Глаз идола (сборник) - Блэйлок Джеймс - Страница 46

Дверь гостиницы распахнулась, и, как вы догадываетесь, мы оба резко обернулись. И снова это был не Помазок, а Элис! Она выглядела как невероятно красивая Офелия: темные волосы растрепаны ветром, платье и пальто забрызганы грязью, затравленный взгляд, в тонких пальцах… нет, не букет полевых цветов, а шапочка из асбеста. Элис уставилась на нас, воскликнула: «О, Джек!» — и рухнула на пол в глубоком обмороке.

Утром, когда солнце стояло еще невысоко, а мы с Табби безмятежно спали, Сент-Ив следом за Помазком углублялся в лес. Под дубами и соснами еще царил мрак. От мокрых листьев и хвои, устилавших землю, поднимался пар, рождая туман. Сент-Ив нес с собой асбестовую шапку — за пределами Хитфилда она, по словам мелкорослого провожатого с криминальными наклонностями, представляла собой обузу, но в городке ценность ее была неизмерима. На уточняющие вопросы Сент-Ива Помазок отказался отвечать наотрез. Дескать, ему заплачено за то, чтобы он отвел любознательного джентльмена в Хитфилд, а не за то, чтобы трещал как сорока.

Скоро почва стала черной от угольной пыли, и лес переродился в пустошь, такую же привлекательную, как Города равнины[52] после дождя из огня и серы. Кругом виднелись горы угля, добытого из шахт, уходивших в землю на сто пятьдесят фатомов — достаточно глубоко, пояснил Помазок, чтобы захоронить кучу трупов. Между терриконами и кучами огнеупорного кирпича, необходимого для плавильных печей и потому производившегося сотнями тонн, валялись ржавеющие шахтные вагонетки и какие-то поломанные механизмы; и всё это саваном покрывала черная пыль. Мимо бежал ручеек с черной, словно закопченное стекло, водой.

Утро было воскресным, но из трубы хижины по соседству с одной из куч угля шел дым от топившегося камина. И Помазок повел Сент-Ива к кружной дороге за паллетами кирпича и служебными постройками, сторожась караульного в хижине. Когда они перебрались через ручей по мосткам, утро стало не светлее, а темнее, и вскоре начался тошнотворный дождь. Помазок клялся, что, если бы он знал, что погода обернется против них, он потребовал бы больше шести гиней за хлопоты. И вообще, по справедливости, профессору стоило бы отдать ему остаток сразу и не мучить ожиданием оплаты, потому что на результат отсрочка никак не повлияет, а если их обнаружат и начнут преследовать, тут каждый будет сам за себя. Но если его, Помазка, схватят, то это обойдется Сент-Иву в три гинеи.

— Звучит логично, — ответил на это Сент-Ив. — Но тому, кто заботится о своем будущем, лучше бы исполнять свои обязательства пободрее, а не размышлять о том, как удрать с поля битвы раньше времени. И в случае негативного развития ситуации я тот, у кого есть три гинеи, верно?

Помазок погрузился в молчание, и они двинулись дальше, снова через лес, чавкая по черной грязи. В окрестностях Хитфилда туман немного, примерно до колен, поднялся и повис клочьями на кронах деревьев.

— Молитесь, чтобы туман не прибило дождем, — сказал Помазок. — Туман — самое подходящее прикрытие для залетных птичек вроде нас.

И погода вскоре ответила на его пожелания, ибо туман сгустился, пока они приближались к пределу, где следовало надеть защитные шапки. Здесь Помазок остановился, предостерегающе вытянул руку и прошептал: «Подождите!» А затем, когда успокоилась последняя задетая ими веточка, велел: «Слушайте!»

Донесся отдаленный гул голосов — не бормотание и вопли жителей спятившего городка, а болтовня нескольких здоровых людей. Как близко они находились, сказать было невозможно — туман скрадывал очертания и звуки. Помазок повернулся к Сент-Иву и вполголоса сказал:

— Один писк вашего лордства, и я исчезаю, слышите меня? Вы меня больше не увидите. Я вернусь за платой, которая ждет меня в Блэкбойсе, и скажу вашим приятелям, что всё просто зашибись. Вы останетесь на собственном попечении.

— Согласен, — ответил Сент-Ив, и Помазок пробормотал что-то вроде: «Это и на полпенса разницы не сделает, кто с чем согласен».

