Глаз идола (сборник) - Блэйлок Джеймс - Страница 50

Элис очень спокойно попросила Джона оказать нам еще одну услугу. Она даже сумела улыбнуться мальчугану, уставившемуся на мое окровавленное пальто с немым вопросом. После нашего отъезда, объяснила Джону Элис, ему следует отыскать констебля и рассказать, что, прогуливаясь неподалеку, он увидел, как кто-то выскочил из дома Помазка, причем дверь была окончательно сорвана с петель, и побежал вниз по склону холма. Она вложила монету в ладонь мальчика, и тот кивнул в знак согласия.

Мы втроем уселись в карету с тем же нетерпением, с каким нас дожидался кучер. Наши дела в Блэкбойсе подошли к концу. Власти обнаружат оставшуюся воровскую добычу прежде, чем кто-то еще додумается ограбить хижину. Когда здравомыслие вернется в Хитфилд, а это, видимо, уже произошло, жертвы Помазка смогут по крайней мере вернуть утраченное.

Итак, мы забрались в пустую карету, — она закачалась, словно на волне, когда в нее поднялся Табби. Кучер прикрикнул на лошадей, и экипаж, стуча и скрипя, тронулся к дороге на Дикер. Луна стояла высоко, лес вдоль дороги полнился серебристым сиянием, и свежий ветер раскачивал ветви деревьев.

Сент-Ив очнулся внезапно, придя в полное сознание, но без единой идеи о том, где он находился минутой раньше. Теперь он лежал на спине в движущемся фургоне, пропахшем сеном, и с определенным удобством покоился в этой субстанции, вглядываясь в тусклый свет, проникавший сквозь туго натянутый холст. Руки и ноги его были связаны, хотя веревка соединяла лодыжки так, что он мог бы ковылять, будь у него для этого место. Он мог припомнить схватку в Хитфилде, побег Элис, но почти ничего после этого, кроме сомнительного воспоминания о встрече с королевой, принявшей облик исполинской галки, увенчанной высокой золотой короной. Другие образы проносились в его сознании: поездка в Суррей в тележке, запряженной свиньей, полет над Лондоном верхом на гигантском снаряде, выпущенном из пушки в день Гая Фокса, спуск в бездны ада, где он вел долгие разговоры с унылым дьяволом, очень похожим на него самого. Он знал, что сходит с ума и что сейчас он в руках врагов, но сколько это продолжалось, часы или дни, сказать не мог. Не мог он сказать и того, в каком направлении движется фургон; только то, что двигались они с умеренной скоростью, подпрыгивая и сотрясаясь на ухабах дороги.

Через некоторое время возница натянул вожжи, и лошади встали. Сент-Ив закрыл глаза, притворившись спящим. Дверца фургона откинулась, и ночной ветер закружился вокруг него, а с ним пришел и свистящий звук отдернутого брезента. Фургон осел на рессорах, когда кто-то забрался внутрь, потом донесся острый запах нашатыря, сунутого ему под нос, и глаза рывком открылись против его воли. Голос произнес: «Это взбодрит нашего профессорчика». Его тут же выволокли через заднюю стенку повозки и, всё еще связанного, швырнули наземь.

Минуту он так и лежал, ожидая пинков, но мужчины — Сэм Бёрк Коробейник и второй, с рукой на перевязи, — отошли и предоставили его собственной судьбе. Сев, Сент-Ив возблагодарил ее за счастье дышать свежим ночным воздухом и глянул сквозь деревья на луну, стоявшую на якоре среди флотилии звезд, что подсказало ему — они едут на юг. «Бичи-Хед», — подумал он, учуяв теперь запах моря в дуновении ветра. Однако они были не на дороге к Дикеру, а на чем-то вроде широкой тропы через лес, чуть шире фургона.

Неподалеку на небольшой поляне его сопровождающие установили небольшой столик, а рядом «волшебную печь Сойера» с зажженным фитилем. Коробейник налил в котелок воды и поставил на огонь, а затем достал из корзинки свечи, чайник и чашки, каравай хлеба и кусок чего-то похожего на фермерский чеддер; всё извлеченное он сгрузил на столик и аккуратно расставил, словно испытывая от этого особое удовольствие. Зажег свечи и удовлетворенно кивнул.

Однорукий насмешливо оскалился.

