Герои умирают - Стовер Мэтью Вудринг - Страница 43

Экран снова становится единым, с него глядит Джед Клирлейк, серьезный, как никогда.

– Как ты наверняка помнишь, Бронсон, Берн теперь получил титул Графа Империи и стал фактическим командиром Серых Котов, элитного оперативного подразделения Анханы.

– То есть драка была нешуточная, Джед…

– Да, Бронсон, у нас есть фрагмент…

На экране увиденный глазами Кейна нож отскакивает от шеи Берна – раз, еще раз… Тошнотворное чувство резкого подъема, верчения и полета… Берн перескакивает через металлические перила, вытирая струящуюся из носа кровь… Фраза из внутреннего монолога Кейна: Как всякий хороший ученый… Порез на бедре Берна… Как он стал предсказуем.

«Тот, кто живет мечом, от ножа погибнет. Можешь считать это пророчеством».

Картинка на экране застывает, и на ее фоне ведущий и эксперт ведут длительную дискуссию о магических приращениях физической силы и рефлексов воина, о любопытном эффекте Защиты Берна, шутливо спорят, то ли Кейн поразительно нагл, то ли невероятно глуп, раз решился напасть на заведомо превосходящего его противника.

– Последняя информация о передвижениях Кейна такова: он ранен, его преследуют на улицах города Чужих – гетто недочеловеков Анханы, куда входит и квартал красных фонарей столицы. Студийные аналитики предполагают, что он попытается пройти по мосту Рыцарей в Старый город, чтобы найти убежище в Монастырском посольстве.

– Это интересный выбор, Джед.

– Видишь ли, Бронсон, у Кейна есть Право на Убежище, ведь формально он все еще подданный Монастырей, хотя и не монах.

– Но разве они могут защитить его от Империи?

– Все зависит от настойчивости Анханы. Как тебе известно, Кейну пока не удалось выяснить, почему за его поимку назначена награда. Однако рискну утверждать, что анхананцы не станут разрешать силой столь незначительное противоречие с Монастырями. Такое уже случалось и раньше, и результат всегда был один: Анхана одерживала кратковременный успех, а затем ее ждала сокрушительная катастрофа. Как наверняка помнят верные поклонники Кейна, во многих его Приключениях сюжетообразующим фактором становилась жажда мести Монастырей тем, кто по глупости или жадности осмелился покуситься на их суверенитет. И каждый раз они придерживались одной и той же стратегии – сначала делали вид, будто уступают силе, а потом неизменно навлекали страшную кару на врага. Причем так они поступали с любыми врагами, а уж анхананцы, на чьей территории монастырская братия веками чувствовала себя как дома, усвоили этот урок тяжким и кровавым путем. Вот почему я думаю, что правители нынешней Империи не решатся из-за такой мелочи, как Кейн, подвергнуть риску добрые отношения с Монастырями.

Ведущий отвечает эксперту профессиональной усмешкой и встречным вопросом:

– То есть монахи Надземного мира – это не наши мирные братья францисканцы, которые ухаживают за своими садами и помогают выхаживать больных?

– Нет, Бронсон, конечно нет. – Ответный смешок, такой же отполированный и вышколенный. – Хотя Монастыри Надземного мира и составляют «нацию без границ», подобно католической Церкви Европы тысячу лет назад, к религии они имеют опосредованное отношение. «Монастыри» – это наш аналог вестерлингского Храстиханолийра, что более точно можно перевести как «Крепость человеческого будущего». Монастыри – это центры учености, где получают образование отпрыски элиты, а также тех Простолюдинов, которые в состоянии за это заплатить. Цель Монастырей – распространять в обществе философию братства людей и всего в таком духе. На первый взгляд глубоко мирная проповедь, но все оказывается совсем не так, если вспомнить, что они проповедуют братство именно людей в мире, где обитают не менее семи разумных антропоморфных видов и еще около дюжины разумных, но не антропоморфных. В Монастырях обучают сложнейшим видам боевых искусств, а некоторые из них славятся своими школами магии. Монахи не чураются политики, более того, они не прочь приложить руку к свержению любого правительства, которое считают препятствием к достижению своих долговременных целей, то есть к выживанию и доминированию в их мире одного-единственного вида – человека. Хороший тому пример мы видели два или три года назад в последнем по времени Приключении Кейна – оно называлось «Слуга Империи», и в нем Кейн по наущению Совета Братьев убивал принца-регента Тоа-Фелатона…

