Паук у моря (СИ) - Валин Юрий Павлович - Страница 13

Пациент счастливо постанывал и думал уже об ином. Мужчины, они же неизменны: стоит боли чуть уняться, сразу чувствуют, что у них за спиной или в ногах практически незнакомая, приятно пахнущая и достаточно привлекательная женщина. Ну, это же мужчины, их боги такими сделали, чему тут удивляться. Просто нужно учитывать.

Анн завершила лечение (значащееся по всем документам налогообложения и учета «поддерживающей тонизирующей процедурой»), вымыла руки, продиктовала очередные рекомендации. Записывала на планшет фермерская супруга, вполне грамотная, на заводе чертежницей работала. Гм, с такими бицепами[3] и чертить? Герр Патерес прохаживался по гостиной, потирал поясницу и томно поглядывал на медицинен-сестру 1-го класса. И плевать ему, что супруга на него и гостью тоже поглядывает, причем нехорошо. Ревность — есть грех, глупейшее и отвратительное суеверие, свойственное лишь дикарям нецивилизованных племен, это всем известно.

По традиции гостье подали чай и легкий завтрак. Анн любила струдели[4], но на фермах их почти не готовили. Обойдемся пирогом с яйцом и оливками, они тут неплохие. В чашку с чаем достойная хозяйка фермы наверняка плюнула, но это привычно, переживем. Как говорили в школе: «для истинной медицинен-сестры нет слова „противно“». Противность входит в издержки профессии.

Распрощались. Анн получила жетон об оказании медицинских услуг, а две монеты чуть погрустневший хозяин сунул в карман форменного фартука гостьи. Анн лишь вежливо кивнула — дача взятки столь же равное преступление, как и получение взятки, общеизвестная истина. И безусловно, герр Патерес получил бы медицинскую процедуру в любом случае, даже абсолютно бесплатно. Вот когда и в каком объеме — то отдельный разговор. Поскольку заявки на подобные услуги исполняются в порядке квартальной очереди. Или «по ходу дневного маршрута медицинен-сестры». И маршрут, и глубину воздействия процедуры определяет сама Анн. Не потому что обладает высокими служебными полномочиями, а потому что таких специалистов мало, практически вообще нет. И подобные тонкости опытные эстерштайнцы всецело сознают.

Провожать хозяева не пошли, но и к лучшему. Обычная ферма — хозяин благополучно дожил до отставки, ушел из Ланцмахта, получил право на освободившееся хозяйство — повезло, ферма близка к городу, практически на окраине. Достались отличные оливковые рощи, птичник, пруд с карпами. Может, и не столь случайно повезло, но знал герр Патерес, кого заранее отблагодарить. Так-то мужчина хваткий, две медали за «Рукопашный бой», серебряное «Копье»… изрядно бывал в переделках. Жену взял выгодную, видимо, тоже заранее присматривал и прикидывал.

Женщин-работниц с заводов можно было забирать на фермы в 32 года, но те были мало востребованы — уже уработаны, на фермах такие усталые хозяйки не к месту. Заводская служащая отправлялась на свежий воздух лишь в 35, но служба в конторе это не у станка — здоровья навалом, такой мощной красавице в чашки еще плевать и плевать. Славные Патересы успели еще дважды долг-ленд исполнить, естественно, младенцы сразу в Киндер-палас остались, тут на роды ехать-то рядом. В общем, живи и радуйся. Воздух-то какой, сдери им башку.

Анн остановилась у загона для лам. Молодые ламики тянули длинные шеи из-за каменной ограды, любопытно настораживали уши. Пахло чистой шерстью, навозом и утренним солнечным жаром. Почти как в Холмах. Правда, тут еще и попахивало камнем ближайших отрогов Хеллиш-Плац. Что не так приятно.

Неприятностей и проблем хватало. Но что-то можно найти и слегка утешающее. Анн переложила две марки в тайный карман на платье. Вообще две марки — это много. Хозяин не зря грустнел. Конечно, о накладных расходах медицинен-сестры он смутно догадывается, но слово «грабеж» витает в воздухе. Но Анн никого не грабит, клиент имеет право выбора. Это жестокий выбор, но медицинен-сестра не может разорваться, помочь всем-всем нуждающимся, она одна, и у нее-то и своего экипажа нет. Так что не в милосердии дело.

Это слово Анн прекрасно знала — в Медхеншуле, да и позже его тысячи раз слыхала. Благая истина это милосердие, настоящая медицинен-сестра в эту сторону никогда не плюнет. Но лично у Анн имеется уйма проблем, и милосердно помочь их решить желающих немного. Что уж там, донервет, практически нет таких желающих. Так что… «все мы грешны», как говорит Дед, и он прав.

