Муля, не нервируй… Книга 5 (СИ) - Фонд А. - Страница 25
- Предыдущая
- 25/54
- Следующая
Мои размышления прервала Валентина.
Она ворвалась в комнату, также, как и ранее Надежда Петровна — без стука.
И я подумал, что женщин из моего окружения пора начинать воспитывать. А то создаётся впечатление, что они все давно уже вылезли мне на голову.
— Муля! — радостно воскликнула она прямо с порога, — получилось!
— Что получилось? — я так замотался по своим делам, что уже даже и забыл, о чём речь.
— С Орфеем получилось!
— Да? — искренне обрадовался я. — Как это тебе удалось?
— Прекрасно удалось! — похвасталась Валентина, — папа, как узнал, то сказал, что от меня можно ожидать чего угодно. И лучше пусть Орфей уедет в село и там его доярки быстро подхватят, чем зять-уголовник.
— Он дал справку?
— Дал! — зарделась Валентина и протянула мне сложенный вчетверо листочек, — вот!
Я развернул. Действительно, это была справка, подтверждающая, что Жасминов Орфей работает грузчиком в магазине стеклотары «Волна» и находится на испытательном сроке два месяца.
— Замечательно, — заулыбался я, аккуратно сложил бумажку и сунул её в карман пиджака. — Спасибо, Валя.
Я ждал, что после этого она уйдёт, но не тут-то было. Она решительно плюхнулась за стол напротив меня.
— Что? — спросил я.
— Муля, — смущённо пискнула она, — мы тогда говорили…
— Я помню, — проворчал я.
— И что мне делать?
— Что делать? — задумался я и тут светлая мысль пришла мне в голову, — а знаешь, что, Валентина. А докажи-ка ты своим родителям, что ты чего-то-таки стоишь.
— Как, Муля? Я бы с радостью!
— Очень просто, — улыбнулся я. — Сейчас набирают молодёжь высаживать лесополосы по берегам Волги. Даже к нам в Комитет искусств по комсомольской линии инструкция такая пришла. Многие наши девчата берут отпуск, сбиваются в стройотряды и едут туда. У тебя же сейчас каникулы?
— Каникулы, — согласно кивнула Валентина, — осталось только последний зачёт по трудовому праву сдать. Точнее пересдать и всё. Экзамен по налогам мне автоматом засчитали. На «отлично».
— Ну вот, — удовлетворённо кивнул я, — сдавай свой зачёт и сразу же подавай заявку. Поедешь в Поволжье. Ты только представь — студенты из разных ВУЗов, жизнь в вагончиках посреди степи, работа на свежем воздухе, вечером песни под гитару и купание в Волге. Романтика! И главное — никакого контроля от папы и мамы. А в конце лета вернёшься домой, и родители сразу увидят, что ты уже взрослая, раз трудностей не испугалась и выдержала…
— И Родине помогу! — загорелась Валентина.
— И денег подзаработаешь, — добавил я.
Окрылённая Валентина ускакала домой «обрадовать» родителей, а я с облегчением выдохнул. Замечательно я придумал — и взбалмошную дурынду сплавил подальше и надолго, и заодно к физическому труду её, считай, приобщил. Как говорил классик: «труд создал человека». И я очень надеюсь, что, хлебнув реальных трудностей, Валентина снимет свои розовые очки и начнёт смотреть на мир трезвым взглядом. Заодно и комфорт в родительском доме оценит.
Теперь у меня остались вопросы по Жасминову и Ярославу.
Сейчас уже поздно идти вытаскивать Жасминова из милиции. Схожу завтра прямо с утра (только на работе покажусь и всё). Значит, на сегодня остаётся только Ярослав.
Вошла Дуся с большой пахучей кастрюлей, источающей умопомрачительный аромат борща:
— Муля, борщ будешь? Я на завтра целую кастрюлю наварила. С фасолью, как ты любишь.
— Я знаю, кто будет, — усмехнулся я и вышел из комнаты.
Ярослав нашёлся в чуланчике Жасминова. Он сидел на полу и сосредоточенно отрывал от внутренней поверхности крышки жасминовского чемодана фотокарточки с полуобнажёнными актрисами. При этом он их внимательно рассматривал и сортировал на две кучки.
— Привет, Ярослав! — сказал я.
— Борщ буду, — ответил тот, не отрываясь от занятия.
— Откуда ты знаешь, что я за борщ пришёл спрашивать?
