Честь - Умригар Трити - Страница 8

– До завтра, – шепотом попрощалась она с Нандини и, прежде чем та успела ответить, тихо вышла из палаты.

Сев в такси у больницы, Смита тут же набрала номер адвоката. Анджали ответила через несколько гудков.

– Говорите.

– О, здравствуйте! – Такое резкое обращение застигло Смиту врасплох. – Это Анджали?

– Да. Кто это?

Смита знала, что в такую жару в такси можно и задохнуться, но все равно попросила водителя закрыть окно.

– Меня зовут Смита. Я коллега Шэннон. Буду вместо нее писать репортаж о Мине Мустафа.

– Ах да. – Анджали говорила с отрывистым акцентом, свойственным индийцам из высших слоев общества; Смита помнила его с детских лет. – Ее ассистентка говорила, что вы прилетите из США.

Смита не стала ее поправлять.

– Да. Прилетела вчера ночью.

– Как дела у Шэннон? Операция прошла успешно?

– Операция завтра утром.

– Хорошо, хорошо. – В голосе Анджали слышалось нетерпение, свойственное работающим женщинам, которые постоянно разрываются на сто разных дел. Этот тон был Смите хорошо знаком.

– Звоню узнать насчет вердикта. Шэннон хочет, чтобы завтра я выехала в Бирвад…

– Не спешите, – прервала ее Анджали. – Нам только что сообщили об отсрочке. Завтра заседания не будет.

– О! Почему?

Анджали горько усмехнулась.

– Почему? Потому что это Индия. Судья не вынес постановление.

– Ясно.

– Но вы же приедете? – спросила Анджали. – Или в редакции решили больше не писать об этом деле?

«А нельзя просто написать заметку по итогам слушания, узнав их по телефону?» – подумала Смита.

– А индийские СМИ освещают это дело? – спросила она. – Может, мы могли бы…

– Умоляю, – презрительно проговорила Анджали. – Думаете, им есть дело до такого происшествия? Индуисты убили мусульманина. Кому какая разница? Подумаешь, собаки дерутся. Нет, индийским СМИ гораздо интереснее писать о кинозвездах и крикете.

Смита улыбнулась, услышав, с каким презрением Анджали произнесла последнее слово.

– А где находится ваша контора? – спросила она. – Я бы с удовольствием с вами поговорила, расспросила, почему вы взялись за это дело и тому подобное.

– Почему взялась? Да потому, что никто другой не взялся бы. И нам нужны такие женщины, как Мина, – те, что не боятся отстаивать свои права. Только так в этой богом забытой стране что-то изменится.

– Да, конечно. Так вы находитесь рядом с Бирвадом?

– Вообще-то, нет. Наш офис в часе езды от деревни Мины и еще дальше от Виталгаона, где живут ее братья. Из Мумбаи вам придется ехать на машине. У вас же есть водитель?

– Да.

– Отлично, – рассеянно проговорила Анджали. – Так что, мне позвонить вам, когда будет известен день оглашения вердикта?

Мотоциклист выехал им под колеса и в последний момент увернулся; Смите пришлось закусить губу, чтобы не закричать. Водитель погрозил ему кулаком и помчался дальше.

– Алло? – нетерпеливо сказала Анджали.

– Да, простите, – спохватилась Смита. – А вы узнаете заранее?

Анджали щелкнула языком.

– Сложно сказать. Надеюсь, не в тот же день. – Она замолчала. – А вы? Пока останетесь в Мумбаи?

Смита подумала и наконец решилась.

– Думаю, мы выедем послезавтра, – сказала она. – А завтра я смогу пробыть в больнице целый день, если понадобится.

– Но вердикт могут вынести и позже…

– Ничего страшного. Будет время познакомиться с Миной. И взять интервью у ее братьев.

– Идея хорошая. Но будьте осторожны. Особенно со старшим братом: он очень агрессивен. Увидите, как он ведет себя в суде. Но хуже всего в той компании Рупал Бхосле. Председатель деревенского совета. Братья поклоняются ему, как божеству. Жаль, что на него нельзя подать в суд.

– Трудно поверить, что такое варварское преступление могло совершиться с чьего-то одобрения…

– С одобрения мужчин, моя дорогая. Всему виной их идиотские понятия о семейной чести.

Смита услышала гнев в голосе Анджали.

Водитель нажал на клаксон, оглушив Смиту. Та растерянно огляделась. Они стояли в огромной пробке.

