Ода Смятения (СИ) - Злобин Михаил - Страница 29
- Предыдущая
- 29/50
- Следующая
— Зачем? — спросил я.
— Не знаю, — колыхнулась зелёная шевелюра Гесперии. — Ризант был очень красивым мальчиком. А я, как создание природы, восхищаюсь всеми её прекрасными творениями. Кроме того, мне было любопытно, почему этот маленький человек ведёт себя иначе. Почему он с таким трепетом относится к растениям. Когда я возникла перед ним, Риз не испугался. Скорее смутился. Он спросил меня: «Ты тоже здесь прячешься от всех?» А я не могла ответить, поскольку тонула в грусти, плещущейся в глубине его желтых глаз. Я ушла, не вымолвив ни слова. Но с того самого дня Ризант стал чаще обычного приходить на то место. Представляешь, Александр, он носил мне хлеб и оставлял там, чтобы я поела.
— Наверное, Ризант думал, что ты живёшь в том саду как узница, — предположил я.
Гесперия прижала камень крови плотнее и погладила его чёрный покатый бок.
— Как бы там ни было, но однажды я не выдержала и снова явилась Ризу. Я спросила, зачем он закопал цветы тогда. А мальчик ответил: «Потому что они умерли». И мне стало ясно, что Ризант таким образом заполнял одолевающее его одиночество. Для него растения заменили друзей, которых ему так не хватало среди людей. Соплеменники над ним издевались, насмехались, дразнили. А цветы — слушали и сочувствовали. Он даже давал им имена. Смешные и глупые, но настоящие. Кустистый репейник он звал Колючкой-ворчуном. Крапиву — Врединой. А дикую розу — Ваше Величество. Мальчик по-своему любил всех их. Желая немного скрасить страдания Риза, я предложила ему обучиться языку растений. И тот с радостью согласился. Мы днями напролёт слушали, о чём шептались одуванчики на ветру и как старые дубы жаловались на неугомонных птиц в своих густых кронах. Взамен Ризант рассказывал мне о человеческом обществе. В такие моменты я сочувствовала мальчику сильнее обычного. Мы оба с ним ненавидели людей. Вот только я жила в своём собственном уединении, а он был частью того мира, который его отвергал. Риз часто грозился отомстить всем, кто его обижал. А я смеялась над этой злостью, называя её щенячьим рыком. В шутку я Ризанта называла Ёжиком — шуму много, а колючки мягкие. Ох, как же он на меня за это обижался…
Гесперия немного помолчала, слепо глядя куда-то перед собой. А я не торопил её, целиком погрузившись в её размеренную историю.
— Потом Ризант стал взрослеть, — продолжила дриада. — Часто он появлялся, источая запах перебродившего виноградного или яблочного сока. Вёл себя он в такие моменты странно, не как обычно. И мне это не нравилось. Я говорила об этом, но Риз только отмахивался, считая, будто я не понимаю его. Тогда я перестала приходить к нему, когда он был пьян. Однажды Ризант снова стал звать меня, будучи во хмелю. Судя по виду, ему в очередной раз досталось от кого-то из соплеменников. Одежда юноши была порвана, а сам он перемазан засохшей кровью. Но я всё равно не показалась. Тогда он рассвирепел. Кричал, что я такая же, как люди, которые не желают принимать его. И в порыве гнева Ризант сломал молодое ни в чём не виноватое деревце. Оно просто подвернулось ему под руку. Тогда разозлилась уже я. Появилась и сказала, что он сам не отличается от тех, кого ненавидит, если делает такое. Помню, как Риз оторопел от моего обвинения. Посмотрел на меня так, будто я его ударила. Затем он схватил обломок ветки и стал острым краем раздирать кожу на лица, словно бы пытался снять её. И кричал: «Я не такой как они!» Мне стоило больших трудов успокоить его…
— И как же ты это сделала? — поинтересовался я, представляя болтающегося над землей полукровку, увитого гибкими побегами плюща.
