Дилемма Золушки - Логунова Елена - Страница 9

Та, впрочем, не сопротивлялась.

После завтрака мы с Иркой поехали в тетушкину квартиру на Петроградке, чтобы покормить кота и спокойно обсудить возникшее у нас детективное дело.

– Сядем, подумаем, решим, с чего начать, – пунктирно наметила программу дня подруга.

Но поскольку сидеть за пустым столом ей неорганично, первым делом она сварила борщ.

А, нет, не первым – вторым. Сначала мы до отвала накормили кота, который был возмущен тем, что его почти на сутки оставили без внимания и заботы, и встретил нас долгой гневной речью с трибуны. Воссел на верхней ступеньке лестницы и оттуда клеймил нас позором. Думаю, если бы мы еще немного задержались, кот изготовил бы себе транспарант с протестным лозунгом и шагал по квартире с плакатом на палочке. Подходящую кумачовую занавеску он уже оборвал.

Натура у Ирки широкая, а семья большая, и борща она по привычке наварила в количестве, значительно превышающем разумное. Я с легким ужасом оглядела ведерную кастрюлю, в которой тетя Ида иногда в ностальгическом настроении кипятит белые скатерти, «как в старые добрые времена».

– Спокойно, без паники! – Ирка правильно поняла мою реакцию. – Что не съедим, заберешь домой, и твои мужики сразу же простят тебе затянувшееся отсутствие.

Я представила, как поеду в метро с огромной кастрюлей ароматного борща, и запаниковала еще больше. Картинка получалась, как в фильме «Девчата», только с поправкой на индустриальный дизайн места действия.

– Говорю же – спокойно, я все решила, – победно усмехнулась подруга. – Домой тебя отвезет Боря. Он вечером заедет сюда на борщ, потому что до смерти устал питаться шавермой из подвальчиков.

Боря – мой дальний родственник и сосед по уютному ЖК на окраине города. Через пару месяцев он станет отцом, а пока вынужден терпеть гастрономические закидоны беременной супруги, которая и сама не ест ничего сколько-нибудь вредного, и мужу оскоромиться не позволяет. Наваристый кубанский борщ, который Боря обожает, у его женушки тоже под запретом, потому что он слишком мощно пахнет и в нем капуста, от которой пучит.

Не имелось сомнений, что на борщ Боря прилетел бы не только вечером, но и сей же миг, но это было недопустимо. Правильный кубанский борщ должен как следует настояться, чтобы дойти до кондиции. Хотя не все с этим согласны. Волька, например, считает, что мясо из борща должно быть съедено как можно раньше, в идеале – еще до того, как оно сварится, и без устали совершает самоубийственные попытки выловить говядину из кастрюли. Я каждый раз боюсь, что он сам в нее свалится и будет у нас по классике – суп с котом.

– Сгоняй-ка к Кружкину, – попросила я Ирку, потому что оставлять Вольку и борщ тет-а-тет было никак нельзя. – Одолжи у него ноутбук. Посмотрим, что пишут о вчерашней трагедии в СМИ.

– Хорошая мысль, – одобрила подруга и убежала к соседу-художнику, но вскоре вернулась – с пустыми руками и выражением тревоги на лице. С порога велела мне: – Запри кота в туалете.

– Зачем это?

– Чтобы он в борщ не нырнул.

– Мы куда-то уходим?

– Убегаем! Давай быстрее, ты нужна мне наверху.

В четыре руки мы загнали ничего не понимающего (как и я) кота в санузел и побежали на верхний этаж – к квартире художника.

Дверь была заперта, на стук и звон хозяин не реагировал, хотя было слышно, что он дома. Мы с подругой пришли к такому выводу, добросовестно поелозив ушами по щели у дверного косяка. Изнутри доносились тяжкие вздохи, стоны, невнятное басовитое бормотание.

– Может, Вася заболел и мечется там в бреду? – предположила Ирка.

Она добрая, я не такая.

– Может, просто напился до упаду?

– Ты что, он же завязал, теперь только изредка дегустирует!

– Знаешь, снимала я как-то в бытность тележурналистом сюжет о закладке вин в региональную коллекцию, – припомнила я. – Там тоже была дегустация, и участвовали в ней видные отраслевые специалисты, сплошь очень приличные люди, не алкаши какие-нибудь. Так вот, их с этого мероприятия пачками выносили и в штабеля складывали.

– Василий не такой! – Подруга яростно помотала головой и заколотила в дверь ногой.