— Он пахнет на всю квартиру, — ухмыльнулся Ярослав, отодрал последнюю фотокарточку с томной толстопопой девицей в корсете, чулках и такой короткой юбкой, словно её и не было, и сунул обе кучки все себе за пазуху, — догадаться нетрудно.
— Тогда пошли, — согласился с его логикой я, — а то Дуся сейчас прибежит.
Мы вернулись ко мне в комнату и, пока Дуся хлопотала над голодной сиротинушкой, подсовывая ему лучшие куски, я завёл разговор:
— Ты знаешь, зачем баба Варвара тебя здесь оставила?
— На перевоспитание, — хмуро буркнул Ярослав и подул на ложку с густым ярко-бордовым борщом, где между золотистыми жиринками плавали белые капельки сметаны.
— Всё верно, — вздохнул я.
— Ну так перевоспитывай, — и себе вздохнул Ярослав, причём вздохнул подчёркнуто обречённо и демонстративно сокрушённо отодвинул миску с борщом. И даже ложку отложил, мол, поесть ребёнку спокойно не дадут, ироды.
Но я эти манипулятивные техники и сам хорошо знаю. Тем более, я прекрасно видел, что борщ всё равно в ближайшее время есть нельзя — сильно горячий.
— Я не считаю, что тебя надо перевоспитывать, — сказал я.
Лицо у Ярослава вытянулось.
— Ты — талантливый парень, — продолжил я.
Ярослав скептически фыркнул и закатил глаза, но я сделал вид, что не обратил на этот демарш никакого внимания, и спокойно продолжил:
— У тебя есть два варианта развития твоей жизни. Первый вариант — это продолжать валять дурака, красить Букета зелёнкой, йодом и синькой. Ещё, кстати, марганцовкой тоже можно попробовать…
Ярослав заинтересованно насторожился.
— Но тебе уже пятнадцать лет…
— Четырнадцать, — перебил меня Ярослав.
— Пусть четырнадцать, — равнодушно пожал плечами я, — но три-четыре года пробегут очень быстро. И ты станешь взрослым. И останешься в родимом селе, возле Варвары Карповны и Петра Кузьмича. Будешь работать в колхозе. Может быть даже трактористом. Или на комбайне. А, может, всего лишь коров пасти будешь. Думаю, в колхозе стадо большое, так что работа тебе найдётся. Женишься. На доярке или телятнице. А, может, если повезёт — на фельдшерице или почтальонше. Пойдут дети. Заведёте корову, уток и поросёнка. Будешь летом копать огород, зимой пить самогон. Пока не состаришься и не умрёшь…
— А второй вариант? — спросил Ярослав уже более заинтересованно.
— Ты возвращаешься в деревню. С тобой поедет Жасминов. Он — городской житель. Очень неприспособленный к деревне. От слова «вообще». Но при этом — он талантливый оперный певец. Очень опытный. Пётр Кузьмич возьмёт его завклубом или просто в спектаклях в клубе играть. Ты можешь постараться с ним подружиться. Помочь ему адаптироваться в деревне. Причём постараться задружиться так, чтобы он тебя тоже брал во все эти спектакли играть. Пусть он тебя научит правильно петь. Правильно играть роли. Это трудно, если правильно, чтобы зрители верили. Чтобы дарить эмоции.
Ярослав слушал, затаив дыхание.
— Потом ты отслужишь в армии и приедешь сюда, к нам. Мы поможем тебе поступить в театральный ВУЗ. Или в Щуку. И ты станешь актёром. Или певцом. Или художником. Или скульптором. Кем захочешь. Будешь жить в Москве, заниматься творчеством. Но тебе для этого нужно перестать заниматься ерундой — заборы в маки разрисовывать, собак выкрашивать…
— Я понял, — неожиданно серьёзно кивнул Ярослав. Немного помолчал и добавил, — а в цирке я смогу работать?
— Смотря кем, — честно ответил я, — если эквилибристом, то, увы, нет. Ты уже старый начинать, они же там с самого раннего детства готовятся. Но кем-то другим — вполне.
— Старый, — хихикнул Ярослав и снова стал серьёзным, — я клоуном хочу быть, дядя Муля. Это если в цирке. Или директором кукольного театра. Как Карабас-Барабас.
— Это всё реально, — сказал я.
— А как мне в этом поможет дружба с дядей Орфеем и оперное пение?
— Потому что на вступительных экзаменах это всё сдают. Многие из деревень приезжают, не умея правильно петь и играть, и срезаются на этом. А ты будешь подготовлен.
— А дед меня разве не может научить? — спросил Ярослав, имея в виду Печкина, — он в театре играл!
- Предыдущая
- 25/54
- Следующая