— Обняла и поцеловала, — грустно улыбнулась Гесперия. — Как ты понимаешь, Александр, для меня этот жест ничего не значил. Первородные духи безразличны к таким эмоциональным ритуалам людей. Они для нас кажутся странными и непонятными. Мы проявляем привязанности совершенно иначе. Но в них нуждался Ризант. И я просто объяснила на знакомом ему языке, что он дорог. Это странно, но мне даже понравилось. С того самого дня наши отношения преобразились, и я вдруг осознала, что передо мной больше не тот желтоглазый мальчик, который убегал жаловаться цветам на свою жизнь. Совершенно незаметно для меня он превратился во взрослого мужчину, которого медленно, но верно убивало одиночество. Я стала единственной, кто понимал и принимал его…
Гесперия рассказывала истории про молодого нор Адамастро до самой ночи. О том, как он украл зеркальце у сестры и учил дриаду пускать солнечных зайчиков. Как хвастался своим умением плавать и едва не утоп в лесном озере. Как он, будучи маленьким, врал, что не боится темноты, но дрожал, как осиновый лист под густыми кронами ночного леса. Хозяйке лесов приходилось напускать светлячков, чтобы разгонять мрак. Как Риз пытался научить Гесперию человеческим танцам, но неуклюже споткнулся об корни и улетел с головой в колючий терновник.
Иногда первородный дух смеялась, но чаще роняла густые смолянистые слёзы. А я рассказывал ей, что думал в тот или иной момент Риз, если какой-то эпизод отзывался в памяти.
Эти странные поминки настоящего Ризанта нор Адамастро закончились лишь тогда, когда в сад вышли Велайд и Насшафа. Они, завидев мой силуэт, окликнули меня и призывно помахали. Дриаду тотчас же сдуло, будто ветром. Лишь крона старой груши прошептала на прощание: «Спасибо за всё, Александр. Пожалуйста, навещай меня чаще…»
— Эй, Риз, ты куда пропал? Мы себе места не находим от волнения! — сразу же наехал на меня Велайд.
— Просто сижу, — безразлично пожал я плечами. — На свежем воздухе думается легче.
— С кем ты раз-зговаривал? — подозрительно глянула на меня Насшафа. — Я с-с-слышала голоса…
— Ни с кем. Тут не было других людей, кроме меня, — соврал я и, одновременно с этим, сказал чистую правду.
— Брат, пойдём в дом. Матушка за тебя волнуется.
Нор Адамастро третий протянул мне руку, и я принял её, хотя уже давно мог подниматься на ноги без посторонней помощи. Ну и что? Пусть Велайд тоже почувствует, что я в нём нуждаюсь. Раньше я не стал бы демонстрировать слабость. Но теперь я знаю — рядом со мной есть люди, которые меня за это не осудят…
День рождения — сколько радости и счастья в этом словосочетании для ребёнка, объятого лаской и заботой. И сколько мороки для родителя, который обязан организовать весь праздник. К моему величайшему счастью, роль такого родителя взяла на себя Илисия. Она позаботилась о каждой мелочи, начиная от цвета конвертов с приглашениями и заканчивая наймом музыкантов. Конечно, я тоже принимал во всём этом участие, но не столь деятельное. От меня требовалось только согласовать списки гостей, их рассадку на самом торжестве, ну и по верхам пробежаться по церемониальной части.
Заключительный пункт повестки, кстати, для меня стал самым сложным. Сам я частенько пренебрегал подобными официальными мероприятиями. А последний день рождения Ризанта, который устраивался согласно всем правилам и традициям, был аж десять лет назад. Тогда юному нор Адамастро исполнялось четырнадцать, что по здешним меркам считалось переходом в мужскую пору и было важным знаковым событием. Но сразу после этого пубертат окончательно испортил отношения Одиона и старшего сына. Поэтому каждый год на свой праздник Риз демонстративно покидал круг семьи и упивался до состояния овоща где-нибудь в кабаках.
Так что мне, дабы не ударить в грязь лицом перед уважаемой публикой, приходилось тратить много времени, запоминая кучу всяческой ерунды. Как сидеть, как стоять, где должны находиться руки, насколько низко нужно кланяться тому или иному гостю, что делать, если я хочу взять слово, да и боги ещё ведают что! Но для Илисии каждая такая мелочь была архиважной. И за любой промах или недочёт она могла мне выкатить полуторачасовую лекцию, щедро сдобренную нотациями. Как, например, сейчас…
— Мой экселенс, гости прибудут к полудню, а вы ещё не одеты должным образом, — укорила меня мачеха подчёркнуто официальным тоном. — Знаете, даже ваш отец никогда себе подобного не позволял. Он крайне щепетильно относился к своему общественному образу и не допускал, чтобы…
- Предыдущая
- 29/50
- Следующая