Красно-белый. Том 4 (СИ) - Порошин Влад - Страница 6

— Здравствуйте, — буркнул я в микрофон. — Песня о солнечном лете.

— Наша — футбольная! — выкрикнул Юра Гаврилов.

Я же в свою очередь провёл по струнам электрогитары, оценил её квакающее металлическое звучание, и наконец-то, уверенно заиграв, запел:

Мне все твердят из года в год,

Что я не ведаю забот,

Что надо

Давно серьёзней стать.

Только никому я не дам ответа,

Тихо лишь тебе я прошепчу.

Завтра улечу в солнечное лето,

Буду делать всё, что захочу.

И пока я надрывал голосовые связки, моё сердце колотилось с неимоверной силой. Словно я вышел на поле играть важнейший футбольный матч. Всё-таки одно дело — музицировать в маленькой и дружной компании и совсем другое выступать перед двумя тысячами человек, которых вижу в первый раз в жизни. И так я увлёкся своими переживаниями, что не заметил, когда сначала барабанщик, а затем и бас-гитарист стали мне подыгрывать, а народ перед сценой заплясал с удвоенной энергией. Кстати, музыканты местного ансамбля совершенно перестали улыбаться, а саксофонист, ухватив главную суть заводной мелодии группы «Мираж», выдал великолепное соло.

Пускай капризен я порой,

Вы не поймёте, что со мной,

Когда я

Случайно улыбнусь…

А ровно через минуту, когда я закончил короткую и незатейливую песенку, к сцене прорвался какой-то посетитель с характерным кавказским профилем и, сунув мне двадцать рублей, попросил, чтобы я в честь его юбилея снова сыграл о «Солнечном лете».

— За какого болеешь, генацвале? — хмыкнул я, сунув одну десятку в свой карман, а вторую передав ошарашенному солисту ресторанного ансамбля.

— За «Динамо» Тбилиси! — гордо ответил «юбиляр».

— Для хорошего друга, нашего спартаковского хорошего друга, Давида Кипиани, песня «Солнечное лето»! — уже уверенно произнёс я в микрофон и снова рубанул по гитарным струнам.

— Слушай, Никон, — улыбнулся Юрий Гаврилов, когда спустя час мы вернулись за свой столик, где уже похрапывали Заваров с Калашниковым, — а ты ведь так можешь неплохо зашибать. Сколько накалымил?

— Сотня, — удовлетворённо выдохнул я, выложив смятые десятки на стол. — Четыре раза спел «Солнечное лето», три раза «Звёзды нас жду сегодня», дважды сбацал «Безумный мир» и один раз «Видео, видео — снова я вижу мерцающий свет». Потом, правда, местный солист что-то разволновался и попросил меня всё же покинуть сцену. Ха-ха-ха.

— Ясно, приревновал к чужой славе, — хохотнул Юрий, пересчитав сегодняшнюю выручку. — И откуда ты только этих песен понабрался?

— Из детства, — почти не соврал я, так как летом 1987 года этот самый первый альбом «Миража» в нашем дворе крутили чуть ли не ежедневно. Мы под такую музыку играли в настольный теннис, подтягивались на турнике и даже боксировали.

И тут к нашему, стоящему на самом отшибе, столику подошли Олеся и Маша. Девушки уже были переодеты в элегантные джинсы и модные зарубежные джемперы. И судя по их льстивым и улыбающимся лицам, своё мнение, что мы — ограниченные и туповатые спортсмены, они успели переменить. Конечно же, вслух девушки такого не произнесли, когда провели нас в ресторан через служебный вход. Однако нотки снисхождения и пренебрежения в их речи присутствовали.

— Здравствуйте, мальчики, — первой поздоровалась шатенка с вьющимися волосами Маша.

— Скучали без нас? — спросила крашеная блондинка с такими же вьющимися волосами Олеся.

— Совсем наоборот, мы отлично повеселились и теперь едем на базу, — проворчал я, спрятав заработанную за сегодня сотню в карман. — Делу время, потехе час.

— Да, у нас режим, — хохотнул Юрий Васильевич, кивнув на спящих Заварова и Калашникова. — Нам пора.

— Вот и замечательно, — преградила нам путь Олеся. — И мы едем с вами. Только давайте ещё возьмём шампанского и что-нибудь поесть.