Анн шагала к станции, не очень быстро, но и не медля. Чувство времени у нее было отличное, его хоть песочными часами проверяй, хоть знаменитыми Ратушными курантами. Просто на станции заранее торчать нечего, там скучно, пассажиры неизбежно разговорами докучать начнут. Ненужные разговоры и время — весьма навязчивые проблемы, прямо-таки из самых основных гадостей.

Время Анны Драй-Фир заканчивалось. В смысле, давно уже закончилось, еще шесть лет назад. Государственная служба выпускниц Медхеншуле коротка, по завершению обязаны немедленно выйти замуж и убыть на сельское поселение. Ферм много — стандартные жилые постройки рядом со стандартными загонами и стандартными птичниками возведены вдоль всех дорог. На строго стандартном расстоянии, сдери ему башку. Правда, по южному Сюдри-бану ферм меньше — там с пресной водой сложно.

В остальном никаких сложностей: если ты достойно поработала в городе, достойно поработай на фермах. Возможны варианты: поселиться в фортах и мелких гарнизонах, коих сотни, обосноваться в поселках при пристанях, арлагах и рудниках — везде нужны знающие миловидные, женщины, пусть уже и не молодые. Теоретически можно остаться в столице — инженеры, старшие чиновники и офицеры порой просят продлить срок городской службы своих служанок, но это в виде исключения, в этом случае нужно составлять прошение в Главную Канцелярию, там не всегда одобряют. Есть ничтожная вероятность остаться в штате персонала Школ, в театральных труппах для «характерных ролей», на всяких иных штучных должностях. Можно внезапно выйти замуж за должностное лицо (что маловероятно, к чему здравомыслящему мужчине морока сожительства с образованной, опытной фрау?). В остальных случаях для выпускниц Медхеншуле порядок един: для личной прислуги столичная служба заканчивается в 21 год, для делопроизводительниц — в 23, для медицинен — в 24 года. С честью выполнившая свой долг особа получает медаль «За службу», премию, и законное право выбрать новое место жительства. В общем-то, срок сытой городской службы короток, особенно если из него вычесть время отпуска на завершающем этапе долг-ленда, когда работать в полную силу трудновато — живот мешает. Но что такое «городская служба»? Официально это лишь дополнительный срок учебной стажировки, полученное работницей образование и опыт призваны поднять культурный и образовательный уровень жизни на фермах, фортах, и далее везде. Гениальный замысел, просто безупречный.

То-то везде в Эстерштайне такая полноценная жопа.

Анн подумала, что мятежные и ненужные мысли ее одолевают от прихода дневной жары. Переход от холодного эстерштайнского утра к полуденному пеклу всегда непрост. Особенно когда у человека возраст. Ну и наплевать.

Она сняла чепчик, расстегнул верхние крючки ворота. Ветер принялся трепать недлинные «служебные» пряди волос, щедро нес вольный жар склонов. Захотелось совсем уж замедлить шаг, возможно, даже пропустить рейсовый фургон. Экая глупость в голове.

Нет, глупой медицинен-сестра не была, просто не любила столицу. Но злостно нарушала закон, упорно проживая в городе, продолжая пользоваться государственным пайком, ватерклозетом и иными, немыслимыми для остальных частей страны, благами. Бессовестно загребала деньги и платила налоги весьма частично. Причем надеялась это делать и дальше.

Анн ухмыльнулась вершинам Хеллиш-Плац. Ну, древним страшным скалам на девушку тоже наплевать, а вот Рабочая Инспекция была бы счастлива ухватить злостную нарушительницу за подол. К счастью, Инспекция — это не единый толстокожий монстр, вроде болотного василиска, а обычные люди, сидящие в красивом здании на Фюрер-штрассе. И к каждому отдельному человеку можно найти подход. Это, между прочим, на лечебный массаж похоже — пальцы неофициальных связей вкрадчиво нащупывают верный путь, обходят воспаленные места закона, держатся подальше от язв и болезненных рубцов официальных проверок. С опытом становится понятна взаимосвязь людей-нервов, нежное касание одного человека непременно воздействует на другого, цепочка легких движений, умащенная живительным кремом денег, мягко приводит в движение сокращение мускула закона, и человечек получает нужную пометку в «свайс». Или вообще новый «свайс». Поскольку людям нужно жить, а закон слишком громоздок и неповоротлив, и в этом случае маленькая «ручная» поправка ничего, в сущности, не портит. Вот за что тут вешать-то?