Герои умирают - Стовер Мэтью Вудринг - Страница 130

Кольберг хихикал, наблюдая, как Кейн пробирается по охваченным мятежом улицам. Вся его нервозность, вся горькая решимость уничтожить Кейна во что бы то ни стало, даже присутствие соцполов, которое до сих пор непрестанно действовало ему на нервы, – все было забыто. На его глазах рождалось непревзойденное Приключение, и это было главное.

В ту ночь в Старом городе не было ни одного уголка, где бы царил покой; отовсюду неслись крики, всюду дрались, где-то звенело стекло, билась посуда. Уж кто-кто, а Кейн умеет заварить кашу – если подумать, то это и есть его главный талант. Вот он обогнул фасад какого-то магазина, в котором засел взвод регулярной пехоты, отбивая натиск толпы из нескольких десятков горожан, вооруженных булыжниками; прямо на глазах у Кейна кто-то из толпы поджег и этот дом.

Скользнув в ближайший туалет, где спугнул схоронившегося во тьме горожанина, Кейн сильным боковым ударом снес с петель дверь служебной шахты и скользнул по металлической лестнице вниз. Дверь у ее основания вела в пещеры под городом. Порывшись в кармане, Кейн нашел зажигалку Кирендаль; ее дрожащего огонька хватало, чтобы уверенно идти вперед.

На ходу он объяснял зрителям, что происходило в те моменты, когда они его не видели. Рассказ был хорош, мастерски выстроен, как всегда, однако что-то в нем было не совсем так, какая-то нота не давала Кольбергу покоя. Он даже подался вперед и слегка наклонил голову, как спаниель, который прислушивается к новым звукам. Что же это такое, легкое напряжение, даже неестественность… а-а-а, так вот оно что.

Кольберг улыбнулся с удовлетворением. Кейн контролирует свой монолог. Вот в чем причина. То есть он сознательно подбирает слова, чтобы не сказать ненароком что-нибудь лишнее, могущее вызвать неоднозначные трактовки, отсюда и отсутствие привычной текучести речи, построенной словно по методу свободных ассоциаций.

Кольберг улыбался, несмотря на то что осторожность Кейна снижала качество развлечения; улыбался тому, что все же запугал строптивого Актера. «Но может быть, он просто скрывает что-то еще», – вдруг мелькнула у Администратора невесть откуда взявшаяся мысль. Скрывает? Что еще он может скрывать? И Кольберг опять улыбнулся: ничего Кейн не скрывает, просто он, Кольберг, перфекционист, вот и придумывает себе разные ужасы.

Тут и там на разном расстоянии от себя Кейн видел отблески пламени костров, отраженные в каменных поверхностях стен. Несколько таких мест он обошел, не приближаясь к ним: оттуда доносились голоса и журчание воды, которая сочилась через песчаник и стекала в небольшие озерца внизу. Еще мимо пары таких мест он прополз – не рискнул обходить их боковыми коридорами, в которых боялся заблудиться. Он знал: стоит сделать один неверный шаг в этом трехмерном подземном лабиринте, и дорогу обратно придется искать несколько часов, а то и дней. Наконец ему попался костерок, к которому он подошел открыто. Трое мужчин, похожие на нищих, и еще один, в кольчуге Рыцаря Арго, грелись у небольшого огонька, разведенного прямо на голой каменной плите.

Люди нисколько не обеспокоились появлением Кейна. Он назвал себя и обменялся с ними короткими опознавательными сигналами, а они спокойно кивнули ему: мол, проходи. Он бросил на ходу:

– За мной могут идти чужие. Берегитесь. Может, вам даже лучше смыться.

Рыцарь легко поднялся на ноги, с уверенностью положил руку на рукоять меча:

– Остановить их?

– Нет. Просто не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал. Так что смотрите в оба глаза, и все.

И он ушел; неподалеку был вход в служебную шахту говночистов, и он скользнул туда, поднялся наверх и через очередной туалет выбрался на освещенную заревом костров ночную улицу Промышленного парка.

Держась подвижных сине-черных теней, он шел со всей возможной быстротой. Улицы то были совершенно пустынны, то вдруг наполнялись криками, борьбой, толпами грабителей. У входа в переулок, куда он хотел нырнуть, перед ним выросли двое с мечами и потребовали:

– Назовись!

– В смысле?

