Клинок мечты - Абрахам Дэниел "М. Л. Н. Гановер" - Страница 13

Гаррет тихонько отступил. Окна были открыты по всему дому, в надежде, что протянет сквозняк и немного охладит ночной сумрак. В иные вечера это срабатывало, но сегодня в прихожей было как в духовке у пекаря. Гаррет поднялся по главной лестнице, оставляя свою суженую внимать обучению, а сам подкрался к семейному кабинету. Это была узкая комната с зарешеченными окнами и замком на двери, что могли отпереть лишь родители и дядя Роббсон. Сейчас дверь была открыта, и, еще не заглядывая внутрь, по приглушенному бормотанию Гаррет понял, что там дядя Роббсон.

Он расположился за скромным письменным столом, спиной к окну. Перед ним лежали деловые записи, а в руке он держал небольшое стальное перо. К пробковой поверхности был пришпилен тонкий листок, и, не пододвигаясь, Гаррет распознал почерк матери и семейный шифр. Роббсон поднял глаза.

– Что нового? – спросил Гаррет.

Он шел на риск. До появления девушки его любопытство сдерживалось установкой. Но теперь статус старшего сына внутри и семьи, и компании изменился, и если он сам четко не знал на какой, то не спешили с определением и другие. Единственный способ выяснить, котируется ли он нынче в семье, был действовать будто так и есть и поглядеть, что из этого выйдет.

Роббсон, буркнув, опустил взгляд к письму. На два долгих вдоха Гаррет подумал, что это все сведения, какие ему предоставят.

Дядя прочистил горло, затем кашлянул.

– Намечаются затруднения.

Всплеск надежды в груди Гаррета был подобен заработавшему весной фонтану.

– Может, это и к лучшему. – Он старался хранить сдержанный тон.

– Как тебя понимать? – сердито громыхнул дядя.

– Выкарабкаться таким вот образом… будет для нас унизительно. Я не хочу, чтобы замысел провалился, но если все же сорвется и нам придется искать другой выход, быть может, в долгосрочной перспективе, это и к лучшему.

Роббсон отложил стальное перо, придвинулся на локтях и улыбнулся. Но теплоты в его глазах не было.

– Я позабыл, что тебя еще не отучили от соски. Когда я говорю «затруднения», то это значит, что сделка пока не закрыта. И только. Затруднения – это нормально. В них и есть наша работа. Иногда проблемы ставит другая сторона, иногда создаем мы сами, но затрудения есть всегда.

– Ох, я и не…

– Если бы существовал другой способ, твоя мать его бы нашла. Она поступает так, потому что это наилучший выход для компании и семьи, а значит, наилучший и для тебя. Прояви, мать твою, хоть немного признательности.

– Она даже не китамарская инлиска, – молвил Гаррет. – Она кетилийка. Никто не будет принимать ее всерьез. Все поймут, что это лишь сделка. Нас перестанут уважать.

– Уважать деньги не перестанут, – сказал Роббсон, возвращаясь к листку. – Деньги всегда в почете. В этой семье мы расхлебываем дерьмо, которым нас потчуют, и ты не благороднее прочих из нас.

– Я этого не говорил.

– Я занят работой.

Гаррет сделал шаг назад, по-театральному нарочито кивнул не заметившему того дяде и повернул обратно на лестницу. Надежда испарилась как не бывало, и он не мог придумать названия тому, что пришло ей на смену. Или же мог, но очень не хотел.

Сэррия стояла у главного входа с новенькой горничной. Когда Гаррет проходил мимо, глаза пожилой женщины встревоженно расширились:

– Что-то не так, сударь?

Он не ответил.

Сегодня Элейна остановилась в своей келье при Братстве Кловас. Вполне естественный для нее ночлег. Учителям и отцовской страже преподнесена легенда о том, где она. Слуги в Кловасе не привыкли к ее постоянному присутствию, поэтому, если Элейна уйдет, они не разнесут немедленную тревогу, а встречаться с Теддан в доме Аббасанн – напрашиваться на подозрения. По крайней мере, Элейна так полагала. Она присаживалась на койку, вставала и разглаживала платье, опять садилась, вставала, расхаживала. Казалось, будто на вершине дворца глядит с громады утеса Старых Ворот вниз на реку. То же головокружение, та же дурнота. Она ожидала, что найдется какая-то ее часть – может, эхо голоса воображаемой матери, – что велит ей остановиться. Но ничего подобного не находилось.