— И вы к нам на базу? — присвистнул Гаврилов.

— А куда же ещё? — картинно обидевшись, произнесла Маша. — Нам сейчас на съёмную квартиру нельзя. Вы же хозяина квартиры сегодня обидели.

— Правильно, — кивнула Олеся, — вы за нас заступились, теперь вы за нас в ответе.

— Нормальный поворот, — проворчал я, расталкивая Сашку Калашникова. — Только сразу же предупреждаю: ехать придётся в тесноте, и карабкаться придётся по верёвочной лестнице причём сразу на второй этаж нашего жилого корпуса.

— И не дай Бог кто-нибудь потом настучит, — погрозил неизвестно кому пальцем Юрий Гаврилов. — Завар, подъём! — прорычал он, ухватив Александра Заварова под мышки.

На следующий день, утром в понедельник, не смотря на беспокойную ночь, я чувствовал себя вполне комфортно. Голова с двух вчерашних бутылок пива не болела, мускулы, привыкшие к высоким спортивным нагрузкам, приятно ныли, синяк на скуле от прилетевшей в Тбилиси пятикопеечной монеты почти полностью рассосался. Поэтому в 7 часов утра, как только прозвенел будильник, я выскочил из-под одеяла и сделал насколько прыжков из положения глубокого приседа. Затем почти автоматически помахал руками и ногами, и потрусил босиком чистить драгоценные зубы.

К большому сожалению, в наших комнатках на этой спартаковской базе, установив санузел и умывальник, на душевые кабинки почему-то не раскошелились. И теперь чтоб полноценно принять душ, нужно было каждый раз спускаться на нулевой этаж. Вроде бы пустяковая проблема, однако, когда в твоей комнате спит симпатичная барышня, с которой ты большую часть ночи проверял на прочность матрас и саму деревянную конструкцию кровати, то хотелось бы освежиться полностью, а не фрагментарно, поливаясь водой из-под крана.

— Ты чего в такую рань? — проворчала Маша, увидев, что я, натягивая на себя спортивные трусы и майку.

В этот момент каштановые волосы моей нечаянной подруги разметались по подушке, пухленькие губы от совестных жарких поцелуев стали ещё полнее, кроме того стали заметны небольшие дефекты кожи, от перенесённой ветрянки, которые вчера скрывала косметика. В общем канонической красавицей девушку назвать было нельзя, но что-то притягательное в ней всё же имелось.

— Кто рано встаёт, тому футбольный Бог подаёт, — хохотнул я. — И знаешь что? Ты давай тоже одевайся. Отвезу тебя до метро Медведково, пока кто-нибудь не застукал.

— Вот те раз, — усмехнулась девушка, которая сама по своему желанию вчера пришла в мою комнату и осталась здесь на ночь. — А позавтракать, а кофе в постель? И потом мне теперь по твоей милости негде жить.

— Почему негде? — возмутился я. — Возвращайся на родину, в Тверь. Парень в дверь, подруга в Тверь.

— Не смешно! — прошипела она и, выпрыгнув из-под одеяла, начала стремительно одеваться.

— Не смешно, зато честно, — пробурчал я. — Я, между прочим, вчера прямо сказал, что мне новые отношения не нужны. У меня от старых сплошная головная боль и финансовые проблемы. Да и потом, если тебе интересно, мужики в большинстве своём собственники. И нам, собственникам, не нравится, когда наши женщины в полуголом виде скачут перед посторонними людьми.

— Это же искусство, чурбан неотёсанный! — рявкнула Маша, надев и джинсы, и джемпер. — И если тебе интересно, если бы не твои песни в ресторане, то я бы к тебе на пушечный выстрел не подошла. И переночевать на первых парах у меня есть где.

— Вот и замечательно, — выдавил я из себя улыбку. — До метро довезти?

— Сама доеду! — прорычала моя нечаянная подруга и выскочила за дверь.

Вечером в этот же понедельник заморосил неприятный дождь. Кстати, обо всех наших ночных похождениях и ночных гостьях Николай Петрович Старостин узнал задолго до вечернего дождя. Но вызвав для профилактической беседы меня, Заварова, Калашникова и Гаврилова, он лишь тяжело поохал и поахал и спросил, что же мне с вами, обалдуями, теперь делать?