Паук у моря (СИ) - Валин Юрий Павлович - Страница 17

В «бельевой» перешучиваются полураздетые фрау, пахнет духами и хорошо разогретыми утюгами, веет трепетным предчувствием развлечений, нескучным вечером и беззаботным весельем.

Анн успевает выпить чашечку кофе и поболтать с хозяйкой кафе. Достойная женщина, знающая все свежие сплетни. Ну, медицинен-сестре тоже есть что шепнуть, это полезные минуты.

Нарядная девушка идет по темнеющей улице — фонарщики уже забираются на столбы, улица, полная гаштетов, гаштет-клабов и кофеен, до рассвета многолюдна и ярко освещена. Ночами здесь не грабят и не похищают, самое спокойное место города, разве что с Хейнатом по безопасности можно сравнить. А девушка хороша. Возраст забирает многое, но и кое-что дает. Например, чувство вкуса в одежде, умение красить губы и носить драгоценности. Анн не сумасшедшая, чтобы цеплять на себя килограмм серебра, просто она знала талантливых девушек и фрау, умевших быть истинно обольстительными, и училась. Многому училась. Если добавить к этим наукам умение «играть», то можно затмить почти всех красоток этого уличного вечера. Можно, но не нужно.

На нее смотрят, оценивают, хотят. Знакомиться на улице — верх городского неприличия, подождут, когда зайдет в гаштет. Там рюмка (а лучше бутылка) шнапса, разговор за ужином или скорая пара слов, и наверх — в номер. Можно послушать музыку в нижнем зале, но с этим у Анн не очень, да и неуютно, когда много людей. Лучше побыстрее наверх. Хотя и ужин не помешает.

Анн сворачивает в «Тибет» — заведение весьма приличное, хотя и с загадочным названием. Кто-то из мужчин немедля входит следом, но миниатюрной красотки уже нет — сразу свернула, коридорчик ведет к кухне, но не доходя до пахучих котлов и плит, можно найти еще одну дверь, вот оставленные на блюде два пфеннига, и выход в соседнее заведение. Маневр несложный, но известный далеко не всем. Гаштет-клаб — характерное место, тут всякие случаи возможны.

В «Горячей крови» не бывает уж слишком много посетителей — у гаштета хорошая репутация, но цены выше среднего. Подобное времяпровождение и так обходится горожанам недешево, а ведь ужин и секс (глупейшее слово, появившееся не так давно, Анн предпочитает старое доброе «либе-либе») нужны человеку регулярно. Желающие решительно сэкономить ходят в гаштет-клабы в полнолуние — когда услуги номеров и ужины бесплатны, оплачивает государство. Но полнолуние — это полнолуние.

Анн занимает столик — вполне удачный — заказывает салат, кусочек рыбы, кружку светлого пива. По традиции серьезную часть ужина заказывает и оплачивает мужчина. Впрочем, девушка не очень голодна. Опять волнение отвлекает. И жажда — слава богам, пиво не потеряло свой вкус! Что может быть лучше первого глотка⁈ Только собственное жилье.

А о судьбоносной покупке, об улице Зак сейчас не думается. Анн ждет, расковыривая печеную рыбу вилкой, и бережно потягивая пиво. Побыстрей бы он пришел. Вдруг что-то случилось? Да нет, что могло случиться, слухи о серьезных происшествиях расходятся мгновенно. Ну, так где он? Время же…

Вот он! Неприлично юный и дико симпатичный, военная форма ему идет идеально. Среднего роста, с четкой офицерской выправкой, вот только прическа… но она уставная, тут уж ничего не поделаешь. Хорош! Вот вправду хорош!

— Я здесь! — Анн вскидывает руку, точно выбирая дозу приличествующего кокетства и нетерпения.

Эстерштайн не очень одобряет устойчивые любовные связи — они вредят улучшению крови нации. Но прямого запрета нет, да он и бессмысленнен. Некоторым людям свойственно тупо и упорно выбирать одного и того же партнера для постели, заведомый довольно устаревший предрассудок. Поощрять такую узость поведения фатерлянд не будет, но и в арлаг за глупость не сошлет.

