Медведев. Пограничье (СИ) - "Гоблин - MeXXanik" - Страница 23

В ту же секунду сбоку мелькнула тень — один из дружинников оказался рядом. Без слов, быстро и чётко, он взмахнул топором. Лезвие прошло сквозь плоть с чистым, уверенным звуком.

И голова существа отлетела в сторону, упала на доски, и ещё несколько секунд рот продолжал беззвучно разеваться и закрываться. Будто гость пытался что-то сказать. Потом замерла. И резко стало тихо.

С последним из противников расправился сам Морозов. Он шагнул вперёд, поднял руку — и в ту же секунду плетение вспыхнуло, охватывая тварь огнём. Пламя было не вспышкой, а сдержанным, тугим кольцом — оно не разлеталось в стороны, а сжималось, удерживая нападавшего. Пришлый взвыл, больше как зверь, захлёбывающийся в собственной ярости. Он дёргался, метался внутри огненной ловушки, но выйти не мог.

Пальцы Морозова слегка дрожали от напряжения, пока он удерживал плетение, но выражение лица оставалось спокойным. На нем не отразилось ни злости, ни жалости.

Существо сделало шаг, потом ещё один. Шло неуверенно, будто ослепло, или как пьяный, теряющий координацию. Ещё пару шагов, и ноги его подкосились. Оно рухнуло на траву, пламя медленно угасло.

Воевода тяжело выдохнул. Потом обвёл взглядом двор, остановился на каждом из своих бойцов. Голос его прозвучал спокойно, но твёрдо:

— Головы долой. Все в печь. Тела отдельно, головы отдельно. Не перепутать.

Он сделал короткую паузу, а потом добавил, уже холоднее:

— И если ещё хоть один оставит князя без прикрытия — будет иметь дело со мной лично. Всё ясно?

Ответа не потребовалось. Дружинники кивнули почти одновременно. Не хором, а как люди, хорошо понимающие, что допустили ошибку и промахов больше быть не должно.

Морозов ударил ладонью о ладонь, стряхивая пепел и остатки чужой крови, и неторопливо подошёл ко мне. В его взгляде не было упрёка, но напряжение чувствовалось в каждом слове:

— А вам, князь, я бы настоятельно советовал не вмешиваться в бой. Хотя бы до тех пор, пока не поймёте, по каким правилам живёт это княжество. И не узнаете всех тех, кто здесь обитает.

Он на секунду замолчал, присмотрелся ко мне внимательнее и тут же добавил, уже с куда большей живостью, обеспокоенностью:

— Как вы? Не ранены?

Я покачал головой:

— Нет. Всё в порядке.

Морозов выдохнул, будто действительно сдерживал это дыхание до моего ответа.

— Хорошо, — тихо произнёс он. — Но больше так не рискуйте.

— Но я же…

— Нас четырнадцать человек, — спокойно, но жёстко перебил он. — И каждый из нас умеет бороться с этими тварями. Мы знаем их повадки, слабости, знаем, когда ударить и когда отступить. А вы один. И без вас княжество осиротеет.

Он говорил спокойно, без нажима, но в этих словах чувствовалась твёрдость. Как в голосе командира, который знает цену жизни каждого в отряде — и понимает, какую цену может заплатить за ошибку их князь.

— А что это за твари? — спросил я, не сводя взгляда с тела, которое дружинники уже аккуратно поднимали с террасы.

— Упыри, — ответил Морозов. — Слабенькие, только переродившиеся. Видите, ещё плохо координируются. Хотели жрать, вот и пришли к ближайшему жилью из леса. Повезло.

— Кому? — ошарашенно спросил я.

— Людям. Если бы они пришли в деревеньку, то сожрали бы пару дворов. А то и больше.

Я кивнул, не сразу найдя что сказать.

— Вот оно что… — пробормотал. — Я-то думал, что вся нечисть здесь под контролем. Сотрудничает, подчиняется…

Морозов на мгновение задержался с ответом. Будто взвешивал, как сказать проще. Или честнее.

— Нечисть, она как люди, — произнёс он, наконец. — Бывает разная. Кто-то идёт на контакт, соблюдает старые договоры. Не потому, что любит нас, а просто потому, что жить всем спокойнее. Есть такие, кто пусть и скрипит зубами, но компромисс ценит… — он на секунду замолчал, — а есть те, кто нас только за помеху считает. За грязь на земле. За тех, кого надо вычистить, пока всё не испортили.

