Доктор Акомуто Херовато к вашим услугам! Том 1 (СИ) - Батуридзе Женя - Страница 7

Пациента покатили к операционной.

— Танака, ты идешь со мной! Будешь ассистировать! — бросил я через плечо и, кажется, совсем «убил» его.

Танака ошарашенно смотрел на меня.

— Я?! Но я… я же… я же только…

— Вспомнишь всё, чему учили! Вперёд! Или ты хочешь, чтобы пациент помер у нас на глазах, а Профессор Тайга потом из нас двух котлеты сделал? — усмехнулся я, пытаясь разрядить обстановку. В конце концов, юмор — лучшее обезболивающее, особенно для ассистента.

Танака, видимо, представил себе эту печальную картину. Он вздрогнул, но, скривившись, засеменил за мной. «Вот и отлично. Страх – великий мотиватор», – подумал я.

В операционной уже кипела работа. Медсестры накрывали инструментарий, анестезиолог, казалось, уже совсем дедушка, готовил наркоз. Я даже немного удивился, что все-таки кто-то пришел. Было у меня внутри большое опасение, что операцию ординатора никто не воспримет всерьез.

— Доктор Акомуто, вы уверены? — спросил анестезиолог, смотря мне прямо в глаза.

Я сглотнул. Было что-то в нем такое…

Быстро взмахнув головой и очистив ненужные мысли, я лишь кивнул и пошел дезинфицировать руки. Рядом их вовсю натирал Танака, бледный и трясущийся, как осиновый лист на ветру.

— Не дрейфь, Танака. Нельзя нам волноваться. Надо помочь пациенту и доказать, что мы с тобой не простые оболтусы.

Кажется, это немного помогло взбодрить моего ассистента. Мне, конечно, хотелось продолжить: «А если не справимся, то профессор Тайга нам такое устроит, что сакэ придется не из пиалки пить, а вливать через трубочку».

— Херовато-кун… я… я никогда не ассистировал на такой операции…

— Просто внимательно следи за тем, что я делаю. Как говорит один мудрый народ: "Глаза боятся, а руки делают". Только немного по-другому: руки-то делают, а глаза не должны бояться! Иначе тебе будет хуже, чем пациенту! — Я хлопнул его по плечу, отчего он подпрыгнул. — Давай, Танака! Вперёд, к победе над медиастинитом!

И вот пациент был готов. Анестезиолог дал отмашку, и я подошел к операционному столу. Инструментарий все-таки немного отличался от нашего, но функционал был интуитивно понятен. Ну, как ружья – каждое уникально, но стреляет так же.

— Скальпель! — твёрдо сказал я.

Медсестра тут же подала мне скальпель. Взяв его в руку, я почувствовал привычную тяжесть, то самое ощущение контроля над самой жизнью и смертью. Руки, пальцы – всё работало на удивление идеально, как будто это были мои родные руки, прошедшие через сотни операций, где я в прямом смысле вырывал людей из лап костлявой.

— Херовато-кун… — проблеял где-то рядом Танака.

— Что? — недовольно проворчал я, делая левосторонний торакотомный разрез, открывающий доступ к нижнему отделу пищевода.

— А давно ты стал левшой..?

Я замер. Твою же ж мать. С этим всем я и забыл, что не левша в этом сне. Я пробурчал что-то в ответ, а потом снова сосредоточился на операции. Позже будем расхлебывать, а сейчас нужно спасать пациента.

И вот передо мной открылась грудная полость. Картина была просто ужасающей, словно декорации для фильма ужасов: средостение было отечным, с пузырьками воздуха и признаками воспаления, а из глубины раны пробивался зловонный запах, словно кто-то забыл мусорное ведро на месяц.

— Отсос! Быстро и осторожно! — скомандовал я, чувствуя, как внутри нарастает напряжение.

Медсестра среагировала мгновенно. Мы начали удалять всю ту муть из грудной полости, чтобы получить хоть какой-то обзор.

— Танака, ретракторы! — тот весь аж задергался, и я зашипел. – Аккуратнее, мы ж не в кузнице.

Мои глаза бегали, ища источник кровотечения. Пищевод в области кардиального отдела (ближе к желудку) был отечен, стенка напряжена, словно перекачанная покрышка. Вскоре я увидел его — линейный разрыв длиной около 4-5 сантиметров, из которого сочились желудочный сок и остатки жидкости. Ну точно, как я и думал. Привет, дружище, а я тебя ждал.