[1] Весьма искаженное трансферзоспинальс/Transversospinals — группа коротких мышечных пучков, иинтерспиналес/Interspinales — межкостистые мышцы, соединяющие остистые отростки позвонков. Вследствие преподавания основ анатомии на довольно жуткой смеси трех языков (прослеживаются остатки латыни) медицинская терминология приобретает довольно странные и пугающие формы. Учитывая систему образования, это не так уж удивительно.

[2] Общая спальня в учебном заведении закрытого типа.

[3] (искаж.) бицепс.

[4] Они же штрудели — кондитерское изделие, рулет из тонкого теста с фруктовой начинкой.

[5] Правильно — апфельшорле, прохладительный напиток. В Старом мире готовился из яблочного сока и газированной воды, здесь из сахарного тростника и хорошей чистой воды.

[6] Не совсем переводимая игра смыслов, порой характерная для Эстерштайна. На дойч-языке — sackgasse — уличный тупик, а собственно sack — «мешок» и «мошонка».

[7]Наркотик, в буквальном значении «дурное снадобье» от bad drug.

Она прелестна, как те мифические женщины Старого мира. Воротник серого платья чуть приоткрыт, и это почему-то кажется вопиюще неприличным. «Служебные до-плеч» локоны волос сейчас лежат особенно эффектно, улыбающееся лицо почти светится в полутемном зале гаштета, притягивает и восхищает. Это она умеет, и привыкнуть к подобному невозможно. Как и привыкнуть к тому, что она вообще существует в этом мире.

Верн, придерживая на ремне увесистый гросс-месс, склоняется к поданной руке. Целовать руку в нынешние времена — манера редкая, почти экстравагантная. Но производит впечатление, и это курсанту нравится. Умение производить впечатление на дам — бесценно, хорошо, что научился.

Ее запястье пахнет духами — самую малость, строго в меру, это тоже искусство. Но ладонь кажется слишком тяжеловатой для своего размера — только это, и мрачная глубина светящихся глаз — выдают истинный возраст девушки.

— Как прошло дело? — бормочет Верн.

— Гладко. Тебе не стоило беспокоиться.

Со стороны беседа выглядит игривой, отчасти это действительно так — уже первый взгляд позволяет убедиться, что все прошло благополучно, волноваться не о чем. Сегодня не о чем волноваться — это когда пойдет отсчет новой десятидневки до следующего увольнения — тревог хватит. Вот эта медицинен-сестра — жуткая авантюристка, просто страшно подумать насколько бесшабашно она способна рисковать. Она словно каждый день в боевом рейде, без любых временных отходов в тыл и увольнительных. Хорошо, что курсанту Верну на службе особо некогда думать над этими жутковатыми обстоятельствами ее жизни.

Пара смеется, болтает и ест — на столике бутылка «Берли-шнапса», две порции ринд-гуляша «по-старинному», вкус блюда не имеет абсолютно ничего общего со вкусом повседневного гуляша-по-армейски. Тонкие излишества чревоугодия — в Новом Хамбуре они еще не окончательно забыты. Кстати, пирожное тоже весьма недурно, да и кофе из виртуозно пожаренных вальнус-орехов хорошо.

Пара не медлит — как и большинство оказавшихся на свидании в «Горячей крови», считает, что главное блюдо их ждет наверху. Верн забирает бутылку шнапса, так все делают. У лестницы подхватывает подружку, легко ставит на ступеньку перед собой — Анн смеется. Спиной она способна «играть» ничуть не хуже чем лицом. Верн чувствует, что сейчас на них смотрят десятки пар глаз, и некоторые весьма завидующие. Так и необходимо, но это чудовищно бесит, сдери им всем башку.

Номер чист, проветрен, белье на постели идеальное. Вот этим «Чистая кровь» по праву и славится. Анн сходу заваливается на кровать, в голос ахает — и возглас, и скрип достойного, стопроцентно деревянного, предмета мебели пусть слышат в коридоре. Городские гаштеты хотя и считаются местами беззаботного интимного веселья, но глаза и уши «гесты» здесь везде.

Анн закидывает руки за голову, вытягивается. «Игра» сходит с лица — оно все равно остается милым, но куда взрослее и серьезнее. И она устала. Все же возраст, об этом нельзя забывать. Едва слышно говорит:

— Ну? Рассказывай скорее! В море выходили?

Верн ставит стул ближе, по-кавалерийски оседлывает, бубнит: