Я инвалид попал в мир магии и меча. Том 1 (СИ) - "Prosto" - Страница 14

Я сидел на крыльце нашего дома, глядя, как солнце опускается за верхушки деревьев, окрашивая небо в цвета плавленого золота и крови. Тело гудело после очередной тренировки с Каэланом. Мышцы горели приятной усталостью. День был прожит правильно. Но душа была беспокойна.

Я смотрел на свои руки. Ладони восьмилетнего мальчика, покрытые сетью твердых мозолей. Эти руки уже умели держать меч. Эти руки умели вызывать огонь. Они были инструментами силы, инструментами выживания. Но глядя на них, я думал не о будущем, а о прошлом.

Внезапно, с пронзительной ясностью, я вспомнил другие свои руки. Бледные, слабые, с тонкими пальцами, которые не знали ничего тяжелее пульта от телевизора или компьютерной мыши. И я вспомнил то фантомное, давно забытое чувство мертвых ног. Пустоту ниже пояса. Холодный металл инвалидного кресла, который был моим вечным спутником, моей тюрьмой.

Воспоминания нахлынули без моего разрешения. День рождения. Мне тогда исполнилось пятнадцать. Я сидел в своей комнате целый день, глядя на дверь. Ждал. Но никто не вошел. Я слышал, как в гостиной смеются мои старые родители, смотря какую-то комедию. Они не были злыми. Они просто... устали. Устали от сына-калеки, от несбывшихся надежд, от чувства вины. Я перестал быть для них человеком. Я стал обязанностью, которую они исполняли все более небрежно. Они забыли.

И в этом не было трагедии крика. Была лишь тихая, удушающая трагедия забвения.

Из дома вышла мама. Она несла мне кружку теплого молока с медом. Ее движения были уже не такими легкими, как раньше. Она двигалась осторожно, бережно неся не только кружку, но и новую жизнь внутри себя.

— Ты чего застыл, совенок? — мягко спросила она, садясь рядом. — Замерз, небось?

Она протянула мне молоко. Я взял кружку, и наши пальцы соприкоснулись. Ее рука была теплой, настоящей. Я посмотрел на ее лицо, на котором пролегли новые морщинки усталости, но глаза светились таким тихим, безмятежным счастьем. Я вспомнил, как отец вчера, думая, что я сплю, встал ночью и укрыл меня одеялом, которое я скинул во сне. Он ничего не сказал, просто постоял мгновение и вышел.

Простые, будничные жесты. Незаметные проявления любви. То, чего я был лишен целую вечность. То, что я получил здесь сполна.

Я сделал глоток молока. Оно было сладким, пахло домом, заботой. И на фоне этой простой, земной теплоты, фигура Системы, давшей мне все это, показалась мне еще более непостижимой.

«Кто ты? — мысленно спросил я у пустоты, в которой иногда вспыхивали синие экраны интерфейса. — Безразличный бог? Всемогущий экспериментатор? Демон, играющий со сломанными душами? Ты вырвал меня из тихого ада апатии и бросил в жестокий мир, где в любой момент меня может убить гоблин или наемник. Ты дал мне тело, способное чувствовать боль так же остро, как и силу. Зачем? Какова цена этого дара?»

Ответа не было. Никогда не было. Система была идеальным инструментом, но молчаливым партнером. Она давала возможности, но не давала объяснений.

Но глядя на силуэт матери на фоне заката, я понял, что мне и не нужны объяснения. Какова бы ни была цена, я уже согласился ее заплатить. Потому что награда была несоизмеримо выше.

Награда — это тепло ее руки. Это молчаливая гордость в глазах отца. Это глухой стук новой жизни, обещающей будущее.

В прошлой жизни меня забыли. Я был ошибкой, статистической погрешностью, о которой проще было не вспоминать. В этой жизни я стану тем, кого невозможно будет игнорировать. Я стану их опорой. Их крепостью. Их щитом.

Даже если для этого мне придется стать мечом, направленным против всего остального мира.

Я допил молоко. Внутри разлилось тепло. Тревога ушла, сменившись холодной, как сталь моего меча, решимостью. Впереди была работа. Много работы.

День начался с иллюзии. Сладкой, ядовитой иллюзии мира и порядка. Утреннее солнце пронзало туман золотыми копьями, в воздухе пахло росой и влажной землей. Мы с Каэланом стояли на нашем обычном месте у старой мельницы. Мой короткий меч, подарок отца, казался продолжением моей руки. Последние месяцы тренировок превратили наши спарринги из урока в диалог, где каждый из нас говорил на языке стали.