— Вот оно! Травматический разрыв дистального отдела пищевода! — сказал я, чувствуя облегчение от поставленного диагноза и одновременно тяжесть от понимания всей сложности ситуации.

Это была крайне деликатная и сложная работа. Ткани пищевода очень нежные и легко рвутся, особенно когда они уже воспалены и отечны. Каждый шов должен быть идеальным, чтобы предотвратить дальнейшее просачивание. Одна ошибка – и всё, финита ля комедия.

— Нужны тонкие атравматические нити!

Я начал осторожно накладывать первые швы, словно чувствуя каждый миллиметр ткани под кончиками пальцев. Сначала шел непрерывный обвивной шов, предназначенный для нежного сшивания краев раны, не натягивая и не травмируя их. Внезапно, когда я уже почти завершил первый слой, из глубины раны хлынула тонкая струйка свежей крови.

— Чёрт! — вырвалось у меня. При такой воспаленной и нежной ткани кровотечение было ожидаемо, но, как всегда, не вовремя. — Танака, отсос. Быстро! — голос мой был ровным, но внутри все сжалось. Старый анестезиолог, словно почувствовав, что дело пахнет жареным, тут же усилил подачу препарата.

Я быстро оценил ситуацию. Кровь сочилась из мелкого сосуда на одном из краев разрыва, который, вероятно, был поврежден воспалением или неаккуратным движением. Это не было массивное кровотечение, но на пищеводе даже небольшое просачивание может быть фатальным.

— Изогнутый зажим, — выдохнул я через зубы. Медсестра подала мне инструмент, и я аккуратно захватил кровоточащий сосуд, чувствуя, как тот пульсирует. — Так, Танака, держи это, — я передал ему зажим, убедившись, что он держит его надежно.

Затем я быстро наложил отдельный шов, чтобы лигировать кровоточащий сосуд. Накладывание швов на таких мелких сосудах всегда требует ювелирной точности. Адреналин бурлил в крови, что внутри аж потрясывало, хотя снаружи я старался оставаться спокойным.

Наконец, все сложные моменты остались позади. Сейчас оставалась лишь монотонная, но аккуратная работа: осторожно, шаг за шагом восстанавливать целостность стенки пищевода, используя несколько слоев швов, чтобы обеспечить максимальную герметичность. Можно сравнить это с вышиванием крестиком, только вместо канвы – живые ткани, а вместо ниток – хирургические шовные материалы. Привычная рутина торакального хирурга.

— Танака, подай… вот этот зажим. Нет, не тот, и не этот. Да, вот он.

Я чувствовал, как ассистент мой понемногу успокаивается, видя, что пока все идет как по маслу и ничего ужасного не случилось. Его движения стали точнее, паника ушла, а на лице появилось что-то, отдаленно напоминающее сосредоточенность. Я даже зауважал немного паренька, не все в такой стрессовой ситуации, так еще и только-только окончив интернатуру, смогут найти в себе смелость и силы проводить такую операцию. Ведь это большие риски, и если что пойдет не так, винить будут весь наш состав.

Я оглядел операционную: я, Танака, старый дедушка-анестезиолог и медсестра, тоже в возрасте. И если то, почему Танака согласился на такую рискованную авантюру, я понимал, то вот что эти двое тут делали по собственной воле, было мне не ясно.

— Херовато-сан, мы пока держимся, но вам лучше бы поторопиться, — словно почувствовав, произнес анестезиолог. Я сжал губы. Сам знаю, что времени мало, но что поделать. Если сильно поспешу, то могу еще хуже сделать.

Однако, к счастью, в итоге все прошло хорошо. Накладывая последний шов на пищевод, я почувствовал, как по лбу стекает пот, обжигая глаза. Я даже не заметил, как сильно был напряжен. Но, что удивительно, усталости, беспокоящей меня уже долгое время, не было, лишь только адреналин и сосредоточенность.

— Всё, разрыв ушит! — выдохнул я, чувствуя, будто груз сваливается с плеч. — Теперь дело за малым.

В целом, остальная часть операции прошла, можно сказать, уже "на расслабоне". Так что когда я произнес "Закончили", по операционной прокатился облегченный вздох. Казалось, никто не мог верить, что эта сумасшедшая операция все-таки завершилась успешно. А я не верил, что наконец-то могу размять затекшие плечи и спину.