Я отказываюсь от предложенного мне кресла-каталки, хотя из-за пробега по мосту Рыцарей, где мне приходилось поминутно увертываться от стрел гарнизона, у меня снова открылось кровотечение, так что теперь на каждом шагу в левом сапоге у меня хлюпает, и я оставляю кровавые отпечатки на земле. Глупо, наверное, но лучше уж хромать следом за озадаченным послушником в госпиталь на своих двоих, чем с комфортом ехать, сидя на заднице, но зато отдав контроль за своим передвижением в чужие руки.

Я иду, хватаясь рукой за резную деревянную обшивку, это позволяет мне не упасть во время очередного приступа головокружения, которые накатывают все чаще, а к тому же идти по деревянному полу и не пачкать кровавыми следами роскошное ковровое покрытие из Ч’рранти, закрывающее всю середину коридора.

Навстречу нам плотным потоком двигаются братья, послушники и ученики, они спешат на ужин. Все они с любопытством провожают меня взглядами. Монастырское посольство Анханы регулярно оказывает медицинскую помощь всем нуждающимся, так что хромающий окровавленный человек в его коридорах – не редкость и, по идее, не должен привлекать особого внимания. Вопрос в том, как много из тех, что попались мне навстречу, знают, кто я…

Внизу, под тяжелыми сводами расположенного в полуподвале госпиталя, брат целитель таращит на меня глаза, когда я выдыхаю свое имя:

– Кейн из Твердыни Гартана.

– Бог ты мой, – выговаривает он и в смятении поджимает губы. – О мой бог. Посол, наверное…

– Я требую убежища. Я – Гражданин Человечества и Слуга Будущего. Я не нарушал клятвы и не преступал закона. По закону и по обычаю я имею Право на Убежище.

Но брат целитель глядит на меня сердито:

– Я не уверен, что…

– Не болтай чепухи. Ты прекрасно знаешь, кто я. Чего еще тебе надо? Тайного рукопожатия?

На его лице крупными буквами написано: без разрешения посла пальцем о палец не ударю. Вообще-то, он предпочел бы, чтобы меня сию секунду хватил удар и я умер бы у него на глазах раньше, чем он даст мне ответ. Но я изобразил требуемое рукопожатие и тем не оставил ему выбора: он знал закон.

– Добро пожаловать, Кейн из Твердыни Гартана, – кисло сказал он. – Братья твои примут тебя в свои объятия, и тебе нет нужды бояться сильных мира сего. Здесь ты обрел Убежище.

– Класс. Кто здесь сегодня дежурный, кто заштопает мне ногу?

– Вооруженное нападение или несчастный случай?

– Нападение. Эй, – доходит вдруг до меня, – у вас сегодня что, день Криллиана?

Он кивает, еще сильнее поджав губы, так что его рот превращается в узкую полоску.

– Криллиан помогает страждущим три дня в неделю в качестве покаяния за мелкую провинность. Келья номер три. Погрузись в медитацию и жди, пока он тебя вызовет.

– Как скажешь.

Хромая, я отправляюсь на поиски третьей кельи. Вдоль стен на деревянных скамьях сидят люди – больные, с переломами, они ждут своей очереди и провожают меня отнюдь не дружелюбными взглядами. Ну и пусть – вреда мне от них столько же, как от дождя в теплый летний день.

Дохромав до нужного мне ответвления коридора, я на секунду задерживаюсь на углу возле подставки для свечей, беру одну – она уже с подсвечником, снабженным овальным экраном от ветра, – зажигаю ее от горящей поблизости лампы и окунаюсь во тьму нового коридора.

Коридоры и кельи всех Монастырей в мире лишены не только освещения, но зачастую и окон. Каждый монах сам должен нести свой свет, и в этом есть глубокий символический смысл: каждый сам борется с тьмой, не полагаясь на усилия других. Символы, сплошь символы, призванные на каждом шагу напоминать нам о нашей Священной Миссии.