Муля, не нервируй… Книга 5 (СИ) - Фонд А. - Страница 30

— Всё, как вы и хотели, Иммануил Модестович, — словно красно солнышко засияла Татьяна Захаровна, — вот приказ. Чтобы потом не было разговоров. Выполняйте.

Я ещё раз просмотрел текст. Ну это же просто супер! Эта дура думает, что нагрузила меня лишней работой. Но на самом деле я теперь — птица вольная. Ведь у меня есть чудо-приказ. И согласно ему, я могу в любой момент встать и уйти «проверять театры». А отчёт составить — это ерунда.

Я придал своему лицу печальное и удручённое выражение и спросил тихим горестным голосом:

— А можно такие приказы по количеству театров отпечатать? Чтобы я им всем тоже оставил? Иначе они меня просто пускать не будут, сами же понимаете… — и я для аргументации тяжко вздохнул.

— А в театры уже приказ ушел, — лучезарно заулыбалась Татьяна Захаровна, — извольте выполнять, Бубнов.

И я изволил.

Точнее пошел домой, раз есть такая возможность и пока Козляткин не раздуплился и не отменил. Не воспользоваться таким подарком — надо быть совсем дураком.

Я шел домой и улыбался. Весь день гадские бабы мотали мне нервы, а теперь Фортуна, тоже баба, кстати, преподнесла мне такой вот подарок за все мои страдания.

Так что буду я сейчас отдыхать. Давно хотел завалиться на кровать и почитать книгу. И чтобы никто меня вообще не трогал.

Дома, к моему счастью, Дуси не было, и никто с разговорами не лез. Я переоделся, взял графин для воды и вышел на кухню. Открутил кран, поставил графин набираться.

И обалдел от удивления: на кухню гордой походкой вошёл довольный-предовольный Букет. И был он сейчас в зелёную и синюю полоску…

— Мясо на шашлык я мариную только сам, — усмехнулся в седые вислые усы Вениамин Львович, отец Ивана Вениаминовича и, соответственно, дед Танечки.

Мы сидели в густо увитой диким виноградом беседке и ели шашлык. Под коньячок, конечно же. Мы — это отец и сын Котиковы, и я.

— Правильный маринад — основа всего, — сделал заявление Котиков-старший и поднял рюмку, — поэтому предлагаю выпить тост за то, чтобы всё в этой жизни было правильно!

Мы с готовностью чокнулись, выпили и принялись закусывать. Я подцепил вилкой истекающий розовым соком кусочек шашлыка, Иван Вениаминович больше налегал на запечённые на гриле бараньи рёбрышки, а вот Котиков-старший взял виноградину и закинул её в рот:

— Я обычно коньяк виноградом закусываю, — пояснил он, и от удовольствия аж зажмурился, как большой довольный кот, — за что периодически подвергаюсь остракизму. Мол, не аристократично это. А мне так вкусно.

— Папа… — сделал умоляющие глаза Иван Вениаминович.

— Что, Ваня? — скривился Котиков-старший, — Так оно и есть! Муля, ты не смотри на моего великовозрастного сынка. Набрался там буржуйских привычек! А вот я — человек простой, как говорится, «от сохи», аристократично выпендриваться не приучен. Пью коньяк как простой спирт — стакана́ми и залпом. Но иногда душа просит прекрасного…

Я улыбнулся: Котиков-старшего зовут Вениамин Львович, а его отца, соответственно — Лев Котиков. Родители Льва явно хотели дать сыну суровое имя, чтобы уравновесить с мягкой мимимишной фамилией. А в результате получилось смешно. Но при всём при этом оба Котиковы вызывали у меня большую симпатию. Особенно дед. Харизматичный, импозантный, для своего возраста очень крепкий, он был генералом на пенсии. Эдакий живчик, который не мог ни минуты спокойно посидеть на месте. Кроме того, при этом он был весь такой основательный, домовитый — настоящий патриарх большого семейства, хоть и вдовец. Насколько я понял, семейство Котиковых было довольно большим, кроме Котикова-сына с супругой и дочерью Танечкой, были ещё две дочери, у которых были вторые половинки и дети. А у одной — так даже и внуки.

Посиделки на даче с шашлыками удались на славу. Да и погода была словно по заказу — тепло, но не жарко.

Особо я радовался, что удалось проконсультироваться у Котикова по поводу выезда за границу и договориться об организации встречи Фаины Георгиевны с сестрой.

Сейчас разговор зашёл о воспитании.

