Фиеста (И восходит солнце) - Хемингуэй Эрнест Миллер - Страница 7

Поднявшись в контору, я читал утренние французские газеты и курил, а потом сел за пишущую машинку и принялся за работу. В одиннадцать я отправился в такси на Кэ-д’Орсэ[25] и просидел там с полчаса примерно с дюжиной репортеров, пока представитель министерства, молодой дипломат «Нувель-Ревю-Франсез»[26] в роговых очках, говорил и отвечал на вопросы. Председатель кабинета министров уехал в Лион, чтобы выступить с речью, точнее, уже был на обратном пути. Несколько человек задавали вопросы, чтобы послушать самих себя, и пара служащих новостных агентств задавали вопросы, чтобы выслушать ответы. Новостей не было. От Кэ-д’Орсэ я возвращался в одном такси с Вулси и Крамом.

– Чем ты занят по вечерам, Джейк? – спросил Крам. – Я никогда тебя не вижу.

– Да, я в Квартале бываю.

– Тоже думаю как-нибудь заглянуть. В «Динго». Должно быть, отличное место?

– Да. Или эта новая забегаловка, «Селект».

– Все никак не соберусь, – сказал Крам. – Ты же понимаешь, что такое быть женатым и с детьми.

– В теннис играешь? – спросил Вулси.

– Как-то нет, – сказал Крам. – Не могу сказать, что во что-то играл в этом году. Пытался выбраться, но по воскресеньям всегда шел дождь, и на кортах такая толкучка.

– У всех англичан выходной по субботам, – сказал Вулси.

– Везет им, пройдохам! – сказал Крам. – Что ж, скажу тебе так. Когда-нибудь моя работа в агентстве закончится. И тогда у меня будет уйма времени, чтобы ездить за город.

– Это дело. Жить за городом со своей малолитражкой.

– Я думаю обзавестись машиной в следующем году.

Я постучал по стеклу. Шофер остановился.

– Это моя улица, – сказал я. – Заходите выпить.

– Спасибо, старик, – сказал Крам.

Вулси покачал головой.

– Мне нужно что-то слепить из этой строчки, которую он выдал утром.

Я вложил два франка в руку Крама.

– Ты спятил, Джейк, – сказал он. – Это за мой счет.

– Все равно платит контора.

– Да ну. Я хочу сам заплатить.

Я попрощался с ними. Крам выглянул в окошко.

– Увидимся за ланчем в среду.

– Обязательно.

Я поднялся в контору лифтом. Меня ждал Роберт Кон.

– Привет, Джейк, – сказал он. – Пойдем на ланч?

– Да. Гляну только, нет ли чего нового.

– Где будем есть?

– Где угодно. – Я оглядел свой письменный стол. – Где ты хочешь?

– Может, у «Ветцеля»? У них хорошие ор-дёвры[27].

В ресторане мы заказали ор-дёвров и пиво. Сомелье принес пиво в высоких глиняных кружках, такое холодное, что выступили капельки. И с десяток разных ор-дёвров.

– Удалось вчера повеселиться? – спросил я.

– Нет. Я так не считаю.

– Как твое писательство?

– Паршиво. Не идет у меня вторая книга.

– Это у всех бывает.

– Что ж, не сомневаюсь. Только я переживаю.

– Не передумал насчет Южной Америки?

– Это серьезно.

– Так что тебя держит?

– Фрэнсис.

– Что ж, – сказал я, – бери ее с собой.

– Ей не понравится. Такие вещи не для нее. Ей нравится, когда кругом полно людей.

– Пошли ее к черту.

– Не могу. У меня перед ней определенные обязательства.

Он отодвинул нарезанные огурцы и взял селедку.

– Что тебе известно, Джейк, о леди Бретт Эшли?

– Звать ее леди Эшли. Имя – Бретт. Славная девушка, – сказал я. – Она разводится и выходит за Майка Кэмпбелла. Он сейчас в Шотландии. А что?

– Она необычайно привлекательная женщина.

– В самом деле?

– В ней есть некое особенное качество, особенная утонченность. Она кажется безупречно утонченной и прямодушной.

– Она очень славная.

– Не знаю, как описать это качество, – сказал Кон. – Полагаю, это порода.

– Похоже, ты неслабо ею увлекся.

– Так и есть. Не удивлюсь, если влюблюсь в нее.

– Она пьяница, – сказал я. – Любит Майка Кэмпбелла и собирается за него замуж. Когда-нибудь он станет охрененным богачом.