Внутри что-то грохнуло, и через секунду дверь распахнулась, явив нам пресловутого Василия.

– И впрямь какой-то не такой, – оценила я вид соседа: волосы и борода всклокочены, лицо помятое, глаза дикие. – Похож на разбуженного медведя.

– Правда? – Кружкин почему-то обрадовался и перестал смотреть зверем. – Ну, тогда ладно, будем считать, что прогресс налицо. Заходите. – Он отступил от двери, гостеприимно поведя рукой.

Открывшееся при этом пространство выглядело не особо привлекательно, если, конечно, вы не любители забитых хламом пыльных чердаков. Но Ирка все-таки переступила порог, и я неохотно последовала за ней, ворчливо поинтересовавшись:

– Так в чем прогресс-то?

Когда я была в гостях у Кружкина в последний раз, он как раз навел у себя относительный порядок: сгреб все неудельное барахло в кучу, из которой сформировал очень живописную колонну в углу. Теперь таких колонн было уже две, они весьма своеобразно обрамляли окно. Как два атланта, только не из мрамора, а из мусора.

Если это прогресс, то до сих пор я неправильно понимала значение данного слова.

– Чаю? – предложил художник, искательно оглядываясь.

Я зацепилась взглядом за металлический носик чайника, задорно торчащий из середины условного тела одного из мусорных атлантов, и отказалась:

– Спасибо, не надо. Дай нам свой ноут, и мы пойдем.

– И ты, Вася, тоже пойдешь с нами, – объявила Ирка непререкаемым тоном. – У нас там борщ, мне кажется, тебе срочно нужно принять тарелочку-другую.

Кружкин удивительно быстро отыскал в своем слегка упорядоченном хаосе ноутбук, и мы вернулись в квартиру тетушки. Выпустили из санузла возмущенного несправедливым заточением кота и усадили за стол Василия.

– Я что хотел сказать? – Художник попробовал борщ и ласково улыбнулся наблюдающему за ним угрюмому Вольке. – Надо быть ближе к природе, товарищи. Вот нерпы, к примеру. Они каждую осень набирают несколько кило веса, это у них такой регулярный процесс, называется зажировка. Прелестное слово, кстати. То есть всякая уважающая себя нерпа толстеет на десяток кэгэ и совершенно этим не тяготится, ни в каком смысле. Наоборот, если кто не приобрел к исходу декабря шарообразную форму, он никчемная нерпа, стыд ему и позор.

Кружкин сделал паузу, чтобы вплотную взяться за борщ. В ускоренном темпе он выхлебал половину порции, утер усы и продолжил:

– Или вот медведи. У них же как зима, так надо укладываться в спячку. И никакие отговорки не принимаются: не все ульи ты разорил, не всю малину сожрал, Машу в избушке одну, без компании оставил – неважно. Ты медведь? – посмотрел почему-то на Вольку.

– Ма, – сказал кот, то ли признавая свою принадлежность к медведям, то ли отрицая таковую.

Оратор, однако, ни в каком ответе на риторический вопрос не нуждался.

– Медведь – значит, всё, без разговоров, в спячку – и точка! – Василий снова принялся за борщ.

Хлебосольная Ирка, глядя на то, как быстро пустеет тарелка гостя, приготовилась подлить ему добавки, но я остановила ее руку с половником. Хотелось уже услышать заключение лекции о необходимости сблизиться с природой. Мне еще никогда не ставили в пример медведей и нерп, к чему бы это?

– А взять уток. – Кружкин покончил с борщом и продолжил вещать: – Они же обязательно осенью туда, весной обратно, и никто не заморачивается стоимостью перелета, открытием визы, подбором компании. Всем! Всем лететь, это закон природы, и незнание его не освобождает от ответственности. Так ведь?

Он обвел взглядом присутствующих в аудитории. Я смолчала, Ирка неуверенно кивнула, а Волька демонстративно отвернулся, как бы давая понять, что уж за уток-то он точно не ответчик.

– А теперь посмотрим на нас, людей, – предложил Кружкин. Хотя у него был выбор, глянул прямо на Ирку, вернее, прицельно на ее руку с половником, и жестом разрешил: наливай, мол, еще. – Лишний килограмм набрала – паника, клятвы, диеты, замок на холодильник. Спать улегся вместо работы – угрызения совести, моральные страдания, сна ни в одном глазу. Устал от холодов, захотел в теплые края – а деньги на отдых у тебя есть, а совесть имеется, а где серьезное обоснование необходимости получить климатическое убежище?