Острие меча закачалось в опасной близости от его открытого горла.

– Ты за Императора или за проклятых Актири?

– Лоялисты, значит? Тяжелая ночка вам выпала, ребятки!

Пока те пытались решить, к какому из двух лагерей это позволяет им отнести Кейна, он подался вперед, схватил ближнего за запястье и вывернул его так, что тот сам выронил меч. Поскольку вес тела Кейна все равно уже сместился в сторону от центра, он ударом пятки в челюсть пресек крики второго. Позволяя силе удара увлечь себя вперед, он описал в воздухе небольшую окружность, к завершению которой меч первого лоялиста плашмя ударил того по голове.

– Ха, – сказал Кейн. – Неплохо.

Не выпуская меча из рук, он нырнул в темный переулок раньше, чем поверженные лоялисты успели перевести дух и взмолиться о пощаде.

Он еще попетлял по улицам, старательно избегая любых толп и возможных стычек, пока наконец не вышел к большому многоквартирному дому, в окнах которого не было света. Дом показался Кольбергу знакомым. Быстрого взгляда на строчку телеметрии хватило ему, чтобы понять: Кейн прибыл в конечную точку своего маршрута – выработка адреналина в его организме достигла пиковых значений, пульс подбирался к красной черте. Дверь дома висела на одной петле. Кейн вошел внутрь и взлетел на два темных лестничных пролета.

На площадке он шепотом повторил опознавательный сигнал, которым уже обменивался с Подданными в пещерах, и получил тихий ответ. Шагнув в какую-то дверь, он оказался в прихожей, где стояли два Рыцаря.

– Меня послал величество. Он хочет, чтобы вы оба немедленно вернулись на стадион.

Рыцари обменялись растерянными взглядами.

– Я, это, не знаю, – заговорил один. – Мы должны быть здесь, пока величество лично не скажет нам уходить, понятно?

– Он немного занят сейчас. Вы что, не заметили?

– Извини, Барон, – добавил второй. – Он нам ясно сказал.

Кейн вздохнул и развел руки, как будто сдаваясь:

– Ладно. Дело вот в чем. Мне надо переговорить с тем парнем, Ламораком. Разговор будет такой, что вам лучше при нем не присутствовать, сечете? Так что топайте на стадион и прикиньтесь, что поверили моему сообщению. Величество вас простит.

– Но… но как же…

– Я вам говорю: величество простит. Он же не ждет, что вы расстанетесь здесь с жизнью, не требует этого от вас, – ответил Кейн, выразительно подрагивая в воздухе обнаженным мечом. Помедлил с минуту, ожидая, когда до его собеседников окончательно дойдет. – Ну как, усекли?

Те снова переглянулись, видимо приходя к согласию, что лучше молча сделать отсюда ноги, но Кольберг уже не следил за происходящим.

«Ламорак, – думал он, сохраняя полное спокойствие, которому сам же попутно удивился. – Значит, это безопасный дом в Промышленном парке».

Он сжал руку в кулак и занес его над тревожной красной кнопкой: нижняя часть его дряблого кулака зловеще заалела.

«Одной проговорки хватит, Кейн. Всего одной – и не обязательно от тебя. Пусть Ламорак только намекнет на признание, и мой кулак падет, как млат Господень».

Его губы цвета сырой печенки задергались, предвкушая, а сам он заворочался в кресле, пытаясь занять удобное положение, но не смог – что-то мешало. У него все зудело, так, словно муравьи ползли по коже; а еще он не мог расслабить плечи или унять лихорадочный стук сердца.

«Надо еще немного потерпеть, – уговаривал он себя. – Теперь уже немного осталось».

Когда я открываю дверь, он сидит на стуле у окна и смотрит вдаль, отблески зарева над городом Чужих пляшут по его избитому лицу. Он вздрагивает и начинает вставать, но я одним прыжком пересекаю всю комнату и делаю в его сторону выпад мечом, так что острие застывает в полудюйме от его горла. Он замирает, едва начав подниматься со стула. Значит, сломанная нога уже ему служит.

– Молчи, – говорю я ему тихо. – Я здесь не затем, чтобы причинить тебе боль.

Медленно он перемещает вес тела на руки и снова садится. Кто-то из Подданных заботливо подвязал ему сломанную челюсть платком, затянув узел на макушке: так в мультфильмах показывают мальчишек с зубной болью.