— Моя Танюшка на скрипке играет, — горячился Иван Вениаминович, — Ангелина хотела её на фортепиано отдать. А я говорю, какое фортепиано⁈ Как мы будем его по командировкам таскать? И переубедил! Зато как она на скрипке играет! Муля, ты должен послушать…

— Лишь бы на нервах не играла, — добродушно хохотнул Вениамин Львович и спросил, — а ты на чём играешь, Муля?

— У отца где-то был шаманский бубен, — улыбнулся я.

— И правильно! — уловив мой намёк, поддержал меня дед, — мужик должен семью обеспечивать. А на скрипочке пусть супруга играет, пока детей не завели…

И он заржал, как конь, вполне довольный своей немудрённой шуткой.

— А вот скажите, что мне делать? У нас в коммуналке появился ребёнок. Подросток. Соседи мне на перевоспитание подкинули, — вздохнул я и рассказал про Ярослава, — представляете, а теперь он сбежал. Я дал ему сопровождающего, провёл его на вокзал, посадил, как положено, на поезд, а он взял — и сбежал! Прямо из поезда как-то выскочил. И вернулся обратно ко мне.

— Вот же засранец! — восхищённо ответил Вениамин Львович.

— Ну вот представляете, прихожу домой — сперва даже не понял, в чём дело. Гляжу — а пёс соседкин, он его в прошлый раз марганцовкой в розовый цвет покрасил, а теперь смотрю — а он уже сине-зелёный весь! В полоску!

— Как тигра! — хохотнул Иван Вениаминович и азартно мокнул пучок зелёной кинзы в соль.

— Скорее, как сине-зелёная водоросль, — и себе рассмеялся Вениамин Львович, разливая коньяк по новой.

— Ага, повадился он эту собаку каждый день в другой цвет красить, — проворчал я, — и что характерно, этот пёс сам по себе скотина довольно-таки скверная и злая, а вот пацана ни разу не цапнул.

— Собаки детей любят, — заметил Вениамин Львович и аккуратно положил полупрозрачный лепесточек сала с мясной прожилкой на кусочек чёрного хлеба, а сверху аккуратно водрузил зубчик чеснока. Соорудив такую вот тарталетку, он отправил всю эту конструкцию в рот и аж зажмурился от удовольствия, — Муля, попробуй это сало. Мне его аж из Гомеля передают.

Я попробовал:

— Очень даже неплохо, — похвалил я, — но моя Дуся лучше делает.

— Это невозможно! — заявил Котиков-старший категорическим голосом и аж подпрыгнул от возмущения. — Всем известно, что нет ничего лучше настоящего гомельского сала!

— Полтавское сало тоже знатное, меня угощали, — компетентно влез в разговор Иван Вениаминович. — А вот в Чехословакии больше любят к пиву…

— Подождите! — с отчаянием перебил кулинарный разговор я, а то ведь сейчас зайдёт далеко, а мне совет нужен, — я не знаю, что мне с Ярославом делать дальше!

Иван Вениаминович задумчиво пожевал кусочек сала, покачал головой и глубокомысленно сказал:

— Хмммм… мда… дела!

— Ладно, — подытожил Вениамин Львович, — говори, Муля, адрес. Я завтра в Москве буду и, так и быть, заскочу к вам ближе к одиннадцати. Погляжу на этого чудо-молодца вашего. Может, что и присоветую конкретное.

Я воодушевлённо продиктовал адрес.

Эх, если бы я тогда знал, что всё потом вот так завертится….

В общем, вернулся я вчера поздно, практически ночью. Поговорить с Ярославом не вышло. А ведь эта ситуация не давала мне покоя. И вот что я должен с ним делать? Прошлый раз он отвечать мне не стал, потом сразу выскочили Дуся, Белла, Муза, засюсюкали, и нормального разговора не получилось.

Сейчас я лежал на кровати и наслаждался поздним утром. В том, моём мире, мы привыкли жёстко впахивать пять рабочих дней, а на выходных отсыпаться до потери пульса за всю неделю. Здесь так ещё было не принято. Вставали рано хоть в будни, хоть в выходные.

Хорошо, хоть Дуся меня жалела и не будила. Другим советским гражданам везло меньше.

— Тише ты! — послышался на коридоре ворчливый Дусин голос, — Муля ещё спит.

— Пусть встаёт уже, — крикливо ответил второй голос. Это точно Белла. Только она у нас такая крикливая, — разбаловала ты, Дуся, мужика, вот женится он и его жена всю жизнь с таким лодырем маяться потом будет!