Обострение (СИ) - Волков Тим - Страница 3

— Там они.

На деревянных кроватях лежали больные — семья Журавлевых: отец, мать и их сын, парнишка лет пятнадцати, которому стало худо сегодня.

Иван Палыч вымыл руки в тазу, склонился над первой кроватью.

Отец, Игнат, был горяч, как печь. Блестящий от пота лоб пылал под пальцами врача. Кожа, желтоватая, как воск, натянулась на скулах, а глаза, мутные, блуждали, будто ища выхода из лихорадки.

Доктор осторожно ощупал живот, отметил напряжение — признак воспаления. М-да… Плохи дела.

Игнат застонал.

Жена, Марфа, была не лучше: её трясло, мокрые волосы липли к вискам, а из-под одеяла доносился неприятный запах. Женщина бормотала, слабый голос звал сына Лёшку, что лежал рядом. Парнишка, бледный, с синими губами, ещё держался, но его живот уже был вздут, а температура, что врач измерил ртутным термометром, ползла к сорока.

Иван Палыч выпрямился, вытер пот со лба. Вот ведь черт! Дела… И вправду брюшной тиф.

— Ну? — коротко спросил староста.

— Тиф, Прокопий Данилыч, — тихо сказал доктор. — Брюшной, от воды, скорее всего. Колодец ваш, говорят, мутный стал, из-за дождя.

— Есть такое, — кивнул староста. — Так ведь всегда так по осени. И ничего, пьем, и все живы, слава богу.

— Видимо в этот раз занесло заразу. Надо кипятить всё, что пьёте. И карантин объявлять, и чем быстрее — тем лучше.

Прокопий нахмурился, неопределенно кивнул. Было видно, что слово «карантин» было ему незнакомо, но он не решался спросить что это значит.

— Прокопий Данилыч…

— Дохтур, нам бы пилюли какие-нибудь, — мягко улыбнулся тот. — Скажите, что делать — мы все сделаем. Нам бы только людей поднять.

«Пилюли… — вдруг разозлившись, подумал Иван Палыч. — Были бы еще у меня эти пилюли!»

Но вслух ничего не сказал. Вместо этого открыл саквояж, достал склянки. Смешал раствор хинина с водой, подошел к отцу семейства.

— Прокопий Данилыч, помоги, — попросил он.

Вместе поддерживая голову Игната, напоили больного. Потом дали лекарство Марфе и Лёшке.

— Поможет? — тихо спросил староста.

— Это не от самого тифа, — признался Иван Палыч. — Хинин помогает снять лихорадку, температуру и общее воспаление. Больным сейчас нужен уход, Прокопий Данилыч. Изоляция, жидкая пища, обильное питьё, кипячёная вода. Кстати, в питье им щепотку соли давайте — чтобы обезвоживание исключить. Все вещи, — он кивнул на одежду, — сжечь.

— Как это⁈ — удивился Прокопий Данилыч.

— Так надо. В них — зараза.

— Так отстираем…

— Прокопий Данилыч, сжечь, — не терпящим возражений тоном произнес врач. — И простыни грязные тоже. Это поможет избежать распространение болезни. Вы тоже после каждого посещения мойте руки. Вот вам спирт — протирайте все. Воду кипятите, не меньше пяти минут. Всем на селе скажите — чтобы только такую и пили.

Прокопий Данилыч кивнул.

— Сделаем, доктор. А… выживут они? Журавлевы-то?

Иван Палыч, закрывая саквояж, замер. Говорить правду не хотелось. А она была не очень хорошей. Левомецитин еще не изобретен. Ампицилин — тоже. Цефтриаксон — тем более. Цефотаксим, амоксициллин, пенициллин, ципрофлоксацин… ничего этого нет! Ни-че-го! И чем тут лечить, прикажите? В пору вспомнить про живицу и скверну.

— Шанс есть, Прокопий Данилыч, — ответил доктор. — Если всё сделаете, как сказал, и если зараза дальше не пойдёт. Я в Зарное вернусь, телеграмму в уезд пошлю. Держитесь. А пока — помогите добраться до Зарного обратно. И в лесок заглянем — там мотоцикл мой остался. Только это… у вас ружье есть? С собой возьмите — на всякий случай…

А Зарное окутало предрассветной тишиной. Небо едва тронулось алым на востоке. Красота!

Иван Палыч добрался под утро (староста долго запрягал кобылу, да еще и с мотоциклом пришлось повозиться, чтобы запереть его на телегу), продрогший до костей. Телега осталась у околицы, а Иван Палыч пошел в больницу распорядиться, чтобы согрели чай — отогреть Прокопия Данилыча.