Они осторожно двинулись вперед, всё время прячась, пока не увидели впереди дорогу. Туман временами сносило, и взору открывался небольшой отряд солдат в красных мундирах, сидевших под брезентовым тентом.

— «Лобстеры», — шепнул Помазок. — Из Брайтона, уверен. — Он кивнул на густой березняк невдалеке, который тянулся прямо к дороге. — Тут мы и пройдем в сам Хитфилд. Надевайте эту шапку. Натяните пониже на уши. Если потеряете шапку — потеряете мозги, хотя откуда знать, не потеряем ли мы и то и другое, ну, вы меня понимаете.

Сент-Ив приладил на голову изделие из асбеста, представлявшее собой две кое-как сшитые перчатки, пальцы которых торчали вверх, как петушиный гребень, и хорошенько натянул на уши. Немногие звуки тихого утра исчезли окончательно. Научного объяснения защитного действия шапки Сент-Ив не находил, хотя и подозревал, что ответ скрывался в записях лорда Басби. Но больше его занимал вопрос, как Помазок сумел открыть действенность асбестовой ткани, вернее, откуда такой тупица, как он, узнал об этом. Понятно же, что даже если бы у этого ворюги завалялись огнеупорные рукавицы, ему бы в голову не пришло соорудить из них шапку. Помазок явно работал на кого-то, кто обладал подобными знаниями. А поскольку Басби был убит, вычислить имя работодателя Помазка труда не составляло.

«Когда случится предательство?» — думал Сент-Ив, перебегая следом за Помазком к березняку. Разумеется, скоро. Он пощупал выпуклость пистолета под жилетом. Затем сунул руку в карман и вытащил поспешно набросанное письмо к Элис. У него не хватило времени написать всё, что он хотел, — не пришли точные слова. Но если будет нужно, если судьба захочет, он сможет передать эту жалкую попытку в руки Элис, даже если его схватят, а она, по крайней мере, обретет свободу и запомнит его таким, каким он всегда хотел быть — человеком, который стремился вымостить свой брак добрыми намерениями.

Он затолкал письмо в карман жилета, где его легко будет найти, и присоединился к Помазку, замершему в нескольких шагах от края дороги. В момент ее пересечения солдаты, конечно, могли разглядеть сквозь туман два смутных силуэта, но, к счастью, этого не случилось. Через минуту Сент-Ив и его провожатый скрылись из вида. Помазок пробормотал что-то неразборчивое, указал назад, на север — на секунду мелькнули бивак и неясные тени возле него, — а потом шмыгнул в подлесок со стороны Хитфилда.

Сент-Ив для пробы отодвинул свой шлем от уха, и мгновенно, словно пространство его разума заняла готовая иллюзия, к нему пришло странное ощущение, что он оказался на костюмированном балу. Он никогда не любил танцевать и ненавидел маскарадные костюмы, но сейчас возликовал от самой мысли покружиться на паркете бальной залы. Он увидел, как приближается Элис, хотя она была лишь привидением, что его совершенно не удивило. Она несла стакан пунша и словно плыла к нему по шевелящемуся ковру из листьев. Сквозь нее он видел лесной кустарник, и позади нее клубился, словно дым, жуткий белый туман. Что-то случилось с ее лицом. Оно таяло, будто воск на огне.

Сент-Ив дернул шлем обратно, крепко прижимая ладони к ушам. Теперь не было ни Элис, ни маскарада. Безумие просочилось внутрь, как летучий яд, лишь только распахнулась дверь, а затем испарилось, когда дверь захлопнулась. Однако, несмотря даже на шлем, Сент-Иву казалось, что на краю его сознания поселилась какая-то тварь, пока поддающаяся контролю, но напрягающаяся, чтобы освободиться из пут. И чем ближе подходили они к городку, тем настойчивей становилось это ощущение. В голове начали звучать тихие, мурлычущие голоса, нараставшие и стихавшие, подобно освежающему ветру. Совершенно отчетливо ему слышался голос матери, говорившей что-то о пианино. Он вообразил себя счастливым, сидящим на полу гостиной дома своего детства в штанишках до колен, следящим за волчком, который дрожит и клонится в кружении, и его жужжание отчетливо звучало в ушах.