— Можно подумать, что ты паршивый содомит, глядя на твои утонченные манеры, Коробейник, — сказал он.

— Это называется цивилизованность, мистер Гудсон, — ответил ему Коробейник. — Моя старушка-мать была очень строга насчет сервировки чая. Она считала, что наше происхождение ведется от ангелов, а не от грязных обезьян, как тщатся доказать некоторые ученые. «Я на стороне ангелов», — говаривала она, суетясь с чайником. Конечно, ей не выпало удовольствия знать вас, мистер Гудсон. Вы бы заставили ее изменить свое мнение. Чашечку чая, профессор Сент-Ив? Прошу прощения, что предложил не сразу, но вы должны сделать скидку на наши непростые обстоятельства.

Сент-Ив не счел нужным отвечать.

— Ах, я и забыл, что вы связаны по рукам и ногам, профессор. Как тут удержишь чайную чашечку. Нам следует развязать руки нашему пленнику, мистер Гудсон. Однако сперва набросьте ему петлю на шею. Тогда вы сможете отвести его в лес, чтобы он там облегчился в безводном клозете матушки-природы. Чай заварится к вашему возвращению. Мы дадим профессору нечто более укрепляющее — может, стаканчик взбадривающего бренди.

— Пусть твоя старая мамаша ведет его в лес, — ответил Коробейнику Гудсон, выплевывая каждое слово.

Затем он перешагнул через низенький столик, схватил круг сыра, откусил здоровенный кусок, выплюнул его себе в руку и бросил сыр обратно. Встав рядом, он принялся жевать, будто корова, разглядывая Коробейника, который спокойно достал из кармана большой складной нож, открыл и, срезав обгрызенный край, отшвырнул его в сторону. Затем подбросил нож в воздух; клинок сверкнул в лунном свете и вонзился в столешницу, задрожав.

— Доктор обязательно оценит ваше сотрудничество, мистер Гудсон, уж это непременно. Он щедрый человек, наш доктор, щедрый. Никого нет щедрее, когда работа сделана хорошо, — Коробейник пристально глядел на Гудсона, явно обдумывавшего свое поведение. Через секунду, заглотив пережеванное, громила с недовольным видом залез в фургон и вытащил кусок веревки; одна его рука по-прежнему болталась на перевязи. Он неуклюже сложил скользящую петлю, подошел к Сент-Иву и, накинув веревку ему на шею, затянул потуже. Теперь пришел черед рук — Гудсон развязал их, пронзая пленника мрачным взглядом.

— Встал и пошел, парень, — велел он, натягивая веревку, и Сент-Иву пришлось кое-как подняться на ноги, чтобы не быть задушенным. Он раздумывал, как бы ловчее отблагодарить наемников Нарбондо коротким броском в лес. Сент-Ив покосился на Гудсона, стараясь оценить, удастся ли повалить громилу, причинив ему как можно больший урон, прежде чем Коробейник вмешается в схватку. Похоже, вряд ли — Гудсон несколько раз намотал веревку на здоровую руку и, без сомнения, удержал бы пленника на поводке, крепко затянув петлю при малейшем намеке на неверное движение. Со спутанными ногами шансов взять верх нет, но даже в этой ситуации стоит предпринять хоть что-то, как только счет немного уравняется.

Когда они снова вернулись на поляну, Коробейник стоял возле фургона, доливая в чашку бренди. Он приветливо кивнул Сент-Иву:

— Глоточек перед сном, профессор? Лучше выпить, пока руки свободны. Это будет выглядеть достойнее.

Ясно, что вопрос был командой. Сент-Ив принял чашку, делая вид, что вне себя от счастья, попробовал бренди и, едва не выплюнув глоток из-за горького привкуса хлорала, со словами:

— Ваше здоровье! — выплеснул отравленный напиток в лицо Коробейнику.

Потом, развернувшись лицом к Гудсону, Сент-Ив вцепился в веревку и, рванув на себя, врезал потерявшему устойчивость громиле коленом в нос с такой силой, что голова того запрокинулась и он рухнул на спину с по-прежнему с намотанной на руку веревкой. В результате Сент-Ива потянуло вперед, несмотря на отчаянные попытки освободиться. Руки Коробейника сомкнулись у него на груди, и он полетел на землю, успев последним ударом впечатать каблук в лоб Гудсона.

Побитый громила с трудом поднялся на ноги, из носа у него лилась кровь.