– Не верю, что она за него выйдет.

– Почему?

– Не знаю. Просто не верю. Ты давно ее знаешь?

– Да, – сказал я. – Она была сестрой милосердия в госпитале, где я лежал во время войны.

– Она, наверно, была совсем девчонкой.

– Ей сейчас тридцать четыре.

– Когда она вышла за Эшли?

– Во время войны. Когда ее возлюбленный откинулся от дизентерии.

– Ты говоришь таким тоном.

– Извини. Я не нарочно. Просто пытаюсь изложить тебе факты.

– Я не верю, что она выйдет за кого-то без любви.

– Что ж, – сказал я, – дважды выходила.

– Я этому не верю.

– Что ж, – сказал я, – не задавай дурацкие вопросы, если тебе не нравятся ответы.

– Я тебя не об этом спрашивал.

– Ты спросил, что мне известно о Бретт Эшли.

– Я не просил оскорблять ее.

– Иди ты к черту!

Он встал из-за стола с побелевшим от злости лицом и стоял весь белый и злой над тарелочками с ор-дёврами.

– Сядь, – сказал я. – Не будь дураком.

– Ты должен взять свои слова назад.

– Ой, брось эту школьную туфту!

– Возьми назад.

– Конечно. Как скажешь. Я сроду не слышал о Бретт Эшли. Годится?

– Нет. Не это. Ты послал меня к черту.

– А, не ходи к черту, – сказал я. – Сиди тут. Мы еще не доели.

Кон снова улыбнулся и сел. Похоже, он обрадовался. А то бы он так до хрена простоял.

– Ты говоришь ужасно оскорбительные вещи, Джейк.

– Извини. У меня поганый язык. Сам не замечаю, как с языка срывается.

– Я понимаю, Джейк, – сказал Кон. – Ты ведь, можно сказать, мой лучший друг.

«Бог в помощь», – подумал я.

– Забудь, что я сказал, – сказал я. – Извини.

– Да ничего. Порядок. Просто стало как-то обидно.

– Хорошо. Давай еще чего-нибудь закажем.

После ланча мы перешли в «Кафе-дё-ла-Пэ» и выпили кофе. Я чувствовал, что Кона так и подмывало снова заговорить о Бретт, но я не поддавался. Мы говорили о том, о сем, а потом я вернулся один в контору.

В пять часов я ждал Бретт в отеле «Крийон». Она никак не шла, поэтому я сел и написал кое-какие письма. Вышло не очень гладко, но я надеялся, что бланки «Крийона» придадут им солидности. Бретт все не было, и где-то без четверти шесть я спустился в бар и выпил Джек-Роуз с барменом Жоржем. В баре Бретт тоже не показывалась, так что перед выходом я снова заглянул наверх и поехал на такси в кафе «Селект». Переезжая Сену, я смотрел, как буксируют вереницу пустых барж, высоко выступавших из воды, и шкиперы берутся за длинные весла на подходе к мосту. Вид на реку был отличный. В Париже ехать по мосту всегда приятно.

Такси обогнуло статую изобретателя семафора со своим изобретением и повернуло на бульвар Распай, и я откинулся на сиденье, чтобы не видеть его. По бульвару Распай ехать всегда скучно. Похожее чувство отупляющей, гнетущей скуки я всегда испытывал, проезжая отдельный участок пути P. L. M.[28] между Фонтенбло и Монтро. Полагаю, такое гнетущее впечатление возникает у нас под влиянием неких ассоциаций. В Париже есть и другие безобразные места, помимо бульвара Распай. Причем я совсем не против пройтись по нему. Но терпеть не могу смотреть на него из транспорта. Возможно, когда-то я прочел о нем что-то такое. Роберт Кон именно так и смотрел на весь Париж. Я задумался, откуда у Кона эта неспособность видеть красоту Парижа. Наверно, от Менкена[29]. Думаю, Менкен ненавидит Париж. Столько молодых людей обязаны Менкену своими симпатиями-антипатиями.

Такси остановилось перед «Ротондой». Какое бы кафе на Монпарнасе вы ни назвали таксисту, садясь в такси на правом берегу, вас всегда привезут к «Ротонде». Лет через десять это, наверно, будет «Дом». Так или иначе, я был почти на месте. Пройдя мимо грустивших столиков «Ротонды», я вошел в «Селект». Несколько человек сидели за стойкой, а снаружи в одиночестве сидел небритый Харви Стоун. Перед ним высилась стопка блюдечек.