Теддан явилась за час до захода солнца. С собой она прихватила кожаную сумку. Ее шелковое платье окрашивали все цвета заката от красного до оранжевого и серого, покрывая тело, платье как бы многое обещало. Брови у Элейны поползли вверх от ошеломления пополам с восторгом. Теддан задрала подбородок и замерла, на мгновение представ в позе статуи некой богини плодородия. Когда же Элейна начала хохотать, кузина захохотала с ней вместе.

– Спятила, – сказала Элейна. – Тебя же запомнит любой.

– Все они запомнят кого-то, – возразила Теддан. – Не сыщут причин думать, будто это я. То есть догадки-то будут, но никаких доказательств. Остальное не имеет значения. На вот, накинь сверху… – Она двумя пальчиками указала на платье Элейны и подкинула на кушетку однотонный коричневый плащ.

Накидка прислуги, с глубоким капюшоном и длинноватым для ее ног подолом. Элейна завязала тесемки на груди, пока Теддан окутывала другим плащом свою блистательную красоту.

– Подействует? – спросила она.

– Никто не заметит служанку, кроме других слуг, а они знают, как не болтать лишнего. Вот увидишь.

«Увижу, – подумала Элейна. – Да, уж точно не откажусь».

Они выскользнули в заросший плющом переулок, миновав кухни братства. Элейна стала поворачивать на восток, к реке, но Теддан взяла ее под локоть и повлекла к западу.

– Куда это мы? На Камнерядье?

Теддан не отвечала. Кажется, улыбалась, но при надвинутых капюшонах наверняка не поймешь.

Акведук, отмечавший западный край Зеленой Горки, был построен века назад ради подвода свежей воды к селениям за Дворцовым Холмом, а также преградой набегам врага, давно с той поры покоренного. Широкий, точно канал, по краям он был мелок, значительно углубляясь на середине. Гранитные блоки, из которых его вырубили, законопатили смолой, которую обновляли раз в несколько лет, чтобы не просачивалась вода. У пешеходного мостка, перекинутого через акведук ближе всех к северной стене, Теддан приостановилась. Она достала из сумки две маски – черно-золотую и синюю с белым и протянула вторую Элейне.

– Здесь? – спросила та.

– И сейчас, – велела Теддан, устраивая черную с золотом на переносице.

Ткань покрыла скулы, спрятала рот, но для Элейны родственница осталась собой. Когда Элейна надела свою маску, Теддан сняла сандалии и ступила на мелководье у края канала.

– За мной. Не мешкать!

Элейна стащила обувь и плюхнулась следом. Вода оказалась прохладной, но не студеной. Зеленый камень проскальзывал под ногами, и она красочно вообразила, как спотыкается.

– Слишком скользко, – пожаловалась она.

– Вовсе нет, – бросила Теддан, уже двигаясь на север, к стене. – Ты только не падай.

Элейна последовала за ней, с каждым шагом выверяя, что ставит ногу твердо и ровно, прежде чем перенести на нее вес. Железная решетка в стене – через такой зарешеченный проход стража выводит узников выбирать из воды ветки и разный мусор – была раскрыта, и оттуда им приветливо махал молодой человек. Невысокий, с Элейну ростом, широкоплечий и с черными, густыми, вьющимися волосами.

– Кто это? – спросил он у Теддан, беря Элейну под руку.

– Родственница, – сказала Теддан.

Мужчина обратил свою улыбку к Элейне:

– Значит, родственница. Я Берр. Рад свести знакомство.

– Взаимно, – проговорила Элейна, ступая в тесную темноту.

Пролегавший в стене туннель позволял передвигаться лишь вереницей, и с Теддан впереди Элейна не видела другой стороны, пока не вышла наружу.

На север от них к небу вздымалась молодая поросль тонких, как пальцы, деревьев. За рощей в отдалении нескончаемым ревом ревела река, а после высился лес и золотистое с розовым отливом небо. Всего лишь минута – но теперь Китамар остался позади. Она очутилась за пределами родного города, и ощущение было даже приятнее, чем мечталось.