Доктор вошел внутрь, думая, что вряд ли встретит кого-то — обычно к этому раннему часу все спали, даже те, кто должен был нести дежурство.

Но Аглая не спала. Она стояла у стола и выглядела так, будто и вовсе не ложилась, а простояла у этого самого стола всю ночь. В руках она сжимала тряпицу, пахнущую йодом. Увидев доктора, санитарка устало улыбнулась.

— Иван Палыч! Слава богу, вы вернулись! Я тут набегалась за всю ночь. Такого навидалась — ужас!

Иван Палыч поставил саквояж на пол, спросил:

— Аглая, что стряслось?

— Всё сделали, Иван Палыч, как вы велели. Людей послала Анне, чтобы та детей к реке не пускала, про воду кипяченную тоже всем рассказала — спасибо девкам, помогли. Но… Фроська… Фроська слегла!

— Какая Фроська? Постой, та самая, которая про болезнь рассказала?

— Ну! — кивнула Аглая. — Вон, лежит в палате, где Юра был.

— С чем слегла? — настороженно спросил доктор.

Аглая шагнула ближе и прошептала, словно боясь, что слова оживут:

— С этим… как его? С брюшным тифом, Иван Палыч. Жар у неё, живот крутит, и… кровь, как в Рябиновке. Беда в Зарное пришла…

Уважаемые читатели! Мы рады, что вы остаетесь вместе с нами и следите за приключениями земского доктора Ивана Павловича Петрова! Это второй том его приключений, не забудьте добавить его в библиотеку и поставить лайк! Продолжение уже совсем скоро! Приятного чтения!

— Говоришь, Фрося сейчас, где Юра был… Это правильно, Аглаюшка! Пусть там она и лежит — карантин.

Доктор вдруг застыл, задумался, по привычке поправляя несуществующие очки на носу. Когда-то носил… там, в той жизни… Потом сделал операцию, а привычка осталась… не всегда, только, когда сильно задумывался или нервничал.

— Аглая, карантин — это… — врач снова замялся, прикидывая, как лучше и легче объяснить.

Девушка неожиданно хмыкнула. Веснушчатое, круглое, с высокими скулами, лицо, покрылось легким румянцем, карие глаза сверкнули:

— Иван Палыч! Я знаю, что такое карантин. Вы ж сами говорили! Да и Анна Львовна рассказывала.

— Вот ведь голова дурная! Запамятовал! — улыбнулся доктор. — Ну, что пойду, погляжу на Фросю. Да, надо бы ее переодеть… хоть во что-нибудь, а ее одежду сжечь! Ну и, Аглаюшка, про маску марлевую не забывай. И девушкам своим скажи. Чтоб осторожней. Обработка больницы тоже теперь на первом место, очень важно.

Местные девчонки, младшие подружки Аглаи, безвозмездно помогали больничке — мыли полы, ухаживали за ранеными под зорким руководством все той же Аглаи. Вообще же, доктор всерьез подумывал выбить в земстве еще одну ставку санитарки, оформить на нее кого-то из девушек, а жалованье делить на всех. Добровольные помощницы приходили то втроем, то вчетвером — двадцать рублей очень бы для них было неплохо, даже если поделить. А что? Пять рублей получал в здешнем трактире половой! Правда, у того, наверняка, имелись и другие возможности и поправить свое положение. Те же чаевые, да и… Тут чуток не долил, там вместо дорогой «белоголовки» плеснул, что в полтора раза дешевле — «красненькую»… Да, да, водку в трактире все так же втихаря продавали, несмотря на военный «сухой закон».

Все-таки, удачно и вовремя он лекции провел девушкам. Те теперь хоть немного больше знали в санитарном деле и очень сильно помогали. Тем более. Когда назревало такое.

Навестив новую больную, доктор тщательно вымыл руки и, усевшись за стол в «смотровой», принялся заполнять журнал.

— Каллистратова Ефросинья, тридцати с лишком лет, крестьянка села Зарного… Предварительный диагноз — брюшной тиф. Терапия…

Хм… Терапия… Изоляция, жидкая пища, обильное питьё, подсоленная кипячёная вода. Ну и хинин еще… Вот и вся терапия! Антибиотики… Забыть, как страшный сон! Ничего такого еще нету. Однако… Однако, ведь тифозные эпидемии — сыпной и брюшной — не такие уж и редкие гости в эти времена. Были, были… Ведь, даже в крупных городах, толком ни канализации, ни обеззараживания воды… А, раз были, так их же как-то лечили! Надо бы в город, посоветоваться с городскими коллегами. Заодно, Чарушина навестить… и… Гробовского. Если того не выписали уже, господин поручик без дела сидеть не склонен.