– Что там у вас творится? – спросила Анджали.

Смита наклонилась и похлопала водителя по плечу.

– Бхай, – произнесла она на неуверенном хинди, – что толку сигналить? Никто же не едет, на[13]?

Водитель глянул через плечо и смущенно улыбнулся.

– Верно, мисс. Но что делать? Привычка.

Она улыбнулась; его раскаяние ее обезоружило.

– Простите, – сказала она Анджали. – Я стою в пробке.

– Послушайте, – торопливо ответила та, – давайте будем на связи в ближайшие пару дней. Вы же, наверное, остановитесь в том же мотеле, где жила Шэннон, когда приезжала в Бирвад?

– Наверное, да.

– И с вами будет ее помощница? Как ее там… Нандита?

– Нандини.

– Точно, Нандини. Хорошая девушка. С ней не пропадете.

Они попрощались, и Смита угрюмо посмотрела в окно. По всему городу торчали палки уродливых новых небоскребов. Краска на старых зданиях облупилась. Повсюду были люди – толпы ошеломляли, наваливались со всех сторон. Людские реки стекали на проезжую часть с переполненных тротуаров, лавировали между машин, автобусов и грузовиков. Не в силах больше сносить жару в машине с закрытыми окнами, она опустила стекло со своей стороны и тут же подверглась оглушительному реву клаксонов. Оркестр безумцев играл какофонию; у нее возникло странное чувство, что машины разговаривают друг с другом, как в постапокалиптическом научно-фантастическом фильме. Захотелось заткнуть пальцами уши. Ей и раньше приходилось бывать в странах третьего мира, но Индия была даже не страной, а природной стихией, сметающей все на своем пути. Все в ней ошеломляло: стены престижной больницы, покрытые потеками бетельной жвачки; безумные пробки; огромные толпы людей, куда ни посмотри; нелепое желание Мохана, чтобы она признала Индию своей родиной. Сейчас Индия казалась невыразимо огромной и вместе с тем маленькой, провинциальной и душной. Что ж, придется стиснуть зубы и терпеть. Люди, которые хотят освещать такие сюжеты и ради этого ездить в самые отдаленные уголки планеты, выбрали эту работу не потому, что гнались за комфортом. В первые месяцы в Огайо, когда им приходилось совсем туго, папа говорил: «Трудности – это хорошо, бета[14]. Без них невозможно развиваться».

Папа. Она не сказала ему, что вернулась в город, где никто из ее семьи не был с тех пор, как они уехали. Папа думал, что она отдыхает на Мальдивах. Вечером придется ему позвонить, но сообщать, что ее планы изменились, она не станет. Новость о ее возвращении заставит его волноваться лишний раз.

Смита повернулась и заметила, что водитель разглядывает ее в зеркало заднего вида. Он отвернулся, как только их взгляды встретились, но она почувствовала, как щеки залила краска. Посмотрела на свою футболку и увидела, что вырез существенно приоткрывает грудь. На Манхэттене такая одежда была обычной, никто не обратил бы внимания, но здесь, в Мумбаи, привлечь внимание мужчин вроде этого таксиста ничего не стоило. И ей, несомненно, придется купить более скромную одежду перед отъездом в деревню Мины. Она подтянула футболку чуть выше на груди и наклонилась к водителю.

– Бхай, – сказала она, – вещевой рынок на дамбе Колаба все еще работает? Мне нужно купить одежду.

– Еще как работает, мэмсахиб! – ответил он. – Говорят, там можно купить все, от булавки до слона.

Стоило ей ступить на дамбу, как сердце ее затрепетало, а ладони взмокли. И разволновалась она не из-за криков уличных торговцев, призывавших ее присмотреться к кожаным сумкам, серебряным украшениям и деревянным статуэткам. Не из-за того, что в смехе школьниц, идущих впереди, услышала собственный смех и увидела себя, когда-то так же вприпрыжку шедшую по тротуару.

Она разволновалась не потому, что заметила вывеску обувного магазина «Метро» и вспомнила, как они с мамой покупали там туфли в начале каждого учебного года. Или магазинчики, где продавались школьные портфели и папа покупал рюкзаки им с Рохитом. Даже кафе «Олимпия» еще стояло на прежнем месте – наверняка там по-прежнему подавали завтраки с яичным бхурджи[15], которым папа иногда угощал ее по субботам.