— Дыхание, — ровным голосом произнес Каэлан, отражая мою атаку с такой легкой небрежностью, что это одновременно восхищало и злило. — Ты все еще задерживаешь его в момент удара. Враг это услышит. Дыши ровно. Пусть твой клинок станет частью твоего вдоха и выдоха.

Он усилил напор. Его деревянный тренировочный меч засвистел в воздухе, обрушивая на меня град ударов. Я отступал, парируя, чувствуя, как сладко гудят натруженные мышцы. Мой мир сузился до его клинка и ответных движений моего собственного. Я видел брешь в его защите — на долю секунды после его финта он открывал левый бок. Это была ловушка, я знал. Он проверял меня.

И я поддался. Я влил крошечную, драгоценную каплю своего «духа» в ноги.

Мир смазался. Я рванулся в сторону, уходя от ложного выпада, и нанес укол в ту самую открывшуюся брешь. Мой клинок почти коснулся его бока, когда его меч, двигаясь с невозможной скоростью, уже был там, блокируя мой удар.

— Неплохо, — в глазах Каэлана промелькнуло одобрение. — Очень неплохо, Кайл. Ты использовал скорость, чтобы обойти ловушку, а не попасться в нее. Но твое усиление… оно все еще как крик. А должно быть как шепот. Едва слышное, но смертельное…

Он не успел договорить.

Звук пришел первым. Низкий, утробный гул, от которого земля под ногами завибрировала. А следом — взрыв. Не просто хлопок, а оглушительный, разрывающий небеса РЕВ. Воздушная волна ударила нас, как невидимая стена, заставив пошатнуться. Я увидел, как с деревьев в панике взметнулись птицы.

А потом, из центра деревни, оттуда, где стояла кузница, в чистое утреннее небо поднялся уродливый, жирный столб черного дыма. И вместе с ним до нас донесся другой звук. Звук, который я буду слышать в своих кошмарах до конца жизни. Это был слитный, многоголосый крик ужаса, боли и отчаяния.

На лице Каэлана за одну секунду учитель сменился зверем. Маска спокойствия слетела, обнажив оскал ветерана, почуявшего запах крови.

— ДОМОЙ! БЕГОМ! — его рев был страшнее взрыва.

Мы сорвались с места. Я никогда в жизни так не бежал. Страх придавал мне сил, гнал вперед, а в голове билась одна мысль: «Мама… папа…».

Мы ворвались в деревню. И попали в ад.

Это не было похоже на тот бой с гоблинами. То была быстрая, профессиональная зачистка. Это же была вакханалия. Бойня ради бойни. Дом старосты, где прогремел взрыв, превратился в дымящуюся яму. Вокруг, на утоптанной площади, бесновались они. Наемники. Десятки. В грязных доспехах, с безумными, налитыми кровью глазами. Они не грабили. Они уничтожали.

Я видел, как огромный бородатый наемник, Гуннар, выломал дверь в дом пекаря. Его хохот смешивался с пронзительным женским визгом. Видел, как двое других тащили по земле жену кузнеца, разрывая на ней одежду. Ее глаза были пустыми от ужаса. Она даже не кричала.

Дома горели. Из окон вырывались языки пламени, жадно пожирая сухое дерево. Воздух наполнился запахом гари, крови и невыносимого страха.

Наши стражники дрались, как львы в клетке. Гром, могучий Гром, стоял посреди площади, прикрывая щитом группу детей, пытавшихся добежать до караулки. Его топор взлетал и опускался, круша черепа и кости. Кровь заливала его лицо, но он ревел и дрался. Эйдан и молодой Пит отчаянно защищали вход в караулку, их клинки мелькали в смертельном танце. Но врагов было слишком много. На каждого из них приходилось по трое, по четверо.

— ЗА АРНОР! ЗА КЛЕНОВЫЙ ЛОГ! — взревел Каэлан, и его тело вспыхнуло мощным сиянием «Усиления». Он был подобен шаровой молнии, врезавшейся в толпу наемников.

Я бежал за ним, мой маленький меч казался былинкой в этом урагане стали. Мой квест «Щит Семьи» полыхал в сознании, выжигая страх. Я видел только одну цель — наш дом на другом конце деревни.