» невиданной им конструкции. Чуть ли не пена изо рта летела, так он разошёлся. При этом было видно, что пенёк этот — достаточно влиятельный, сам тысяцкий к нему прислушивается, не говоря о сбежавшихся на скандал рядовых молодых дружинников. Хотя те, конечно, взглядов злопыхателя по поводу качества калёных наконечников, явно не разделяли.

— Дозволь, Фёдор Юрьевич, при тебе показать, насколько «плохи» наши самострелы, — разозлился Минкин.

— Князю покажешь, — поморщился тот. — Ежели он пожелает с тобой говорить.

— А может и не пожелать? — сразу же упало настроение Андрона, совсем не ожидавшего столь холодного приёма.

— Может. Советчиков у него много, и кои, как Алексей Валах, советуют гнать тебя прочь и оброк на вашу слободу наложить вдвое, а то и втрое, — кивнул воин на чернявого.

Алексей Валах, значит. Папочка того хамоватого откупщика, которому у стен Серой крепости дали от ворот поворот. Тогда всё встаёт на свои места. И злопыхательства по поводу качества оружия, и взгляды, полные ненависти, и не очень доброе отношение со стороны части дружинников, видимо, находящихся под влиянием авторитетного старшего товарища.

— Но ты-то, тысяцкий, видишь, что добрые наконечники да сабли мы привезли?

— Я-то вижу. И словечко своё перед князем замолвлю. И за самострелы тебе спасибо: не каждый мастер их сделать способен, потому и мало их даже у Великого Князя. Только, как я говорил, у Юрия Святославича без меня советчиков вдосталь.

Вечером в покоях, выделенных Андрею Ивановичу и Василию Васильевичу, состоялось совещание «в узком кругу». Третьим был Жилин, которому Минкин после той истории с битым «Хаммером» доверял, как самому себе.

— Слышали, что тысяцкий говорил? Тогда вопрос один: что будем делать, если Валах его «перекукует», и нам задерут оброк? Кстати, Василий Васильевич, а такое князь может устроить ни с того, ни с сего?

— Князь — лицо самовластное, что хочет, то может и воротить в отношении подданных. И налоги может назначать произвольные, и прислать их сборщика на постоянной основе, и отряд дружинников в полсотни человек «для охраны» поселить на постоянной основе. И нам их кормить придётся.

— Вот и делай людям добро, — пробурчал Анатолий.

— А отказаться от этого можно?

— Это уже будет называться мятежом, Андрей Иванович. Со всеми вытекающим последствиями.

— Да какие там последствия? — отмахнулся наместник. — Сколько князь сможет послать вояк на наше усмирение? Ну, две-три сотни. Что, не отобьёмся от них? Да и не до того ему скоро станет: монголы вот-вот на юг повернут и по краю его владений пройдут, разоряя всё, что на пути окажется.

— Ну, да. Ну, да. А потом — поход Черниговского князя на Смоленск после смерти тамошнего правителя. Только людей переводят, ироды, вместо того, чтобы силы против Батыя копить! Вот только, Андрей Иванович, куда нам продукцию девать, если мы взбрыкнём? Война войной, а экономика экономикой.

2

— Держись, братан. Немного уже осталось.

Евпатий только молча поглядел на Крафта, пытающегося его морально поддержать. Плохо ему. Очень плохо. От огромной стрелы осадного станкового арбалета, насквозь пробившей воина, стоявшего впереди боярина, не защитила ни кольчуга, ни бронежилет, который заставил Коловрата надеть Алексей. Не свой, погибшего днём раньше Михи Артиста, тоже отправившегося с «бригадиром» в качестве подмоги «партизанам». Спасло лишь то, что стрела всё-таки успела потерять убойную силу и вонзилась в грудь русской легенды всего сантиметров на семь, переломав пару рёбер. Да вот только перевязку впопыхах сделали кое-как, и боярин потерял много крови.