Он смотрел на труп упыря, но, казалось, говорил вовсе не о нём. А о чём-то большем. О том, что прячется в лесах, в болотах, за чертой карты, где уже не действуют указы и законы.

— Таких, как эти, — продолжил он, — приходится уничтожать. Быстро и без разговоров. Как бешеных псов. Но и с теми, что на первый взгляд мирные, нельзя терять бдительность. У нечисти память долгая, обиды острые, и правила у них не наши.

Он замолчал, а я только кивнул. Становилось ясно: жизнь на границе двух миров — это не сказка. Это работа. Постоянная и порой слишком тонкая, чтобы её можно было выучить по книгам.

— Почему? — тихо спросил я, всё ещё глядя на выжженную полосу земли у края террасы.

— Потому что раньше это были их владения, княже, — спокойно ответил Владимир, не глядя на меня. — А потом пришли люди. Принесли с собой законы, правила, покон. И тех, кто не согласился — вытеснили. В леса, в болота, подальше от дорог.

Я ничего не ответил. Просто кивнул. Что тут скажешь? Всё и без слов было слишком понятно.

На лужайке повисло молчание. Покой был хрупкий, будто тонкая корка льда, под которой ещё плескалась тревога. Запах гари в воздухе всё ещё напоминал о схватке.

Владимир первым нарушил тишину:

— Этих недавно прикопали, — бросил он, кивнув в сторону, где бойцы собирали тела. — Видимо, не глубоко. Они переродились и поднялись. Мы усилим на сегодня патрули. На всякий случай. Вдруг это не вся погань, которая укрывалась в лесу.

Он помолчал, будто подбирая слова.

— А вам, князь, нежно выпить успокоительного отвара и лечь спать. Завтра Совет. Лучше быть в форме.

С этими словами он сошёл с крыльца, шагнул в темноту, где уже собирались дружинники. Их фигуры мелькали в свете фонарей, сливались с тенью. Кто-то перетаскивал тела, кто-то укреплял заграждения у ворот.

Я остался на террасе один. С топором в руке, с шумом в ушах и с мыслью, что всё это только начало.

Шатаясь на непослушных ногах, я зашагал к дому. Тело наливалось тяжестью, как будто только сейчас дало себе право устать. Воздух за спиной всё ещё пах гарью, землёй и стылой магией, как обычно бывает после боя, когда высвобождается и перегорает много силы.

У самого порога остановился и поставил топор на доски. Вносить испачканное оружие в дом показалось неправильным. Почти оскорбительным для самого места.

Кто-то из дружинников словно вышел из тени. Молодой, с усталым, но живым взглядом. Молча взял топор из моих рук.

— Вы хорошо себя показали, князь, — негромко сказал он. — Особенно для того, кто, раньше с подобным не сталкивался.

Я усмехнулся и покачал головой:

— Только при Морозове такого не говори. Он явно был недоволен тем, что я влез в схватку.

Парень резко выдохнул, почти фыркнул:

— Он испугался, — вырвалось у него. А потом замер, будто сам услышал, что ляпнул лишнего, и тут же пожалел об этом. Глаза чуть расширились, плечи напряжённо дёрнулись. — Я хотел сказать… вам надо себя беречь, — добавил уже тише, и тут же, не дожидаясь ответа, развернулся и быстро зашагал прочь.

Я остался стоять на пороге, глядя ему вслед. Слова прозвучали не по уставу, зато честно. И стало немного легче, что меня не осуждают за своеволие. Открыл дверь и вошел в дом.

В гостиной я старался ступать тихо. Прислушивался к каждому шагу, к каждому скрипу доски. Больше всего в этот момент хотел одного: не встретить в темноте ещё кого-нибудь… не совсем человека.

Я поднялся по ступеням и вошел в спальню. Первым делом направился в ванную. Свет там был ярче, резче, и отражение в зеркале заставило меня на мгновение задержать дыхание.

Из зазеркалья на меня смотрел усталый парень с побледневшим лицом, чуть потемневшими глазами. Но что-то во мне изменилось. Как будто за одну ночь я стал чуть старше. И многое понял.

Я молча снял с себя одежду, набрал полную ванну горячей воды и залез в емкость, чувствуя, остатки усталости и страха растворяются. Веки словно начали тяжелеть. И когда я вернулся в спальню, там было тихо, и даже темнота показалась уже не такой враждебной.